Но даже если бы я и оказалась права, разве что-то или кто-то сумел бы повлиять на весь ход событий и особенно на твои принятые по этому поводу решения? Они никогда не обсуждались, не критиковались и являли собой истину в последней инстанции!

И если ты сейчас скажешь, что и следующую неделю я должна буду провести в этой квартире, отменив все свои планы, кто мне вообще позволит возразить и уж тем более устроить показательный скандал с бурной истерикой?

– Я как-то не совсем уверена, что успею провести хотя бы половину из этих фотосессий. Тем более до Рождества осталось всего ничего. И, кстати… – эта тема волновала меня почему-то не меньше, хотя и не понятно из-за чего. Я же никогда не отличалась большой любительницей больших семейных праздников. – На счёт Рождества… Я так поняла ты не сможешь во вторую половину праздничной недели здесь появляться? И подготовки этой квартиры к совместному празднованию нам явно не светит – никаких рождественских ёлочек, гирлянд, ни веночков с омелой…

– Твоя квартира на Лайтвуд-сквер уже практически оформлена и полностью пригодна для жилья. Не вижу никаких проблем или препятствий, если ты вдруг решишь поставить в ней ёлку и придать ей праздничный вид, как и провести там все рождественские праздники со своими друзьями и возможными приглашенными родственниками. – ты даже не стал возражать данному факту, словно уже заранее был готов к его обсуждению.

Хотя, кого я обманываю? Ты и был готов, потому что прекрасно знал об этом! Это же Рождество! Ты уже расписал все дни последней недели этого года ещё до того, как я попала в больницу. И меня там не могло быть в принципе – ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось. Это семейный праздник и ты обязан провести его со своей семьёй. А я не являюсь ею, даже самой её маленькой частичкой. Никакой и никогда!

– Но на праздничный приём в Four Seasons явиться буду обязана?

– Безусловно. И без каких-либо возражений с возможными поводами туда не идти. Если ты уже готова выйти на работу, то явиться на вечер, в честь которого ты собираешься фотографировать всех глав компании, ты будешь даже более чем просто обязана!

Тональность твоего голоса так и не изменилась, выражение лица и очень убедительного взгляда тоже. Только едва тлеющая на ленивых губах улыбка приняла более прохладный оттенок, лишь слегка охладив чарующий блеск твоих ласковых лезвий золотых клинков. И ты не прекращал всё это время скользить ими по моим чертам вместе с кончиками твоих нежных пальцев, как и удерживать моё собственное внимание за их острейшие грани.

И вместо того, чтобы задохнуться от очередного приступа неожиданной боли, разочарования и тоски, меня ещё больше выбивает всесжигающим напалмом твоей психофизической близости. Понимаю, что скрыть от тебя такое просто нереально! Ты прекрасно видишь и мой ответный блеск в моих возможно потемневших глазах (поскольку помутнело в них за эти секунды от прилива крови очень сильно) и распускающиеся по моим щекам, губам и скулам алые пятна неконтролируемого румянца. Возможно даже вбираешь своими пальцами жар моей кожи, усиливая его ещё больше именно касанием своей ладони и взгляда. А я абсолютно ни черта не могу с этим поделать. Потому что буквально горю в этом, едва не задыхаюсь и не цепенею. Она уже наливается обжигающими приливами в пульсирующих складках моей вульвы, в клиторе и в окаменевших почти до судорожной боли мышцах вагины. Ещё совсем немного и из меня потечет и начнёт сводить этим с ума ещё сильнее.

Если ты сейчас прикажешь тебе отсосать… Fuck! Я же кончу только от подобных слов, произнесенных твоим голосом и вида твоего возбужденного члена. И я действительно хочу, чтобы ты это наконец-то произнёс! Прямо сейчас!

Но в том-то и дело! Ты ничего подобного не говорил и не делал за весь прошедший месяц! Даже столь безобидной для моего здоровья мелочи, как оральный секс! Ну, хорошо! Может и не мелочи, но я впервые хотела этого буквально уже до истерики и никак не могла понять, почему? Почему ты лишал меня хотя бы этого? Неужели сильный прилив крови к моим половым органам может каким-то образом помешать восстанавливающим процессам моей внутренней регенерации? Да и как-то поздновато переживать об этом сейчас! Чтобы ты не заметил, как меня ломает и сжигает практически до костей столь откровенной похотью?..

– Может стоит вернуться к более приятной для тебя теме разговора? Ты же вроде собиралась рассказать, чем таким интересным тебя обрадовал на сегодняшнем приёме доктор Воглер.

Было бы у меня в этот момент побольше смелости и сил, вцепилась бы в твоё колено не только ногтями, но и зубами, поскольку желание выкинуть нечто эдакое и весьма безрассудное никак не хотело покидать моего тела, зудящих ладоней и наэлектризованных нервов. Наверное, это ещё не был предел всех пределов. Хотя ощущение, что я хожу на грани и довольно давно возрастало с каждым пройденным днём, пережитой ночью и целомудренными встречами с тобой просто с чудовищной прогрессией!

Бл*дь, сидеть в твоих ногах абсолютно голой, в одном единственном ошейнике (от одного вида которого, да ещё и на моей шее, у тебя должен вставать практически на раз!), жаться к тебе в столь унизительном и самом беззащитном виде и не получить в ответ ничего, кроме твоих снисходительных улыбочек и поглаживаний по головке?..

Или ты хочешь, чтобы я стала умолять тебя об этом лично? Думаешь, у меня не хватит духу и я не сумею?

– Вообще-то он это сделал ещё в понедельник, когда я сообщила ему, что у меня начались месячные. – зато краснеть от смущения при этих словах мне уже не придётся. Я итак красная до кончиков ушей! И на вряд ли от смущения.

Если до этого я понятия не имела, с какой стороны начать данный разговор, то только не теперь. Ты же хотел узнать, от чего меня так распирало за несколько минут до этого? Так получай по полной!

– Я помню тот день. Ты тогда очень… переволновалась, даже есть не могла.

– Я тебе и тогда говорила, что в первый день у меня обычно пропадает и аппетит и физическая активность. Ну а сегодня… – что-то у меня не получилось выдержать твой слишком пристальный взгляд. Похоже, я переоценила свои силы. А может просто снова испугалась? То ли себя, то ли зашкаливающей реакции на тебя.

Опустила взгляд к твоей домашней туфле, будто она куда сейчас для меня занимательней, чем черты твоего внимательного лица.

– Сегодня доктор Воглер сказал, что в ближайшие дни можно уже… не бояться заниматься… половыми… – кажется, от нового приступа волнения я забыла, как это вообще называется.

Половыми отношениями? А разве мы занимались с тобой именно ими?

– Ну… в общем… ты понял! Заниматься сексом! Вот! – это слово тоже звучало не вполне созвучно, но по крайней мере, оно охватывало куда больший спектр, чем предыдущее. – Я могу теперь заниматься сексом!

И идиотскую улыбку при этом сдержать мне так и не удалось. Но ведь всегда можно прикрыться смущением скромной школьницы, даже если на тебе ничего не надето. Даже если знаешь, что рассматривающий тебя Дэниэл Мэндэлл-младший делает это намеренно – наблюдает за всеми твоими немощными потугами и возможно наслаждается твоим скрытым отчаяньем, как когда-то наслаждался страхами и болью.

– Хорошо. Я ему позвоню, и мы обсудим с ним данный момент более подробно.

А вот подобного поворота событий я совершенно ожидала. Можно сказать, ты сдёрнул меня на землю с облаков абсолютно не напрягаясь (как всегда!). Неужели я и вправду думала, что ты прямо сейчас возьмешь и… Боже правый, какая же я дура!

– Ты будешь обсуждать с ним… как заниматься со мной сексом? – сама не знаю, как это вырвалось из меня и как я при этом не разрыдалась, не попросившись сразу же уйти в свою комнату.

– Нет, я буду обсуждать с ним другие, связанные с твоим здоровьем вопросы. И, да, мне надо узнать, какие для тебя сейчас допустимы физические нагрузки и не только в плане секса.

Тебе не обязательно было понижать температуру своего голоса, чтобы я смогла понять, насколько ты сейчас не доволен несвойственным для меня поведением. Я итак позволяла себе слишком многое, а сегодня, видимо, перешла все ограничительные рамки.