Опасаясь «Стингеров» самолёты взлетали одновременно с залпами тепловых ракет, фейерверком уходящих в разные стороны белыми полосами. Сбитый на десятикилометровой высоте «Ан», вернее то, что от него осталось, приволокли к аэродрому, и было жутко смотреть на обгоревшие искорёженные обломки, с тяжёлым сердцем ожидая собственный вылет. Ответ Советских войск был страшен: в течение недели «Миги» и «Сушки» утюжили прилегающую к аэродрому местность ракетами, превращая её в безжизненный ад.
В офицерских блиндажах работали кондиционеры и, заходя иногда внутрь, Игорь с наслаждением подставлял обожжённое южным солнцем лицо дуновению прохладного воздуха. Война войной, но основной инстинкт, обострённый чувством опасности – как в последний раз – никто не отменял. Об интимных отношениях «докторши» и командира роты знал весь личный состав, да они и не особо скрывали их. В ту роковую ночь мужчина и женщина занимались любовью в охлаждённом чреве командирского блиндажа. Медсестра была сверху; начался обстрел, шальная пулемётная пуля, прошив деревянную стену, угодила в голову санинструктора, оставив после себя кровавое месиво. Игорь запомнил навсегда её накрытые окровавленной простынёй останки и бледное, забрызганное кровью лицо капитана, нервно курившего в накинутом на голое тело кителе. Война, как «Русская рулетка».
Выйдя на «Черниговской» Женя доехал на трамвае до своей остановки, а там прошёл аллеей шелковичных деревьев к нужному дому. Несмотря на поздний час, дом не спал. Из оборудованной под перевозку конструкций «Газели» два парня выгружали инструменты, перед открытой настежь дверью несколько человек сидело на пластиковых стульях, курили и пили пиво. Ещё одна группа стояла рядом с серой «Таврией», как он понял, все ждали Игоря.
– Здорово, Костик, – приветствовал Женька высокого худого мужчину, которого знал по «до посадочным» временам. Тот обернулся и, узнавая, глянул мутным от «дури» взглядом.
– Привет. Где ты был? – забыв имя, равнодушно спросил он.
– Уезжал, – не стал вдаваться в подробности Женя. – Беспалый будет?
Фамилия Игоря была Беспалый и за глаза его называли только так.
– Должен быть, – потеряв к нему интерес, Костик вернулся к прерванному разговору.
Женя решил сходить в магазин, купить воды на оставшиеся деньги и убить время, но далеко не ушёл. Пройдя метров пятьсот, услышал, как проезжающая мимо «Газель», точная копия той, что стояла у дома сигналит ему нечто вроде «спартаковского» приветствия. Прошло больше трёх лет с их последней встречи, но Игорь узнал его и жестом показывал – возвращайся.
Вернувшись к дому, он увидел что Беспалый, будто атом в центре молекул стоит среди работяг. Заметив Женю крикнул: – Пять минут! – но прошло не меньше получаса, когда он, наконец, освободился.
– Ну что, как ты? Слышал, были неприятности? – спросил он, пожав руку.
– Всё в прошлом. С работой поможешь? Да и жить мне негде.
– С работой помогу. Отдохнёшь пару дней, потом выйдешь подсобником на монтаж. Заказов валом, люди нужны, – ответил Игорь устало, – а живи здесь, у меня же хоромы.
Дав ему двадцать гривен, Беспалый уехал – жил он у жены, недалеко от тёткиного дома – и Женя пошёл устраиваться на ночлег. «Хоромы» оказались комнатой в пятнадцать квадратных метров, в которой по правую сторону от двери стояли пустой пыльный сервант и заваленный монтажным расходником круглый стол. Поверх москитной сетки, среди коробок с саморезами и дюбелями лежала чья-то одежда. Слева, почти впритык, поместились три дивана. В узком пространстве между двумя из них, на брошенном на пол матрасе кто-то храпел, укрывшись с головой покрывалом. Прогретое за день помещение содержало целый букет запахов – от нестиранных носок и потных тел до алкогольного перегара.
«Дурдом!», – подумал Женя и пошёл на кухню. Там на раскладушке спал какой-то неврастеник; едва скрипнула дверь, он открыл один глаз и смотрел на Женю, не мигая, пока тот не вышел. Все спальные места были заняты. Вернувшись в комнату, он выбрал диван по шире и, отодвинув к стене спавшего худого типа, раздевшись, прилёг с краю, подложив одежду под голову, а ноги укрыв половиной солдатского одеяла, висевшего на спинке.
Сон долго не шёл к нашему герою. Глядя в потрескавшийся потолок, Женька переживал заново события последнего времени. Засыпая, он вдруг услышал, как два невидимых собеседника разговаривают стоя по разные стороны его постели.
– Деньги нужны, – начал один знакомым голосом. – Но на зарплату подсобника не разбогатеешь.
– Есть теоретическая возможность, – заметил второй, этим же голосом, но с другой стороны, – сведя траты к минимуму лет через тридцать скопить на хоть какое-то жильё.
– Может и не дожить, – вздохнул первый.
Они закурили, раздумывая. Дым не таял, выстилаясь под потолком вереницей вопросительных знаков, и хотя Женька не курил, ни во что ни вмешивался, молча лёжа под половиной старого одеяла. Если Великий Комбинатор владел тремя сотнями способов сравнительно честного отъёма денег, то Женя знал только один, причём откровенно бандитский.
– Давай, давай, – ухватившись за эту мысль, усмехнулся второй, – ты уже награбил, на четыре года.
– По минимуму больше не дадут, – печально добавил первый. – Лет на семь придётся забыть о воле, тут три, да там семь. Итого, – подвёл он итог, как заправский бухгалтер громко щёлкнув костяшками счётов.
– Десять лет, – пробормотал Женька, с трудом отделяя сон от яви. «Коту под хвост», – хотел добавить он, не особо тревожась, по этому поводу… и уснул.
Тем временем огромный город просыпался. Дворники доставали свои инструменты, проверяя их боевую готовность. Водители трамвайного депо ехали дежурным автобусом, сонно глядя в тёмные тоннели перпендикулярных улиц.
Где-то под Черниговом, в нехоженой лесной глуши, у холодного омута тёмного озера сидела на огромном камне печальная русалка, расчёсывая длинные волосы золотым гребнем. Из глаз её капали слёзы и падали на озёрное дно крупными жемчужинами. А за лесами, упиравшимися вершинами сосен в брюхо ползущих облаков, с могучей груди северного соседа поднималось солнце, оранжевым теннисным мячом. Так началось утро первого дня Женькиной свободы.
Глава вторая
Утром Женя проснулся рано, но вставать не спешил и когда в девять часов поднялся с дивана, в доме никого уже не было. «Отдыхать так, отдыхать», – сказал он себе и, одевшись, поехал на Гидропарк. Сидя на песке, Женька смотрел, как словно игрушечный паровозик, увлекаемый невидимой нитью, влетает в тоннель поезд метро. Он думал, что старый Киев, это не один город, а два – два зеркальных отражения друг друга. И пещеры под ним не хаотичные тоннели, непонятно зачем вырытые монахами, а улицы и площади, строго выверенные дорожные магистрали, уходящие на сотни километров в разные стороны, построенные задолго и до монахов и до легендарного Кия.
***
Он уже смутно помнил, как познакомился с Вадимом, через кого-то из общих знакомых. Это было не столь важно, но сама та встреча стала знаковой в его судьбе. Они искали друг друга по только им понятным признакам, так люди одной концессии, одного рода занятий узнают подобного себе по одежде, словам, поведению. Дружбы между ними не было, они были слишком похожи, и похожесть эта мешала стать им друзьями.
Вадим был на три года моложе, на голову выше, а в Жене с десятого класса были неизменные метр восемьдесят. Вадик всегда нуждался в деньгах, тратя их легко и бестолково – на одежду престижных брендов, на дорогую выпивку, на женщин модельной внешности. Он любил деньги, и деньги любили его. Был он по своему талантлив, но способности Вадима оказались своеобразными. Будучи человеком девяностых, он остался прежним, с устаревшими взглядами на средства достижения цели, а породившее его десятилетие ушло без следа.
Вадик давал «работы» по кражам и грабежам, привлекая Женьку, как бывшего спортсмена для выноса краденого и отъёма материальных ценностей у выслеженного бизнесмена. На первом лежала оперативная часть, на втором – силовая. Между собой деньги делили поровну, при необходимости привлекая водителя с машиной. Не каждая «операция» оказывалась удачной, зачастую сумма, лежащая в сумочке или «барсетке», была несопоставима с риском, которому они подвергались. Но даже того, что удавалось заработать, хватало Женьке на жизнь.
