А паучок, чувствуя, что в квартире никого нет, стал осматриваться. Жил он до этого под кроватью хозяина, в правом углу, если заходить в спальню. Воздух по полу шел холодный, хозяин оставлял чуть приоткрытой дверь на балкон. Этот не прекращающийся всю ночь звук «пыс…» сводил его с ума. Тапок паучок не носит по той причине, что у него их нет, да и одеяла тоже. Он уже повзрослел и мог принимать решения. Так он и оказался с другой стороны кровати и повыше от пола. На уровне глаз лежащего человека. Как он попал в квартиру? Так он всем и рассказал!

…Противный сквозной ветер все порывался засыпать мне глаза снежной пылью, хлестал концом шарфа по лицу, сковывал пальцы. Сколько помню себя, никогда не носил перчаток. Детство не в счет! Там мама с папой рулили.

– Давай помогу… – Гордей вертелся вокруг меня.

Наталья голосовала у края тротуара. Тот же ветер срывал с нее капюшон шубки. Женские руки то и дело возвращали его на прежнее место. Она поднимала руки для этого, и шубка задиралась еще выше. Наталья ловила такси. Такси сегодня не проблема, но в такую погоду минута может показаться долгой. Проблема была купить шубку, но вот она на ней, а дерзкий ветер доказывал женщине, что короткие шубки брать не следует. Мне припомнился совсем недавний разговор с Натальей в парикмахерской.

– Длинные шубы только цыгане и носят. Ног не видно совсем. Потом в длинной шубе я буду казаться меньше ростом, – оправдывала свое решение о покупке именно этой шубки и этой весной Наталья.

– В первый месяц весны скидки большие в меховых салонах.

– Ты помог мне купить ее. Добавил.

– Перестань! Я уже забыл про это. Назови это премией.

Продолжая работать руками и перебирая содержимое рабочего ящика, я задумался. Слишком часто Наталья акцентирует свое внимание на мне.

– Почему ты на меня не смотришь, когда разговариваешь? – голос Натальи стал требовательнее.

– Смотрю исподтишка.

– Как это? Что за слово?

– Все ненормальные слова вносит в мой лексикон Гордей. Все вопросы к нему!

Поняв, что снова поставил Наталью в неловкое положение, решил сделать это еще раз.

– Ты на меня запала?

– Ага! Вон прямо у ног твоих и упала. Валяюсь и не встаю.

– Я чувствую это.

– Так ты меня чувствуешь?! А что не действуешь? Я согласна на все.

– Так запала или нет?

– Не то чтобы… Во сне очень уж ярко все происходит. Чего же не попробовать наяву.

– Не морочь мне голову тогда! Тебя спрашиваешь серьезно, а ты издеваешься!

Ветер с новой силой и яростью стал теребить на Наталье шубку. Я отдал ключи от парикмахерской Гордею. Пусть возится. В металлической решетке с трудом проворачивался ключ. Сам, подпертый ветром в спину, наблюдал за голосующей Натальей. Чего она одна? А чего я один? Гордей один. Чего нам всем не так в этой жизни?

Наталья стала усаживаться в машину. И как женщины ходят с голыми ногами? Мороз ведь.

– Все! Готово! Как они ходят зимой в тонких чулочках?! – Гордей тоже наблюдает за Натальей. Мы подняли руки в знак прощания. Женщина помахала нам в ответ. Задержала взгляд на мне. А может, мне так показалось. Машина уехала. Нам с Гордеем не нужна машина, я живу в этом же доме, на первом этаже которого и находится парикмахерская «Лавр».

– Пройдемся? – предложил я.

– Во мне ветер гуляет! А ты – гулять!

– Я это понял. Весь день ветер гуляет, выдул все мозги из твоей головы.

– Тебе ее не жалко совсем? – Гордей заглянул мне в лицо.

Я демонстративно отвернулся.

– Жалко… Пару раз защемило в сердце… Ребенок совсем… Насколько надо любить мужа, чтобы на такое пойти?!

– Не любовь это.

Ветер заставил меня развернуться. Гордей никогда не бесился, как это делаю я.

– Фанатик она! Фанатик его состояния, положения… Как поклонение всяким там богам в древности. У нее мальчишеская внешность. Неужели нельзя было обойтись без всего этого?! – кричал я в поднятый воротник своей куртки. – Девочка взрослеет и становится женщиной. Зрелой женщиной. Ему надо было приостановить процесс. Все равно, Гордей, не для тебя цветет! Хотя с такими выкрутасами и загнуться можно.

Мы постоянно скользили и держались друг за друга. Вон уже и дверь моего подъезда видна.

«Ладно. Не буду сердиться на Гордея. Сам виноват, не надо было рассказывать ему о ней», – решил я.

Сегодня Гордей ночует у меня. Лифт, равномерно жужжа, доставил нас на седьмой этаж. Что вы испытываете, находясь в лифте? Гордей утверждает, что начинает дремать. Я чувствую под собой яму. Очень глубокую и узкую. Ну вот мы и дома. Мне нравятся мои двери. Они такие высокие. Дом старинный, и потолки в нем головокружительно высокие.

– Нравятся мне тут потолки… Высокие. – Гордей, пыхтя, снимал с себя теплые ботинки. Он любил все теплое, мягкое и бесформенное. Если ему отпустить бороду, будет похож на Антуана де Сент-Экзюпери. Очень похож! В моем шкафу лежат его шерстяные носки ручной вязки. Он принес их для того, чтобы кататься в них по моему полу. Пол в квартире выложен ламинированной доской. Даже в обычных носках можно смело прокатиться.

Гордей, надев носки, проехал мимо меня в направлении кухни.

– Пахнет борщом и котлетами. Ура! Твоя домработница тебя балует.

– Тебя тоже. Уверен, когда она готовила, думала о тебе.

– Что пожилая женщина может обо мне думать?

– То, что ты тоже уже пожилой и к тебе можно подкатить.

– С ума сошел.

– Как и ты сегодня в парикмахерской.

Я констатировал факт плохого поведения друга, а тот вдруг сел за стол на кухне и загрустил. Отвернул лицо к окну, за которым шалил ветер. Подпер голову рукой и замер.

– Беда вон какая у человека! Неестественная.

Я раскутал кастрюлю на плите. Полотенца горячие, кастрюля оказалась такой же.

– Котлеты! Угадал.

Я поднял крышку со сковородки, с нее мне на ноги потекла вода. Запах ударил в ноздри.

– Чесночка не пожалела!

Я отправился в спальню. Подошел к кровати и заглянул в плетеное блюдце паутины. В нем паука не было. Я расстроился. Мне хотелось, чтобы паук был на своем месте. Чтобы выжить в таких условиях и сплести красивую паутинку для охоты – надо быть выносливым пауком. Только на кого тут охотиться? Мух, комаров здесь днем с огнем не сыщешь! Вымерли все давно. Я медленно водил глазами по краю спинки кровати, по его покрывалу, по ножке торшера и стене. На углу прикроватной тумбочки торчали две паучьи коленки. Как я обрадовался! Я наклонился к углу, и паучок весь поднялся на край тумбочки, как бы навстречу моим глазам.

– Привет! Как ты тут?

Паучок потоптался на месте.

– Ты меня напугал своим отсутствием, и сеть у тебя пустая… Чем же ты у меня питаешься?

Паучок вздохнул и присел.

– Ты что не идешь? Я разлил борщ по тарелкам. Чеснок чистить? – раздался голос Гордея из кухни, и у меня свело в желудке.

Весь мой организм требовал горячего борща. На кухне правил Гордей. Он знал, где у моей домработницы лежат салфетки, стоят специи, прячется чеснок. Когда я без Гордея ужинаю, то все перечисленное выше не могу даже найти.

Гордей стоял ко мне спиной, когда я вошел на кухню, потому я вспомнил, что не рассказал вам о потрясающей фигуре моего друга. Такая фигура всегда производит волнующее впечатление на женщин. Да и мужчины, думаю, бросают на него завистливые взгляды. Треугольник! Плечи – косая сажень и прямые. Лопатки всегда сведены. Мышечная масса бугрится под рубашкой, и при всем при этом он большой, тяжелый и пухлый. Мне никогда таким не быть! Когда меня называют «стилист», это слово словно обрисовывает всего меня.

Не то чтобы я себе сильно не нравился, но самоедством люблю позаниматься. Я более утонченный, и волосы у меня мягкие и тонкие. У Гордея они жесткие и упругие. Видели бы вы его ногти, короткие, словно обрубленные топором. У меня лопаточкой и со светлыми луночками у начала ногтей. Как положено. Самовитость моего друга настолько развита в нем, что я рядом с ним – стиляга. Возрастной стиляга. А как на нем сидят рубашки! На мне они смотрятся рубашечками.