Филь и не надеялся, что разговор так быстро повернёт в эту сторону.
– Значит, я могу получить первую порцию денег в счёт погашения займа? – спросил он.
«Здорово, – подумал он с радостью, – не прошло года, как были сделаны чертежи, а он уже всё построил. Видимо, Руфина так хорошо досадила ему, что оставалось только прятаться на стройке…»
– Можешь, – подтвердил Флав, – ты и твой друг-кузнец. Идите к Клементу, он выдаст вам причитающееся.
Не застав в приёмной Ирения, который успел исчезнуть со своей долей, Филь забрал золото у секретаря и припустил к дому, где обнаружил друга в гостиной за разговором с Эшей.
– Я отлично знаю, что тебе нужно, – говорила Ирению стриженая Эша, одетая в мужскую одежду, что делало её похожей на юного паломника. – Велара – сатанинское отродье, которое хлебом не корми, дай напасть на сердара. Так что возвращение привычного облика после тесного знакомства с ней – это обычное для нас дело. Только вот…
Она бросила взгляд на вошедшего Филя, выпроставшего из-под плаща мешок с золотом. Второй такой же лежал на столе перед Ирением.
– …пока ты лечишься, вино тебе воспрещается. Поэтому если настроен отметить возвращение и факт, что наш император для разнообразия, как я вижу, держит слово, у тебя остаётся только сегодняшний вечер.
«Для разнообразия» Филь заменил бы на «неожиданно» – так его удивила лёгкость получения денег. Госпожа Фе успела рассказать, как Флав, ударившийся в экономию после разрушения Кейплига, прихлопнул надежды семьи на получение даже тощей прибыли с Хальмстема.
Пока два его владельца, Филь с Ирением, гонялись по Старому Свету за нергалом, Флав протащил через Совет решение, по которому снабжение Хальмстема в связи с его важностью для безопасности Империи осуществлялось исключительно людьми, утверждёнными Советом. А Совет в лице его председателя, Клемента, вычеркнул владельцев из списка, за что установил им компенсацию в тысячу серебряных аспров, или сто империалов в год.
Такую возможность обойти их на повороте Филь прошляпил, но угрюмо оценил целеустремлённость Флава: император всё-таки построил замок на чужие деньги, а Клемент, как и обещал, будет их теперь понемногу выплачивать сто двадцать лет подряд.
Таким образом, внезапная выплата дивидендов явилась славным сюрпризом. Совесть проснулась, решил Филь, которого жулик-император не первый раз обводил вокруг пальца. Они с Ирением сегодня получили тридцатую часть от вложенного в Газовую гильдию, что составило по пятьдесят империалов на брата, плюс около сотни золотых, спрятанных в амбаре в Меноне, – этого должно было хватить на несколько лет, даже учитывая скорую свадьбу Габриэль с Яном Хозеком.
Остальное золото тоже было недолго ждать, судя по хватке императора, решившего после освещения столичного замка заняться самым прибыльным местом – переулком Пассифон, где располагались бордели и дома свиданий. Спешно проложив туда трубу и установив газовые рожки, Флав запретил обитателям переулка пользоваться свечным и масляным освещением «в связи с пожароопасностью», о чём Габриэль и Эша, хохоча, поведали Филю.
Не имея ничего против прогулки по городу, Филь сказал двадцативосьмилетнему другу, который выглядел как шестидесятивосьмилетний:
– В самом деле, дедушка Вайларк, пойдём! А то вернулись мы глухой ночью, я уезжаю завтра рано утром и пока видел только пару улиц и императорский замок, а все говорят, что тут за последний год понастроили красот.
Ирений нахмурился.
– Как ты меня назвал?
– А тебя никто не заставлял таскать в себе полгода ту велару, – рассмеялся Филь. – Извини, больше не буду!
Ирений с Эшей поднялись, и тут в дом ворвалась Габриэль со степенно ступающей следом матерью. Румяная девушка выглядела счастливой как никогда. Она заметила на столе мешки с золотом и резво повернулась к Филю:
– Это твои?
Он показал на свой и сказал:
– Только один.
Госпожа Фе тепло улыбнулась ему:
– Ты иногда напоминаешь мне фокусника, дорогой! Едва я начинаю волноваться, что нам не на что будет жить, как ты появляешься на пороге с мешком денег.
Габриэль состроила виноватую физиономию:
– Ты и впрямь вовремя нарисовался, дорогой братец, а то мы сегодня потратили последние деньги на мои свадебные наряды!
– Тогда уж «дорогая сестрица», – хмыкнул Филь, стараясь не выказать недовольства пустыми, по его мнению, тратами. – Я завтра отправляюсь в Менону, пусть мне приготовят коня, – попросил он госпожу Фе.
– Я распоряжусь, – ответила она.
– А что ты сам не сбегаешь на конюшню? – поинтересовалась у него Габриэль.
Конюшни Почтовой гильдии, где Филь держал своего коня по кличке Ветер, находились в пяти минутах ходьбы от дома.
– А мы хотим успеть до заката показать Филю город, – протараторила Эша, беря брата под руку и торопясь к выходу. – Его здесь не было полтора года!
Насчёт заката она погорячилась: когда они вышли на улицу, там начинало темнеть и после посещения первой встреченной ими таверны стемнело окончательно.
– Мне много нельзя, я потом ничего не помню, – предостерёг Филь, чокаясь с глиняной кружкой Ирения.
– Не волнуйся, я знаю об этом, – хихикнула разрумянившаяся Эша. – Габриэль нам рассказала о вашей пьянке в Алексе. Ну, за победу над нергалом!
После следующей таверны Филь обратил внимание, что Эша здорово похорошела на свежем воздухе. Её большие серые глаза, глядевшие на него из-под капюшона, сияли. Как и фонари на ближайшей улице, где Ирений вдруг провалился куда-то будто сквозь землю, а Эша потащила Филя за собой, схватив его за руку, желая что-то показать.
Обнимаясь и хохоча, они прошли по освещенному переулку, затем Эша тоже куда-то исчезла, а Филь обнаружил себя в большой, богато оформленной комнате, где к нему подошла девушка невиданной красоты с алой шёлковой лентой в волосах, одетая не хуже, чем была одета Эша, когда спасала их из Бейнака, и мягко взяла его за руку.
– Курносый блондинчик, если у тебя найдётся один золотой, ты можешь остаться здесь хоть на всю ночь, – проворковала она.
3
Погоня за уникальностью при недостатке адекватности зачастую превращает близких в свидетелей результирующей неудовлетворённости, то есть, я бы даже сказал, неудовлетворяемости…
Янус Хозек, из манускрипта «Биография предательства», библиотека Катаоки
Входная дверь с грохотом захлопнулась за Филем.
– Отправляйся и исправляй, что ещё можно исправить! – расслышал он из-за неё напутствие разъярённой госпожи Фе.
Юноша застыл на крыльце, дрожа от холода. На улице был сильный мороз. Глубоко вздохнув, он закашлялся, натянул на рот шарф, надвинул поглубже шапку и зашагал по скрипучему снегу к конюшням Почтовой гильдии.
Он не понимал, что произошло. Возвращаться же и выяснять у госпожи Фе, в чём причина, ему не хотелось. Когда он под утро добрался до дома, то упал, не раздеваясь, на кровать. А уже через час его чуть не пинками выгнали в Менону.
«Ладно, поедем! Там узнаю, в чём дело», – решил он.
Последняя неделя декабря в Кейплиге выдалась такой же холодной, какой бывала обычно в Алексе. Филь шагал по освещенным фонарями улицам, чувствуя, как его руки леденеют в перчатках, и думал, что придётся позаимствовать в конюшне тёплые рукавицы. Его конь Ветер должен пережить эту поездку, а вот самому ему как бы не пришлось ампутировать пальцы.
Малолетний круглолицый конюх, разбуженный в неурочный час, выругался, но выбрался из своей каморки и отправился запрягать коня.
– Куда тебя несёт-то ни свет ни заря? – угрюмо поинтересовался он.
– В Менону, – ответил Филь, здороваясь с Ветром и гладя его по довольной морде.