Никита стал и старостой класса – редкий случай, когда им являлся мальчик. Когда уроки в школе подходили к концу, он отмечал в классном журнале отсутствующих. И парень сразу заметил в списке незнакомую Машу Обходчикову. Он не сразу, но спросил у классного руководителя:
– Анна Валерьевна, а вы не знаете, что это за Обходчикова Мария в списке?
– Это надомница. В школу не ходит, учителя на дом к ней приходят.
– А почему так получилось?
– Это, Никита, тебе не так уж нужно знать. Но раз ты такой любопытный – скажу, что она болеет. Теперь спроси ещё: чем.
– Спрашиваю! – не отступал парень с самым серьёзным видом.
– Никита! Если только в награду за блестящую учёбу, примерное поведение и как старосте скажу тебе. Аутизм у этой девочки. А вот дальше ничего не спрашивай. Что такое аутизм – сам поищи в книгах, в интернете – ты ж у нас вон какой книгочей!
И до Маркова дошло, что от абстрактных лозунгов он может и должен перейти к конкретным делам – как-нибудь сходить к этой больной девушке и попробовать вывести её из изоляции, убедить стать полноценным членом общества. В этом бы проявился гуманизм его воззрений.
Но только не мог Никита предположить, насколько быстро и неожиданно он сможет встретиться с Машей Обходчиковой.
У него уже выросла младшая сестра Алёна, и в связи с этим их семья переехала в трёхкомнатную квартиру в том же районе, школу менять не пришлось. Никита пошёл тогда уже в десятый класс.
Глава семьи Александр Константинович прекратил свои дальние рейсы, грузовик использовал для перевозки мебели – прежней и новой, для комнаты Никиты и комнаты Алёны.
Возвращаясь однажды с автобазы пешком, Александр Константинович увидел женщину, далеко не пожилую, непомерно нагруженную покупками. Шли они в одном направлении, Александр шёл налегке и почувствовал стыд и потребность помочь.
– Позвольте!
– Да что вы! – радостно и смущённо ответила та.
– Такой груз не для женщин!
– Ну, пожалуйте.
Александр Марков взял одну из сумок – ту, что потяжелее. На лифте они доехали до одного этажа, и оказалось, что они соседи по лестничной клетке.
– Да мы ещё и соседи! – изумился Александр.
– Да-а, я вас видела уже, это вы меня не успели увидеть!
Тут же пришла следом и супруга Маркова, Светлана Михайловна, отстояв свою почётную вахту медсестры.
– Ой, здравствуйте, я тут вашего мужа благодарю за то, что он сумки мне помог дотащить из «Пятёрочки».
– Да, Сашка у меня отзывчивый!
Тот поперхнулся, посмотрел на жену с шутливой укоризной и повернулся к соседке:
– Меня, кстати, зовут Александр.
– Меня – Светлана, – подхватила жена.
– Очень приятно, меня зовут Ирина.
– Очень приятно, – дуэтом ответили Марковы.
– У вас ещё детишки, да?
– Да, двое.
Ирина Юрьевна, спросив номер школы, где учатся дети Марковых, открыла ещё кое-что.
– А в десятом «А» кто-нибудь учится?
– Никита там учится, – с удивлением ответила Светлана Михайловна.
– Надо же! Он же одноклассник моей дочки Маши! Только она у меня надомница, потому что… – последовал вздох.
– Сочувствуем, – проговорила Светлана, догадавшись.
– Аутизм у моей доченьки!
– Это нахождение в своём вымышленном мире с изоляцией от реальности?
– В точности так! А откуда вы знаете, Света?
– Да разбираюсь немного, медсестрой работаю.
– Не устаю я восхищаться вами обоими! Какие благородные профессии и поступки!
– Да ладно вам! – отмахнулась Светлана.
Александр, откланявшись, зашёл в квартиру, Ирина обратилась к Светлане.
– В таком случае я вас особенно в гости приглашаю. Поговорим, может, подробнее о моей дочке, и о ваших детишках заодно.
На этом женщины распрощались.
Никита буквально подпрыгнул от изумления, узнав, что та самая Обходчикова Маша живёт теперь по соседству с ним.
– Не может быть! Как это так?! Я ж её так давно в списке в журнале вижу, не один год! Вот это чудеса! – тут он вспомнил, что чудес не бывает. – Вот это совпадения!
Светлана Михайловна сказала, что зайдёт к соседке пока одна.
Там про Машу она всё хорошо поняла и объяснила матери девочки, дала надежду. Но вот Ирина Юрьевна, в свою очередь, оказалась просто шокирована рассказанным о Никите – о случае с отравлением газом в детстве и о его анархистских идеях и настрое на революцию. Маше, которая не могла даже говорить, она сказала:
– Вот как, дочура моя! Сначала я, было, на что-то понадеялась, узнав, что по соседству с нами твой одноклассник переехал, но потом пришла в ужас: откуда у них взялся такой сорванец?! Мутация какая-то генетическая! От такого тебя, наоборот, оберегать надо! Через полгода только если его приглашу, не раньше, посмотрю, не будет ли буянить!
Маша в ответ только мычала со вздохом.
Но настало всё-таки время, когда и Никиту пригласили.
– Ты только, Никит, поосторожней там, – напутствовала мама, – девочка всё-таки довольно нелюдимая, не говорит даже. Не надо, пожалуйста, никаких резких слов и жестов, лозунгов всяких. Ирина Юрьевна уж слишком насторожилась, узнав о твоих идеях.
– Ничего, мам, она изменит отношение к этим идеям!
– Но не в первый же раз!
– Не в первый, конечно, со временем.
Светлана Михайловна имела и другого рода опасение, которое она не высказала сыну: «Я видела эту Машу. Если и Никита её увидит, то может буквально с ума сойти! Он и без того впечатлителен».
Какой изначально представлялась Никите эта девушка? Он полагал, что в соответствии с её отрешённостью от мира, она должна быть невзрачной и, возможно, с какой-то застывшей на лице сморщенной гримасой. Вообще Никита представлял если не всех, то, по крайней мере, большинство людей с психическими расстройствами неприятными на вид: перекошенными, с вывернутыми руками, волочащимися ногами, отрывистыми криками вместо речи и прочими подобными дефектами.
И вот, узнав, что соседская дочка болеет каким-то аутизмом, отгорожена от общества, в первую очередь, сверстников, он даже не стал питать к ней особого интереса как к девушке. Только лишь считая гуманизм неотъемлемой составной частью анархии, Никита решил посетить соседку в знак признания равных возможностей для всех людей на планете. Не столько он хотел увидеть Машу, сколько она захотела, благодаря своей маме.
Итак, приближался момент их встречи.
– Вон там дочурка моя живёт, – указала комнату Ирина Юрьевна. – Можно к тебе, дочур? – В ответ молчание. – Значит, можно. Молчание у нас – действительно знак согласия. Не захотела бы – запищала бы недовольно. А так – пожалуйста!
Никита зашёл в направлении протянутой руки. И в этот момент у него начался новый жизненный этап. При взгляде на Машу он застыл и пошатнулся. Такой красоты он не видел ни у одной здоровой девушки. Красота казалась неземной, доходила до совершенства: круглое ясное лицо с крупными светло-карими глазами, тёмные переливающиеся волосы, заплетённые в тугую косу, очень развитая фигура. Восторг Никиты дошёл даже до какого-то испуга. Какое-то мистическое чувство пронзило Никиту, несмотря на то что он считал себя материалистом и отвергал всякую мистику, потусторонние силы. Он вспомнил испуг гоголевского героя при виде красоты панночки. Так вот, все мистические ощущения заключались в вопросе: не колдунья ли она? Но в следующую секунду парень ощутил, что такая красота исходит именно от болезни. Он открыл нечто ранее неведомое – какой красивой может быть больная девушка, какую красоту может давать болезнь.
Наконец, до парня дошло, что он уже несколько секунд стоит, не шелохнувшись, с приоткрытым ртом. Он встрепенулся, поперхнулся и смущённо попробовал что-то сказать хозяйке квартиры:
– Спа-сибо, Ирин Юрьна, за приглашение!
Та смотрела в ответ как-то выжидающе, затем снова обратилась к дочери:
– Ну что, Машуль, смотри! Вот мальчик из твоей школы – Никита Марков. Из твоего класса. Ты – надомница, а он ходит в школу. Учится неплохо, особенно по химии. Да? – Никита кивнул. – Вот, если что, поможет.