Может раньше мне и хватило смелости с силами уйти от тебя, сбежать, возможно даже спрятаться, но только не сейчас. Я осознаю свою ошибку лишь теперь, любуясь бескрайними масштабами её последствий со своего нынешнего положения – преступника, сознавшегося в вине свершенного им преступления с полным осмыслением случившегося и происходящего. И если мне суждено принять за него наказание из твоих рук – от рук моего любимого Чёрного Палача, значит, так тому и быть. Я должна через это пройти! Должна прочувствовать через всю подаренную мне тобою боль, твою ненависть и твою священную месть, какой силы была твоя любовь! Всё, что ты пережил за эти годы сам! Всё, что тебя наполняло, чем ты дышал, чем существовал… Если я не могу узнать, что такое быть любимой тобой, чтож… тогда я загляну в бездну её обратной изнанки – увижу и пропущу через себя силу её несоизмеримой боли… И если ты считаешь, что только так я сумею покаяться и расплатиться за все свои смертные грехи, может ты и прав. Но не думай, что я позволю затянуть меня в эту тьму вместе с тобой. Как и не сбегу снова… без тебя…
Наверное только теперь я начала понимать в полную меру всех тех "безумцев", которые жертвовали своей жизнью за свои идеалы и священные цели (включая даже тебя!). Ту же Жанну Д'Арк, сносившую бесконечные пытки с допросами от святой инквизиции – девятнадцатилетнюю девочку сожженную за живо из-за чужих страхов перед силой её веры, перед силой морального духа, который она успела вложить в целую нацию всего за год своей величайшей исторической миссии. Так что, откровенно говоря, на фоне подобных национальных героев моё ответное безумие твоим пробудившимся демонам – это попросту жалкое ничто!
Да, я виновата перед тобой, перед собой, перед нами обоими, и нет страшнее наказания, чем осознания факта, что нашей первой, самой чистой, самой откровенной и светлой любви не удалось дожить до этих дней. Что благодаря лишь моим стараниям она превратилась в твоём и с твоим сердцем в нечто чудовищное, отталкивающее и пугающее до смерти. И что по всем канонам жанра классической драмы я должна была теперь либо сбежать от тебя, либо сойти с ума, или броситься под поезд. Твоя изначальная вина состояла в том, что ты пытался выжить с ней, а она пыталась выжить в тебе, и эта борьба едва не убила вас обоих. Но ты нашёл выход – тебе больше не надо копить эту боль и свою смертельную одержимость в себе. Ты откармливаешь ими своих демонов, своего изголодавшегося за эти годы внутреннего зверя, чтобы спускать их впоследствии на меня и кормить их мной, моей более сладкой и дурманящей тебя кровью – воскрешающим противоядием твоему чёрному вирусу. Только так ты чувствуешь себя живым и цельным, только так твоя собственная священная миссия выглядит для тебя оправданной – когда твои вены и плоть насыщаются чистейшей энергией моей боли, моими страхами и моими смертями.
Думаешь, я не пойму, не увижу и не рассмотрю в твоей жуткой тьме того, что за нею прячется? Не для того ли и говорят, что чтобы побороть свои страхи надо взглянуть им в глаза и принять на себя самый сильный удар. Переступить через себя, пройтись босиком по раскаленным осколкам битых зеркал, протянуть свои пустые ладони рычащему зверю, обнажившего клыки в бешеном оскале, в позе готовящегося к смертельному прыжку хищника. В данном случае у меня не самый большой выбор – либо забиться в угол своей клетки, либо пойти навстречу своему палачу и убийце. И не важно, что при любом раскладе страх будет одинаков, как и сила полученной боли. Я отдам тебе их все до самой последней капли, вместе со своей кровью и тем, что от меня осталось. Я накормлю твоих демонов до сыта и буду кормить их собой до тех пор, пока у них не скрутит кишечник, они не устанут рвать меня… и тебя самого не начнёт мутить от передоза твоей ненависти и мести! Пока ты не скажешь сам себе "Стоп! Хватит!"…
Пока кто-нибудь из нас или не умрет по-настоящему или не сойдёт с ума!.. Пока жива твоя кроваво-огненная Вселенная, сытясь моей болью и твоей кроваво-чёрной любовью!..
…Не знаю, как это назвать – просветлением или полным затмением воспаленного рассудка. Открыть на следующий день глаза в постели своей спальни в твоей квартире на Мейпл-авеню и позволить новому безумию всего за считанные мгновения поглотить меня с головой. Вспомнить вчерашний вечер… вернее, снова ощутить на коже – в миллиардах нервных окончаниях фантомную пульсацию твоих прикосновений, силу и скольжение твоих рук – ладоней, пальцев… глубокое осязание твоей окутывающей близости. Боже правый, ты не покидал меня ни на секунду даже во сне. Твоя тень постоянно и везде находилась подле, нависала надо мной, заползала в моё спящее сознание, стимулировала и растирала до болезненных ожогов все рецепторы и нейроны. Ты следил за мной!
Я давно догадалась, что ты наблюдал за тем, что здесь происходит по скрытым видеокамерам. Единственное, что я старалась не делать – не показывать, что знаю об этом, не выискивать пристальным взглядом возможные точки их местонахождения. Может просто, как бы "не задумываясь" и "неосознанно" время от времени скользила отсутствующим взором по стенам и потолку, каждый раз думая о том, что в эти самые секунды ты смотришь на меня, наблюдаешь и… терпеливо ждёшь… Ждёшь…
Поэтому ты всегда появлялся в моей спальне по утрам буквально через две-три минуты, стоило мне только открыть глаза и показать, что я проснулась. Или как вчера, поздно вечером, пока я не доплакалась до головной боли и не извела себя слезами до болезненной слабости.
Вчера мне было снова больно и страшно, впервые, за весь пошедший месяц я испугалась едва не до смерти… ты напугал меня практически до остановки сердца и полной отключки внутренних тормозов. И чем? Всего лишь выгнав меня из своего кабинета? Чтобы потом прийти, прижать к своей груди, как маленькую девочку, погладить по головке, поцеловать в лобик и на руках отнести в ванную (поскольку своими ногами я бы точно туда не дошла)? Сделать слабой и беспомощной всего за какие-то пару часов изоляции от твоего милостивого внимания, практически разбив в дребезги и вернув в изначальное состояние безвольной куклы. Как будто никакого психофизического восстановления и не было за все эти недели. Я опять превратилась в пластичный моделин в твоих сильных и знающих пальцах, ты снова манипулировал моими чувствами, сознанием и желаниями словно мягком воском практически без каких-либо усилий и напряжения.
"Разве мне можно уже принимать ванную?" – "Я звонил доктору Воглеру, он сказал, что уже можно…" – господи… я ловила тогда любую возможность, чтобы прижаться к тебе, как можно крепче, вдохнуть твой запах… сойти с ума от ощущения твоего сильного тела и рук; слушать твой звучный бархатный баритон снова и снова… Прочувствовать твои пальцы на коже, везде, где только можно и нельзя! Возбудиться до сумасшедшей режущей боли в животе и в вагине, в опухших складках заскулившей киски, онемевшей от мощного притока крови и аритмичных ударов остервенелой похоти в вульву и клитор буквально за один несдержанный вздох-всхлип. Едва не кончить, как только твоя ладонь накрыла мой лобок, скользнув по половым губам и между бёдер почти по всей промежности, когда ты всего лишь попытался намылить меня гелем для интимной гигиены. Осторожно и невыносимо нежно. "Тебе надо сделать эпиляцию" – я чуть не застонала в голос и не затряслась в тот момент, едва не выдав в ответ нечто безумное вроде – Мне надо кончить, прямо сейчас, и чтобы до этого меня довел именно ты! Но я лишь скривила губы в страдальческой улыбке, заливаясь краской блаженного стыда и нескрываемой радости. Ведь для меня тогда это значило только одно – ты не просто это сказал и впервые за те дни, когда я временно перестала следить за ростом волос на своей киске, ты напрямую говорил о том, что очень скоро мы вернемся к нашей совместной интимной жизни. Очень и очень скоро!
Казалось, мне с лихвой и даже в переизбытке хватило этих слов, чтобы снять с моего тела и разума неподъемные оковы пережитых до этого страхов и физической немощи. Я была готова забыть обо всём, смеяться и танцевать, в наименьшем случае плескаться в этой ванной, подобно всё той же маленькой девочке. Но я как-то пересилила распирающую меня изнутри вспышку инфантильного безумства, сдержавшись из оставшихся сил от возможных последствий зародившегося сладкого предвкушения. Я вновь подчинилась твоему решению и твоей воле, словно боялась спугнуть этот момент и тебя. Согласилась с собственной совестью переждать или дождаться своей очереди, не торопить событий и не доставать тебя по каждому поводу и без. Всё равно при любых обстоятельствах право выбора и последнего слова всегда оставалось за тобой. Что такое день (или два) невыносимого ожидания после целого месяца вынужденного воздержания? Я готова потерпеть ещё немного, самую малость… может лишь совсем чуть-чуть.
