Ей тридцать пять лет! Некоторые женщины в эти годы выглядят на двадцать пять плюс пять. Она так не выглядела. Она не посещала фитнес-клуб, не ходила в бассейн, не делала утреннюю зарядку, не имела напольных весов. Она любила шоколад, свежие булочки, сметану и вкусный вредный черный чай по утрам. На обед Она могла сделать повторение утреннего меню. Любила носить носки вместо домашних тапочек, заплетать по нескольку раз в день косу разными способами и не носить лифчик дома. Грудь свою Она терпеть не могла из-за ее размера, формы и тяжести. Конкретная пятерка дынеобразной формы. Грудь колыхалась при ходьбе без лифчика и заставляла ее горбиться. И это постоянное ощущение того, что хочется отстегнуть, снять, отвинтить и выбросить! Слава богу, что рост хороший, как-то скрадывает. Женщине было невдомек, что полнота ее была вкусная, как те продукты, которые она предпочитала.
– А ты не смотри на них.
– На кого?
– На носки, – ответила Она ему со своего нового кресла и поддернула беленькие растянутые носочки на ногах. Ответила таким же ровным и безликим голосом, каким и Он разговаривал с ней. Если вы имели возможность наблюдать в открытом пространстве степи на расстоянии взгляда волнистые передвижения теплого воздуха вдоль линии горизонта, то это природное действие очень похоже на диалог двух представителей разных полов в комнате.
Он сегодня сердился. Любовница после покупки долгожданного кресла перестала быть подвижной, перестала потягиваться, ворочаться, менять позу, как это Она делала в старом кресле. Теперь Она могла полчаса полулежать в нем и не сменить положения тела. У него не возникали мужские желания из-за этого, а время тикало, и стрелки часов приближались к цифре семь. Времени, после которого Он должен быть дома. Там его семья ждет к ужину. Жена и двое взрослых сыновей.
Пятьдесят пять лет! Некоторые мужчины в его возрасте выглядят куда хуже, чем он. Лысиной и животиком обзаводятся. Потеют некстати, краснеют лицом от натуги, предпочитают автомобиль и лифт. Поджарый, мускулистый, с волнистыми, красиво посеребренными волосами на голове, Он манил женский взгляд. Машина у него была, конечно, служебная. Медленно ехала за ним полдороги с работы и на работу. Ходьба прибавляет здоровья, по его мнению. Работа в ФСБ давала ему такую возможность и неограниченное общение с женщинами. А были они на службе все как одна, практически на одно лицо. Дресс-код в одежде, дресс-код в обличии, дресс-код в поведении. Во всем дресс-код! Под козырек и – всегда «готовы». Он посещал спортивный зал, бассейн, массажный кабинет. У него всегда были обработаны ногти на руках и ногах. Мало того, они покрывались невидимым лаком. Не бесцветным лаком! Нет! Именно невидимым. Жена, как гуттаперчевая кукла, никогда не опускала подбородок и не смеялась. Это прибавляет морщин. Ей они ни к чему. Укладывалась спать в специальном шейном воротнике. От этого воспоминания его передернуло всего.
– Именно для этого я прихожу сюда, – не меняя интонации, не отводя глаз от телевизора, проговаривает в пространство комнаты любовник.
– Для чего? Я не поняла тебя.
Ее голова лежит на крае кожаного блюдца.
– Любоваться тобой. – Он кашлянул и расстегнул еще одну пуговицу на рубашке.
– Так кто же тебе мешает? – Голова лениво перекатилась по креслу в его сторону.
– Ты.
– Я?
– Да.
После паузы спросила:
– Как это возможно?
Фраза в форме вопроса, но звучит безлико.
Гладко прибранная кровать с покрывалом без единой складочки ехидно наблюдает за происходящим в комнате. Эти два кресла стали ей ненавистны. Раньше она знала свое предназначение даже среди дня, сейчас она всеми брошена и забыта. Она могла заснуть в кресле с вечера и только после полуночи улечься в кровать. Он так вообще перестал двигаться и передвигаться по комнате. Стало негде. Вошел в комнату, уперся коленями в свое кресло. Сел смотреть на нее. Смотреть стало нечего. Она стала не та. Старое кресло скрипело всем, чем можно было скрипеть. Оно было таким старым, и узким, и низким, что, сидя в нем, ей приходилось постоянно менять положение своего красивого дородного тела. Так, поворочавшись с полчаса, она укладывалась на кровать, чтобы дать отдохнуть телу и потянуться всласть. Распускалась на ней большим экзотическим цветком. Мужчина незамедлительно вставал, быстренько производил одни и те же манипуляции и быстренько так уходил. Она приводила в порядок растрепавшуюся косу и подолгу стояла на кукольном балкончике в два шага. У нее кукольный балкончик, у него кукольная жена. Хоть что-то есть общее.
– Ты стала другой. Я тебя не узнаю.
– Ты для меня прежний.
Она не шевелится. Ее груди не колыхаются. Ее халат не раскрывается в нужных местах и в нужный момент. Ее высокая талия над пышными бедрами ему не видна. Она не встает же! Ей удобно и хорошо полулежать в своем новом и долгожданном кресле.
Он старается не смотреть на кровать. Ему кажется, что кровать над ним насмехается. Воспитан и выдрессирован службой Он так, что не пристало ему что-то делать своими руками. Секретарши его четко знали свои обязанности и напрочь отучили мужчину от каких-либо потуг на этой волне. Потому и менялись они часто, что вскорости их четкое исполнение обязанностей наскучивало ему.
– Прежний? Это хорошо.
– Я знаю, – в тон собеседнику согласилась с ним Она.
Почему бы не сказать ей о своих желаниях прямо? Солдафон потому что. Не пристало ему при высоком чине кого-то о чем-то просить. Женщины сами должны знать свое прямое назначение.
– Ты должна знать и помнить кое о чем. Не первый день свиданькаемся…
– У тебя день рождения? – спросила Она, сонно зевнув в сторону кровати. Кровать воспрянула духом вместе с мужчиной.
– Ты сама не своя. – В голосе мужчины появились звонкие нотки.
– Разве? Ничего нового за собой не замечаю.
– А я за собой замечаю. Мне тебя не хочется. – Он практически лежал, как и Она, в своем новом кресле.
– Отдохни. Ничего страшного. – Она вытянула ногу и положила на край кровати.
– Ты так думаешь…
– Ага… Включи канал с желтым кружочком.
– Пожалуйста… – Он переключил канал. – Я так и уйду?
– Как так?
Ее слух и зрение были обращены к экрану телевизора.
Он с досады закрыл глаза и смог сосредоточиться на воспоминании, как впервые увидел эту русскую красавицу. В тот день Он неожиданно для себя вышел из кабинета и спустился в столовый зал, где вкушали обеденные блюда сотрудники такого таинственного заведения, как ФСБ. Ему стало не по себе и хотелось выйти, пройтись, перебросится с кем-то словцом, анекдотом. Развеяться, одним словом. После визита к врачу день тянулся как резиновый. Проклятая импотенция не давала покоя. Вот дела! Менял секретарш, смотрел журналы, находил сайты определенного назначения. Не заберет его никак, и все тут! Завидев приятное лицо одного из коллег, подсел к нему за столик. Друзей на поприще ФСБ не заводят. Приятное лицо никак не шло на разговор. Оно было занято рассматриванием новенькой из обслуживающего персонала столовой. Посмотрел и Он в ее сторону. Еще раз посмотрел. И почувствовал в себе то, что утратило силу и яркость, из-за чего Он посещал сегодня врача. Женщина с внешностью мамы в молодости, в таком же платье с накладными плечами и низко открытой грудью была волнительно хороша и необыкновенна. Здесь необходимо как можно красочнее описать сей предмет женского обольщения. Предоставляю возможность вашей фантазии включиться в созерцание прекрасного видения. Коса блестящих волос короной украшала ее голову. Могучая крутизна бедер переходила в тонкую талию. Красивые полные руки и тонкие кисти. Несколько родинок чередой катятся по открытой колышущейся груди вниз и прячутся где-то там. Еще одна над верхней губой дерзит и режет глаз.
– Хохлушка, – поясняет приятое лицо напротив. – Они все там такие, с перчиком. Наши сотрудницы все, как сухостой. Отчего молчим?
Полковник ФСБ очнулся.
– Так, дух захватило.
– Давно не посещали общественное питание?