Молодцы! — одними губами похвалил Тось литераторов. Те довольно заухмылялись.

Уже немного успокоенный Тось повернулся к делегации. Чего ему бояться? Этих шавок? К нему и покруче народ заглядывал.

— Профессор Карлоний! — насмешливый голос некроманта разлетелся по округе. — А вы знаете, что я могу вас убить, не сходя с этого места? Вы готовы принять свою судьбу? Подумали уже, согласитесь мне служить, когда я вас подниму, или нет?

Профессор с достоинством выпрямился, все еще держа в руках свиток.

— Я отдаю себе отчет, что могу умереть в любую секунду! Но вы же понимаете, что я пришел сюда не как боец?

— Да уж понимаю, — хмыкнул Тось. — Это был бы слишком большой подарок. Тогда объясните, на что вы рассчитываете?

— Свободный город Тирту рассчитывает на того, кто способен победить тебя, Антосий Черный! — выкрикнул профессор Карлоний, потрясая свитком.

Тось и литераторы громко расхохотались. К их смеху присоединился леденящий душу хохот находившихся на стене зомби.

— И где же он? — едва не икая от смеха, спросил Тось. — Куда вы его спрятали?

— ОН ЗДЕСЬ! — громогласно объявил Карлоний, и из стоящей за ним группы в плащах вышел один человек, встал рядом с Карлонием и откинул капюшон.

Смех застрял у Тося в глотке. Потихоньку перестали смеяться и все остальные.

Под воротами у Тося стоял его двойник.

Проклятое Отражение!

Тось выругался сквозь зубы. Они что, хотят, чтобы он дрался с НИМ???

— Дурацкая идея, профессор, — голос Тося неожиданно для него самого прозвучал глухо и устало. — С этим… — он на мгновение замялся, — человеком у нас никакого боя не получится. Если у вас все, можете убираться, я вас не задерживаю! — и повернулся, чтобы уйти. Надоело. Как же ему все надоело.

— Постой! — неожиданно подал голос молчавший до сих пор двойник. — Спускайся, я обещаю, что бой получится! Я отсюда не уйду, пока тебя не убью. Рано или поздно я найду способ, ты же знаешь. Этот мир слишком тесен для нас двоих! Спускайся!

Тось хмыкнул и вернулся назад. Сощурился, пытаясь прощупать Отражение на предмет защиты и заранее морщась от того, что придется ощутить на себе собственное прикосновение. Однако через некоторое время с удивлением обнаружил, что, во-первых, не может пробить наложенную на двойника несомненно кем-то очень сильным защиту, а во-вторых, не чувствует ровным счетом никаких прикосновений.

Двойник наблюдал за ним с такой знакомой кривой усмешкой.

— Ну что, убедился? Иди сюда, давай решим, кто останется жить, а кто уйдет к Хельфу в пустоши! Это только наше дело, не их!

На негнущихся ногах Тось повернулся и пошел к лестнице, чтобы спуститься спуститься с башни. Литераторы попытались его остановить:

— Хозяин, может, не надо? — прошептал Жанурий, цепляясь за рукав его балахона. — Может, лучше отсюда попробуете?

Поэт выразил согласие с позицией прозаика, молча заступив Тосю дорогу.

Тось просто посмотрел на них пустым взглядом, и они отступили.

Ворота ему тоже открыли быстро и молча и также расторопно опустили мост. Дежурившие здесь зомби проводили его взглядами, полными ужаса и надежды.

«… после того разговора с Мирой у меня несколько дней все валилось из рук. Я никак не мог поверить, что моя дочь оказалась способна произнести такие чудовищные слова о смерти госпожи Кариты. Это никак не укладывалось в моей бедной голове. Я день и ночь размышлял, пытаясь осознать произошедшее, но так и не смог придумать подходящего объяснения, кроме того, что это ее проклятый брат внушил ей подобные мысли.

Каюсь, данный вывод привел меня в состояние крайней злобы, весьма непривычное и нетипичное для меня. Однако, как здесь говорят, из песни слова не выкинешь, и я с горечью признаюсь в собственном несовершенстве. Да, это есть. Я умею ненавидеть, и не просто ненавидеть, а ненавидеть яростно. Если бы я мог, я бы убил проклятого некроманта голыми руками за то, что он сделал с моей дочерью. У него не получилось осквернить ее тело, но он как-то смог осквернить ее душу.

Впрочем, и мою тоже.

Надо признать, что это недоброе чувство по отношению к темному брату Миры оказалось настолько тяжелым и неприятным, что я уже на следующий день готов был на все, чтобы от него избавиться. Я никак не мог отделаться от него, оно поднимало голову ежечасно, стоило мне только слегка ослабить контроль. О Милостивая моя Анивиэль, прости своего недостойного сына! Я стал хуже лечить пациентов, чем до этого злосчастного разговора! Я даже несколько раз сорвался на учениц, обратившихся ко мне за помощью в университете!

Я не узнавал себя. Я стал похож на туго сжатую пружину, которой достаточно легчайшего прикосновения, чтобы распрямиться.

Никогда в жизни я не переживал подобного.

Никогда в жизни я не ненавидел живое существо настолько, чтобы желать ему смерти.

Пожалуй, я опустился из-за этого проклятого некроманта гораздо ниже, чем моя приемная дочь.

Поэтому когда мой брат предложил мне принять участие в уничтожении этого проклятого ублюдка, я согласился. Хотя в иное время подобное предприятие показалось бы мне весьма сомнительным. Но терзаемый жгучей ненавистью, которую я был не в состоянии взять под контроль, я не смог сказать нет.

Когда мой брат посвящал меня в детали предстоящего события, я смотрел на его красивое, холеное и такое холодное лицо, и мне пришло в голову, что наши эльфийские отстраненность и высокомерие есть не что иное, как способ защититься от таких неприятных эмоций, как та, что владеет мною сейчас. По всей видимости, я был неправ, пытаясь очеловечиться, напрасно отказался от принятой в нашей среде манеры поведения, она не позволила бы мне пасть настолько низко. Я бы смог сохранить свой свет в неприкосновенности, не погрязнув в непроглядной тьме….

И еще одно. Я должен это написать, чтобы быть честным перед самим собой. Я также немного злился на Миру. Она всю жизнь защищала своего недостойного брата, и даже сейчас, когда он всему миру показал свое ужасающе отвратительное лицо, она продолжает поддерживать его, разделяя его мысли. Я не могу понять ее! Она не должна этого делать! А как же наша с ней связь? Как же наше единство мыслей и чувств? Я пытаюсь понять, но не нахожу ответа. Что я сделал не так? В чем ошибся в отношениях с дочерью?….

И еще. Мне страшно признавать, но в настоящий момент я настолько разочарован в себе, что, мне кажется, что часть моей направленной на некроманта ненависти, каким-то образом обратилась на меня самого. И теперь я очень хорошо понимаю Миру, которая заболела из-за того, что слишком сильно винила себя. Впервые в жизни я опасаюсь сойти с ума. Видят боги, эльфы не созданы для таких переживаний….»

(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)

До Черных Прудов Мира и ехавшие с ней мужики добирались около двух часов, и все два часа Мира провела как на иголках. Она с трудом удерживалась, чтобы не торопить старосту, сидевшего с ней в одной повозке, слишком часто. Ей все время казалось, что они едут очень медленно, так медленно, что улитки ползают быстрее. Сначала она время от времени просила возницу ехать быстрее, благо, что повозка, на которой она тряслась вместе со старостой и еще пятью мужиками, ехала первой. Но потом поняла, что ее спутники не просто не торопятся на битву со страшным черным некромантом, а готовы на многое, чтобы ее избежать, и перестала это делать. По всей видимости, небольшая задержка — это единственное, что они могли сделать без ущерба для своей законопослушности. Поэтому Мира собрала волю в кулак и стала просто ждать, изо всех сил стараясь не думать, что там сейчас с Тосем. От этого дорога казалась нескончаемой.

Но все рано или поздно заканчивается, и наступил момент, когда лес, через который они ехали большую часть пути, отступил, и повозка, наконец, выбралась на большое поле, усыпанное серыми камнями. Мира огляделась, пытаясь понять, почему Тось именно это место выбрал своим домом. Наверное, весной и летом здесь было красиво, но сейчас, накануне зимы, это место выглядело голым, мрачным и неухоженным. Не лучшее впечатление производило и строение, возвышавшееся на холме посреди этого поля. Оно было окружено высоким деревянным забором и рвом, наполненным водой, и выглядело довольно странно, представляя собой нечто среднее между Замком Черного Властелина, каким его изображали в детских книжках, и обычной деревенской избой. Над воротами, в настоящий момент открытыми, возвышалась сложенная из бревен башенка, похожая на голубятню, а по периметру забора торчали смотровые вышки, похожие на строительные леса. Кроме того, и строение, и забор были выкрашены черной краской, но не целиком, а так, будто хозяева начали их красить к приходу гостей, но по какой-то причине не успели закончить. Если бы Мира могла, она бы рассмеялась — настолько нелепо выглядело логово страшного некроманта.