– Есть мобильный, пошли к тренеру, запишешь.

Распрощавшись с приятелем, он нашёл таксофон и, вставив карточку, набрал номер.

– Алло, Лысый? – волнуясь, спросил Женька, когда трубку сняли.

– Да. Кто это?

– Это Женя, из спортзала, вместе боксом занимались. Помнишь такого?

– Конечно, помню. Ну что, решил свои вопросы?

– Да. Когда в зале будешь?

– Завтра с утра собираюсь.

– Тогда до встречи, я тоже буду, – выпалил он, видя, как стремительно тает время на счётчике телефона.

Повесив трубку, Женька пошёл к остановке, вспоминая такой же жаркий июльский день три года назад. В тот день его и ещё пятерых – двух женщин и трёх мужчин – вели на «флюшку». Без флюорографии тюрьма не принимала и, сковав наручниками попарно, их под конвоем заводили в поликлинику на Троещине, а Лысый, волею случая выходил оттуда. Они коротко кивнули друг другу и то, как он выглядел, отразилось в глазах приятеля. Лысый стоял в стороне, стараясь не встречаться с ним взглядом, словно боялся накликать неприятности и на себя.

Глава четвёртая

Как Женька узнал позже, квартировавшие у Беспалого работяги были из разных регионов. На двух диванах спали ребята из Северодонецка; мужик, которого он отодвинул ночью к стене, оказался Володькой «Бешенным», невысоким нервным типом лет сорока из Ровно, вечно попадавшим в какие-то истории. На полу разместился сварщик из Винницкой области, Женькин одногодок, он был постоянно чем-то недоволен, говорил, причитая, и напоминал ему пессимиста Пьеро из «Золотого Ключика».

Кризис, спустя пять лет поразивший страну тогда мог присниться разве что в страшном сне. В то благословенное, теперь почти былинное время шёл строительный бум, торговля недвижимостью процветала, и биржа труда пользовалась спросом. Как и когда-то рынок рабов в другом легендарном городе на семи холмах – Рим для римлян, Киев для киевлян. Фирма Беспалого на сто процентов состояла из гастарбайтеров. Делая один объект, они ехали на другой, стараясь выжать по максимуму из сезона.

Но как же кухня, спросите вы, ведь там тоже кто-то спал? Ах да, кухня. А на кухне тёткиного дома жил Андромеда.

***

Когда то его звали Андрей Дацько. Отца он не помнил совсем, а о матери остались лишь обрывочные воспоминания. Грязная кухня, пустые бутылки, чей-то громкий смех и пьяная женщина в домашнем халате курящая «Приму». Запах дешёвых сигарет въелся на всю жизнь и не то, что курить, его тошнило даже от дыма. Мамины сожители менялись так часто, что он, перестав их различать по именам, звал всех одинаково – папа. Ссоры в доме не были редкостью и однажды очередной «папа», чего-то не поделив, ударил мать табуретом по голове. Она умерла не сразу, ещё сутки он слышал, как бьётся её сердце, плакал от страха и жалости, всё тянул за рукав.

Кого-то посадили, но Андрею не стало от этого легче. Квартиру забрал ЖЕК, а его отдали в детдом на Сырце, где он и жил до совершеннолетия. Жилплощадь Андрюхе полагалась по закону, но с ней тянули, толи дом в котором он должен был жить, строили, толи снесли. В армию его не взяли, из общежития выгнали, и он остался на улице, работая грузчиком на «Юности». Там познакомился с Беспалым и позже переехал к нему. Монтажник был из него никакой и работал Андрей в доставке, загружая «Газель» материалом и развозя по объектам.

Однажды с производства находящегося выше по улице привезли двадцать заказанных конструкций. Андрей и ещё два парня разгружали их, составляя у забора; водитель, стоя в кузове, замерял каждую металлопластиковую раму, а Игорь записывал в блокнот. Шёл мелкий дождь, все порядком устали и торопились закончить. Андрюха с напарником сняли большую конструкцию в три окошка, ещё один придерживал, дабы не упала плашмя, и несли к забору. Вдруг прямо над ними грянул гром мощным раскатом летней грозы и Андрей, бросив свой край сел на корточки, испугано закрыв голову руками. Тяжеленая рама, жалобно звякнув стеклом, грохнулась об асфальт, и двухкамерный стеклопакет покрылся паутиной трещин.

Беспалый чесал враз покрасневшую лысину, с невыразимой тоской глядя на разбитое окно. Если даже производство поможет с заменой, всё равно он влетал долларов в двести, плюс поджимали грозящие неустойкой сроки установки. Последствия он представил отчётливо и смог только выдохнуть:

– Ну, ты даёшь, Андромеда…

И всё! Раскаты грома ещё не осели за Харьковским шоссе, а Андрей Дацько уже ушёл навсегда, и вместо него явилась на свет новая удивительная личность – Андромеда.

С тех пор к доставке его не подпускали, но он по-прежнему ночевал на кухне, раскладывая кем-то подаренную раскладушку. Махнув рукой на убыток, Игорь устроил его в шашлычную «Золотой Зуб» на Гидропарке. И оставшуюся половину сезона Андромеда рубил дрова, носил воду, убирал небольшую территорию кафе от мусора, расставлял и собирал пластиковые столы со стульями, ездил на рынок докупать продукты, иногда становился к мангалу жарить мясо или печь на углях картошку. В общем, был при деле. На заработанные деньги купил новенький велосипед и гордо ездил на нём, как на красном «Феррари». Всё было просто отлично; работа кипела, квартира ожидалась в самом ближайшем времени и жизнь катилась рифленым протектором по накатанной колее. Но однажды произошла катастрофа – Андромеда влюбился. И хуже того, его любовь была взаимной! Амур, словно выскочивший убийца, пронзил их своею стрелою, и они сами не поняли, как это произошло.

Его избраннице было семнадцать, звали её Валя и росту они оказались почти одного – так сказали говорящие весы на площади. Андромеду не смущало что жила она с сомнительными личностями, называвшими её «доця». Откуда они были родом, он тоже не ведал, знал лишь, что откуда-то с западной и здесь занимались тем, что собирали пустые бутылки, занося положенный процент участковому Пете. Влюблённые виделись каждый день. Он покупал мороженое, дарил гвоздики, угощал пепси-колой. То, что она дымила как паровоз, пила дешёвое вино и нюхала клей, тоже казалось ему вполне нормальным. А отсутствие передних зубов даже придавало ей особый шарм. Как глава семьи Андромеда соорудил шалаш за сценой, где играли музыканты, накрыв кусками шифера. Там они проводили время и строили планы на будущее. «Мамо», узнав об ожидаемой квартире, не препятствовала их связи, лишь приходила время от времени и манила «доцю» пальцем с траурной каймой нестриженого ногтя, сдавая её тело приёмщикам стеклотары. Денег, которые получали взрослые, Валя не видела, ей доставалась растаявшая шоколадка или бутылка водки и она несла заработанное в их с Андромедой «дом», не особо стыдясь того, чем приходилось заниматься. Андрюха знал, куда она идёт, но запретить не мог, лишь выл от бессилия в своей конуре, тревожа отдыхающих безумным воем.

Закончилась Андромедина любовь тем, что Валю «посадили», за кражу и бродяжничество. Дали год как несовершеннолетней и она пошла по этапу, становится на путь исправления. Андрей собирал ей посылки, писал письма, но так ничего и не отправил. Да и куда?

Бригада разбежалась, их лениво искал всё тот же Петя, за «сводничество и вовлечение малолетних…», а если кого Андромеда случайно и видел, то никто о ней ничего не знал, всех волновала только собственная судьба. Он чуть не сошёл с ума от горя, даже пытался покончить с собой, разрезав ножом кожу запястья, но от вида крови потерял сознание. Женя освободился как раз после этих волнующих событий, и потрясённая психика Андромеды ещё долго приходила в себя.

***

Работяги рано ложились и рано вставали, коротая вечера в разговорах за бутылкой пива и косяком конопли. Было почти темно, когда Женька зашёл во двор. У курившего на пороге по пояс голого парня он спросил:

– Беспалый будет сегодня?

– Скорее всего, нет, был недавно, – ответил тот, неопределённо пожав плечами.

В раскрытое кухонное окно Женька увидел жарившего яичницу Бешеного и, сглотнув слюну, пошёл в комнату. Сварщик и один из диванных парней ещё не спали, глядя маленький чёрно-белый телевизор. Газовая колонка оказалась сломана и он, после жаркого дня с удовольствием вымылся холодной водой. Приняв душ, Женька пошёл спать.