Утром он проснулся рано, вернее его разбудил первый трамвай. Рельсы шли параллельно дому, и было ощущение, что трамвай идёт прямо посреди комнаты. Сходив в туалет и умывшись, он зашёл на кухню. Андромеды не было. Выпив воды из стоящего на плите чайника, Женя взял большую тарелку и пошёл собирать «абрики». За этим занятием его и застал Игорь.
– Не спится? Когда на работу выйдешь?
Они пожали друг другу руки и Женя ответил:
– Сегодня съезжу в одно место, а завтра выйду.
– Добренько, тогда я на тебя рассчитываю, – произнёс Беспалый собираясь идти к дому, поняв, что другого случая не будет, Женя попросил:
– Игорёк, ты не можешь дать мне немного денег?
Лицо Беспалого приняло скорбное выражение, загрустив, он посмотрел на небо, полез в карман … и расстроился ещё больше – мелких купюр не оказалось. Женьке стало жаль его, и он поспешно добавил: – В долг, заработаю, сразу верну.
Игорь печально вздохнул и протянул полтинник:
– Бери, потом сочтёмся, – приятель взглянул на него серьёзным взглядом и вдруг спросил: – Женя, ты вообще работать собираешься?
– Ну да, с завтрашнего дня, – удивлённо ответил тот, пряча деньги в карман, но его слова не произвели на Игоря впечатления.
– Ты пойми, то чем занимался раньше – ерунда всё это! Деньги пришли – ушли, сел – вышел, так и жизнь закончится. А я предлагаю тебе профессию, которая будет кормить тебя всегда. Этот сезон доработаешь на подсобке, наберёшься опыта, а со следующего выйдешь монтажником. Подумай над моими словами, хорошенько подумай!
Женька расчувствовался, ему захотелось показать, что он по достоинству оценил смысл этих слов.
– Спасибо, Игорь! – благодарно крикнул он вслед уходящему по выложенной плитами дорожке Беспалому, благодаря не столько за деньги, сколько за участие в своей судьбе. Не оборачиваясь, тот поднял вверх руку, и Женя увидел пять коротких растопыренных пальцев. Издав боевой клич, Игорь зашёл в дом.
Глава пятая
Солнце ещё не успело превратить город в раскалённую сковороду, и Женька шёл вдоль трамвайного пути по утренней прохладе остывших за ночь улиц. Дождавшись нужного трамвая, он без приключений добрался до ДЮСШ.
Возле школы стояли вишнёвые «Жигули» девятой модели и белая «Ауди». В зале тренировалось с десяток ребят и среди них Женя, наконец-то, увидел Лысого. Стоя у двери, он с профессиональным интересом смотрел, как тот бьёт по мешку. Приятель заметил его, кивнув головой.
Женька вышел на улицу и, ожидая товарища, присел на скамейку. Спустя час Лысый показался в дверях – в лучах солнца его бритая голова блестела капельками влаги. Во время рукопожатия они, оценивающе разглядывали друг друга.
– Здоровый ты стал! – с уважением заметил Женя, глядя на мощную фигуру товарища. Когда они только познакомились лет десять назад, приятель весил чуть больше семидесяти килограмм, а сейчас в нём была добрая сотня. Поправляться он стал после исторической битвы с паразитами, вёл которую не на жизнь, а на смерть.
***
Лысый любил больших породистых собак, по поводу и без цитируя известный афоризм Шопенгауэра; он был слишком молод, что бы устать от жизни, но собаководство захватило его. В двухкомнатной квартире на Лесном кроме него, отца и матери жило два алабая – кабель и сука. Лысый нянчился с ними словно заправский кинолог: промывал гноящиеся глаза чаем, вычёсывал шерсть после линьки, колол витамины и делал прививки, случал, принимал щенков и заботился о них как о собственных детях. Джерик, огромный белый пёс, спал вместе с ним на диване.
Как-то вечером он гулял недалеко от дома с собаками и, будучи человеком общительным разговорился со старичком-пенсионером, выгуливавшего кокер спаниеля. Лысый видел их и раньше, но до общения дело не доходило. Разговор был ни о чём, перескакивал с одной темы на другую и он, не зная даже зачем, пожаловался собеседнику:
– Вы знаете, не могу вес набрать, ем-ем, а не поправляюсь.
Пенсионер, смерив его взглядом, вдруг посоветовал: – А Вы глистов вытравите.
– Но у меня их нет, – возразил молодой человек, удивлённо взглянув на него.
Собеседник улыбнулся грустной улыбкой и повторил мягко, но твёрдо: – Есть.
Лысый, молча, смотрел в глаза старика, оказавшихся разных оттенков – один был светло-коричневым, а второй почти чёрным – начиная понимать: глисты у него действительно есть! С вившись в кольца, прожорливые чудовища живут в нём, высасывая из тела жизненный сок, отравляют организм, не давая расти. Он увидел это воочию, глядя в странные глаза незнакомца и от увиденного стало вдруг плохо.
– Так что же мне теперь делать?
Хозяин кокер спаниеля повернулся, высматривая лавочку, и увидев, пошёл к ней, увлекая его за собой. Присев, старик расправил стрелки на ношеных брюках и, собравшись с мыслями, произнёс: – Слушайте меня внимательно.
Парень слушал, не перебивая, в конце наставления спросив недоверчиво: – А поможет?
Визави не ответил, лишь утвердительно склонил голову. Они распрощались; Лысый зашагал домой, но занозой засевшая мысль заставила развернуться и догнать старика.
– Послушайте, а почему у вас глаза разные?
– Ах, это, – с лёгкой грустью собаковод посмотрел в сторону кооперативных гаражей, словно там ища ответа и он, повернувшись, взглянул туда же. – В детстве проволокой глаз выкололи. Медицина тогда сами знаете, какая была, вот протез и подобрали не совсем по цвету. А я потом, представьте, доктором стал, даже профессором.
– Почему же Вы его не поменяли? Ведь у Вас наверняка была такая возможность, – удивился Лысый.
– Мне трудно это Вам объяснить. Начнём с того, что я к нему привык, – ответил профессор, театрально разведя руки в стороны. – Этот неудачный протез стал частью моей личности, молодёжи хочется перемен, а нас стариков они пугают. Мы прожили одну жизнь, вместе выросли, потом состарились, так пусть уж он будет со мной до конца, – его левый глаз, увлажнившись, блестел, а правый мрачно мерцал в лучах заката. – Надеюсь, Вы меня поняли. Ну, удачи Вам.
Но Лысый ещё стоял, глядя, как старик неспешно идёт, ровно держа спину. Кокер радостно лаял на рыжую белку, скользящую по веткам ели, а редкие седые пряди на профессорской голове торчали воинственным ирокезом. Развернувшись, ушёл и он; сейчас душа его хотела лишь одного – мести!
***
В тот же вечер Лысый навестил местную достопримечательность, тётю Розу, жившую в соседнем доме. Она редко выходила из своей квартиры на первом этаже, сидя у забранного решёткой окна возле входа в подъезд. То читала, то вязала; мечтала о чём-то или, скучая, лузгала семечки. Казалась, она никогда не спит и местные алкаши прозвали её Не спящей. Доставку продуктов, лекарств, оплату коммунальных услуг и прочее Розалия Львовна оставила на свою немногочисленную родню.
Лысый подошёл к раскрытому окну и, глядя в настороженные рыбьи глаза старухи – он не был её клиентом – спросил:
– Зелье есть?
– Шо-о-о? – недоумённо протянула та. – Нет у меня ничего, богом клянусь.
– Ты, Роза, бога не гневи, – строго сказал ей Лысый, разглядывая жёлтую бородавку на мясистом носе. – Мне для дела нужно, – добавил он, с опаской дотрагиваясь до живота.
– Шо-ж ты сразу не сказал, – равнодушно ответила тётка, не двигаясь с места. – Приходи через полчаса, будет тебе «зелье».
– Только это, не такого как на продажу. Сделай как для себя.
– Сколько тебе, бутылки хватит? – спросила старуха.
– Вполне.
– Тогда завтра приходи, после обеда.
Лысый ушёл, а тётя Роза всё так же сидела, сплёвывая семечки, словно крохотная маслобойка и выбившиеся пряди её крашеных волос в лучах заката сделались, вдруг, маленькими шевелящимися змеями.
Весь следующий день Лысый ничего не ел, лишь злорадно ухмылялся, видя в зеркало свой плоский живот. Вечером он подошёл к знакомому окну, молча взглянув на разгадывавшую кроссворд Не спящую. Она оторвала взгляд от журнала, напряжённо глядя на него, и после затянувшегося созерцания изрекла, указав костлявым пальцем с ярко красным ногтем на парадное: – Зайди.