Ну же! Сделай это! Или убей или… позволь мне закончить этот шаг самой… дойти до заветной грани, переступив запретную черту…
Да…
…протянув дрожащие пальцы к его оскаленной пасти, едва осознавая, что делаю…
…как в полубреду, запустив сомлевшую ладонь в жесткую щетину и вставшую дыбом шерсть…
…вбирая кожей, костями и воспаленными нервами глубокую вибрацию его беззвучного рычания…
…дотронуться до самой уязвимой точки на сердце…
…включить цепную реакцию всесжигающей боли…
…увидеть её смертельную вспышку в вязкой черноте твоих глаз…
…вздрогнуть от сильнейшей отдачи и ответного разряда по собственным открытым ранам и болевым узлам…
…не удержаться… сорваться и упасть…
…Упасть в тебя… в твою бездну… в твою сладкую боль и отравленную чёрную любовь…
Дёрнуться всем телом, от соприкосновения с оголёнными проводами твоих высоковольтных эмоций и сминающих движений, с острыми лезвиями твоей ненасытной тьмы… Едва не застонать и не закричать, не в состоянии поверить случившемуся и пережитому. Едва не скончаться от смертельной инъекции твоего чистейшего наркотика прямо в сердце… Умереть и воскреснуть за одно мгновение, за один сокрушительный удар твоего внутреннего зверя (за один бешеный рывок из тьмы на свою обомлевшую жертву), разорвавшего в одночасье тугие волокна жесткой реальности и нашей переплетенной боли. Почти потерять сознание от твоих губ, накрывших мои сокрушительным вторжением сумасшедшего поцелуя. Упасть, разбиться на тысячи осколков, чтобы тут же возродиться из чёрного пепла твоей бездны кем-то мне ранее неведомой – абсолютно нагой, беспомощной и… пугающе сильной. Обновленной, обезумевшей, сгорающей вживую в первородном огне одержимой похоти – в удушающей клетке твоей наготы, в тебе!
Быть собой и одновременно не узнавать себя, превращаясь в продолжение твоих возбуждающих манипуляций, растворяясь стремительным погружением в твоём поцелуе – в нашей общей агонии первозданного откровения. Боже всемилостивый!.. практически уже не понимать и не чувствовать себя, слившись кожей, эмоциями и сознанием с каждым растлевающим движением твоего тела на мне. И я никак не могла им насытиться и напитаться, как и тобой, твоими губами и языком, атакующими ненасытный вакуум моего рта своими нещадными толчками насилующего совокупления. Ты не просто целовал меня, ты врывался в мою истерзанную долгими ожиданиями обитель, подобно единственному, неоспоримому и законному владельцу. И я впервые открывалась навстречу твоим подчиняющим ударам без страха, паники и безвольной истерики, потому что сама хотела этого… потому что ты делал это со мной из-за меня – ты делал то, чего желала я!
И я была готова умереть в любую секунду и именно от твоих рук. Я больше не боялась твоего зверя, ибо в эти минуты он всецело был моим союзником, даже когда вонзал в мою плоть и в затянувшиеся раны свои ментальные клыки и когти, даже когда рвал и терзал меня твоими ликующими демонами. Я принимала все его наказания и пытки с блаженством покаявшейся грешницы, раскрываясь всё больше и глубже, обнажаясь практически до костей. Я словно и вправду ждала смерти, будто знала, чем всё это вскоре закончиться, поэтому и не могла остановиться. Спешила, как могла, хваталась за эти ускользающие мгновения, как суицидник за последние вспышки угасающего сознания, захлебываясь твоим безумием и твоей всепоглощающей тьмой, как единственными спасительными глотками чистого кислорода. Цеплялась за эти тонкие красные нити переплетённых связей между жизнью и смертью… между мной и тобой… между нашей болью и любовью…
Только в этот раз они стали единым целым, слившись в одно, став нами. Да простят меня вселенские боги, ибо тогда я подверглась одержимости лишь одного уязвимого смертного и его вырвавшимися на свободу демонами – тобой! И в те минуты я бы не подпустила к себе ни одного экзорциста… кроме тебя… Ты и был для меня теперь всем! Моим воздухом, отравленной твоим чёрным вирусом кровью, продолжением меня во всём – моим богом и Дьяволом! Вечной жаждой, неизлечимой слабостью и источником моей жизни – моей ненасытной похотью и главным смертным грехом.
Да, я готова была умереть, лишь бы не терять этих неописуемых ощущений, не терять тебя, твоего тела, нашего бесстыдного соития и не только физического. И чем глубже я тонула и захлебывалась в нём (в тебе!), тем острее впивались в мою воспаленную плоть и в нервные окончания раскаленные лезвия нашего болезненного вожделения. Ты словно сдирал с меня кожу живьем или выворачивал наизнанку самыми чувствительными зонами моего перевозбуждения. Я даже не могла понять, где сильнее всего осязала толчки твоего языка, пока ты терзал мои губы своим прошивающим насквозь поцелуем. Он трахал и насиловал мой рот или я явственно ощущала, как ты растирал им опухшие складки моей вульвы и клитора, вонзая нещадным клинком его анестезирующей боли в пульсирующие стенки моего влагалища? Казалось он был на мне и во мне везде, где только можно и не возможно, как и ощущение твоей оголенной кожи на моей, твоих рук и пальцев, которые впивались в меня сверхпрочными тисками и оковами по всему телу: царапали мой нежный эпидермис, стягивали на затылке волосы, распинали и расписывали пылающими метками своего любимого Хозяина.
У меня больше не оставалось сил даже на то, чтобы немощно стонать в твой рот, вздрагивать и всхлипывать на каждый удар и сладкий "порез" твоего языка по моему. Я просто хотела умирать в этой блаженной агонии целую вечность, окончательно потеряв связь с реальностью и с собственным здравым разумом, но только не с тобой и не с теми ощущениями, которыми ты вскрывал меня до основания, резал, плавил и перепрошивал по всему телу и сущности самыми крепкими красными нитями. Я даже не могла отличить запредельные вспышки болезненного возбуждения от множественного оргазма. А может это и был сплошной оргазм бесконечной эйфории, накрывший меня своим смертельным цунами в тот самый момент, когда я обняла тебя первой со спины? Просто теперь ты усиливал и раскалял его в моих костях, крови и в нервных окончаниях до тех критических пределов, от которых должна была последовать либо мгновенная смерть либо…
Очередная вспышка боли, и в этот раз я все-таки жалобно застонала в голос, не поверив тому, что ты сделал. Прервал свой насилующий поцелуй и опять первым, когда я уже находилась на грани термоядерного взрыва и готова была потерять сознание окончательно. Я не хотела этого буквально до слёз, никогда и ни за что! Как и сводящего с ума разрыва между нашими телами, между нашей оголенной болью. Ты словно и в самом деле сорвал с меня свою же кожу сросшуюся с моей, лишая меня возможности чувствовать тебя всего, льнуть к тебе, вжиматься в тебя, тереться животом и распухшими половыми губами о твою мошонку и каменный член.
Я уже готова была закричать, а то и вцепиться со всей дури всеми трясущимися пальцами в твои волосы, сделать хоть что-то, чтобы тебя остановить. Но ты сам заставил меня совершить это, когда скользнул по мне вниз, меньше, чем через секунду накрыв вершину возбужденного соска моей левой грудки обжигающим вакуумом своего рта, а правое полушарие смяв влажной ладонью и сильными фалангами не менее болезненной лаской. Вот когда я застонала по настоящему, теряя голос и последние остатки самообладания (как будто всё это время я обращала на него внимание). И я действительно это сделала – сжала дрожащие пальчики в твоих мокрых волосах у самых корней, абсолютно не понимая, чем меня на самом деле так выбивает (буквально до потери сознания!), стягивая судорожными спазмами остервенелой похоти в глубинах влагалища и в едва не кончающем клиторе – твоими откровенными ласками, твоими пальцами, языком и даже зубами, скользящими, прикусывающими и массирующими чувствительные соски моих грудей или ощущением твоих натянутых прядей в моих кулачках? А может всего сразу, включая и тебя?
Это была слишком невыносимая пытка, чтобы так долго её терпеть и не сойти с ума раньше времени. Ведь я не знала, чего хочу больше всего в эти мгновения: чтобы ты продолжал, не прерываясь ни на секунду, или разорвал на хрен? – убил и прикончил до того, как я сама сползу на мокрый пол душевой на колени и начну тебя умолять со слезами и истеричными припадками сделать это со мной…
