Едва ли это был неосознанный порыв или толкающий на необдуманные действия подкожный страх. Ты всегда знал, что делаешь и зачем. Ты сам этого хотел и тем более сейчас, когда любое мгновение и утекающие безвозвратно неуловимые секунды буквально отсчитывались вашими сердцами в этих ломанных зигзагах вашей общей кардиограммы. Когда ты пропускал ваш слившийся пульс через кончики своих пальцев, обхватывая обеими слегка дрожащими ладонями её прохладное лицо. Когда практически накрывал её собой, нагибаясь над ней, вглядываясь в её бесчувственные черты, в закрытые глаза, в спящее сознание…

Нет, ты не пытался пробраться в глубины её снов и увидеть, что ей сниться, ты уже давно там прописался. И чем глубже твоё проникновение за пределы яви, тем сильнее она тебя ощущает и тянется за тобой. Это аксиома жизни – ваша священная истина, не требующая доказательств.

– Возвращайся, моя девочка. – прошептать в её сухие, потрескавшиеся и очень бледные губки своим горячим дыханием. Прикоснуться своими к её холодной переносице, на несколько секунд закрывая глаза, слушая, как твоя сердечная мышца бьётся скулящим зверем о костяные прутья грудной клетки, словно пытается отдать часть собственных сил и влить в её пульс мощь своих отчаянных ударов. – Слышишь?.. – прижаться к её лбу своим, глубже зарываясь дрожащими пальцами в её волосы, пряча в ладонях её маленькую головку, будто и вправду намереваясь затянуть всю её в себя.

Отпустить себя, раскрывая веки, всматриваясь в неподвижную маску её нежного чистого личика и с трудом удерживаясь на весу. Едва не задыхаясь от боли и воспаленной лихорадки, от кровавых трещин-разрывов, расписывающих изнутри твоё сердце и окаменевшие шрамы защитного панциря пылающими узорами свежих алых ран. Боже правый! Как же тебя сейчас ломало, дробило кости и выжигало реальным физическим воспалением – в коже, в крови, в обнаженных нервах. Буквально до липкой испарины и вымораживающего озноба. Стопроцентные симптомы наркомана, пропустившего принятие своей исцеляющей дозы!

– Я тебя жду… жду здесь, моя девочка… – и так и не удержаться, впервые за столько дней. А может и сделав это намеренно!

Накрыть её холодные сухие губы сдержанным поцелуем, с трудом соображая, что с тобой происходит и практически срываясь в бездну вашего обоюдного безумия к ней, в её недосягаемые глубины скрытых снов и тяжёлого бессознания. Ощущая буквально на молекулярном уровне и пропуская через все клетки собственного тела вырывающее из реальности давление бешеного полета – смертельного падения в эпицентр вашей вселенной, ваших сплетенных чувств, желаний и жизней. Всего одно мгновение, один удар сердца и захлебывающийся вздох от этой грани, от вероятности потерять сознание самому. Но ты всё равно продолжаешь это делать. Тебя уже ничто и никто не смог бы остановить, даже ты сам! Целовать в её неподвижные губы, смягчать сухость их потрескавшейся кожицы собственной слюной, осторожно очерчивая нежный контур и мягкие изгибы прикрытого ротика кончиком собственного языка. Пьянеть, дуреть за считанные секунды, едва удерживаясь под ударами атакующего сумасшествия и одержимого желания сжать её что силы в своих руках и сделать что-то недопустимое.

Господи!.. Как ты ещё сам не лишился чувств и не скончался тут же на месте от разрыва сердца?

– Возвращайся, Эллис! Ты же знаешь… я тебя всё равно не отпущу! Ты моя… Слышишь? Только моя…

* * *

Если бы ты только знал, как я этого хотела, как рвалась и едва не с отчаяньем тянулась за твоим сиплым голосом, как пыталась вцепиться пальцами в твои запястья и никогда уже больше не отпускать. Вжаться со всей дури, до лихорадочной дрожи и сковывающей мышцы боли. И плевать, что ты сделаешь со мной за это, хоть переломаешь кости или срежешь с себя буквально ножом. Мне уже бы всё равно!

Я же чувствовала и слышала, как сильно ты хотел этого, как сходил из-за этого с ума и какой обжигающей была твоя воспалённая кожа и охрипший голос. Как ломилось моё сердце навстречу твоему сквозь наши рёбра под давлением нереального притяжения, затягивая своей единой пульсацией окружающий вакуум пустоты и рассыпающиеся молекулы немощного мрака. И я действительно всё это чувствовала, через тебя, в тебе, ТЕБЯ! Осязала, поглощала, пропускала каждой порой своей кожи, каждой клеткой раскрытых нервов, не в силах насытиться этими ощущениями, насытиться тобой… твоими губами, вкусом твоего поцелуя.

Это было невероятно, но ты и вправду меня целовал, потому что так мог и умел целовать только ты! И никогда ещё твой поцелуй не казался настолько глубоким, чувственным и реальным. И мне было ничтожно мало, до парализующей боли, до разрыва сердечной мышцы мало и недостаточно. Равносильно тому, как получить всего несколько глотков чистого воздуха, когда от нехватки кислорода у тебя вот-вот откажет мозг, взорвутся лёгкие и окончательно померкнет сознание. Слишком мало для того чтобы выжить и слишком сладко, чтобы вспомнить, каково это – умирать за твоими губами, объятиями и тобой!

«Пожалуйста! Только не отпускай! Умоляю! Не бросай меня!» – стонать в бреду, на грани истеричного срыва, едва соображая, о чём я вообще тебя прошу. Но я хотела этого, потому что иначе, если ты меня отпустишь, я больше не выдержу, у меня попросту не хватит сил. Понимаешь? Я не сумею! Если ты не будешь держать меня, я точно упаду и разобьюсь на смерть, как бы сильно когда-то не мечтала об этом сама.

«Нет! Дэниэл… Дэн! Дэнни… Прошу! Мне страшно! Мне страшно остаться там без тебя!» – я знаю, там темно и оттуда не возвращаются. Может тебе это и удалось когда-то, только не мне! У меня не получится! Я сдохну там без тебя, я стану ничем! Умоляю, только не разжимай объятий… только не дай мне упасть снова…

Наверное, это единственное, что казалось на тот момент самым значимым и жизненно важным, остальное просто исчезло, стерлось в ничто за пределами нашего обоюдного безумия и нас. Я понимала лишь одно – без тебя у меня больше не было ни единого шанса на спасение. Без тебя не будет и меня! Она уничтожит меня, размажет кровавой пылью по своим чёрным зеркалам. Возврата больше не будет! Никогда!

"Я никогда тебя не отпущу… Слышишь? Ты моя!.. Моя, Эллис! ТОЛЬКО МОЯ!" – боже, практически уже свихнуться от этих слов, теряя остатки самообладания и здравого рассудка, потому что дальше начинался самый нереальный кошмар. Дальше мне не оставалось ничего, кроме как с леденеющим от ужаса сердцем ощущать ускользающее касание твоих пьянящих губ, как растворялось в моих трясущихся пальцах осязание твоих рук и объятий… как растворялся ты в чёрном тумане липкой тьмы, накрывшей и окутавшей меня с головой своим плотным и душным саваном. И я ничего не могла при этом сделать, лишь беспомощно хвататься за этот пустой мрак, как за воздух. Абсолютно ничего! Даже закричать…

Господи. Я пыталась, я старалась, я звала тебя, но всё оказалось тщетным. Она накрыла мои глаза и рот непроницаемыми бинтами, затолкала в глотку резиновый кусок тугого кляпа… затянула запястья и щиколотки жёсткими ремнями неразрывных фиксаторов. Вогнала в сердце, в лёгкие и в живот длинные спицы своей раскаленной боли. Моей новой смертельной красной боли.

Нет, нет! НЕТ!!! Не делай этого! Пожалуйста! Не бросай меня! НЕ БРОСАЙ!

Финальная попытка закричать. Провальная и совершенно бессмысленная. Только лишь едва ощутимое скольжение твоих губ по моим, самое последнее и единственное, что заставило меня дернуться из последних сил и… открыть глаза…

…Она ещё шипела, царапалась и дрожала под моей кожей и в каждом гулком ударе сердца, когда я пыталась разлепить веки и наконец-то вырваться из вязкой паутины её гребаного мрака. Но, похоже, моё тело не особо спешило расставаться с её кошмарными объятиями, разве что с жадностью цепляясь за единственное и самое болезненное ощущение – за воспаленную пульсацию на моих пересохших губах. Будто это и вправду был твой поцелуй, твоя осязаемая метка, которую я забрала вместе с собой в реальность из моего же сна. Но разве такое возможно? Чувствовать то, чего никогда не происходило в действительности? Настолько сильно и буквально физически, вплоть до твоего дурманящего вкуса и едва уловимого аромата горькой полыни. Либо я сошла с ума, либо пытаюсь подменить реальные факты на свои больные фантазии.