– Руки. Подними, – приказал сержант примерно его возраста, дожёвывая бутерброд.
– Что тут происходит? – спросил старший у подоспевших преследователей, столпившихся на обочине.
– Сумка, сумка!
– Беспредел!
– Клятые наркоманы! – заговорили все сразу, радуясь возможности проявить себя.
– Ты что, наркоман? – спросил патрульный, отбирая сумку и сковывая руки сзади наручниками.
– Да, – устало ответил Женька и не соврал: его наркотиком были деньги.
Он сидел на заднем сидении, безразлично глядя на суету вокруг него. На собравшихся ротозеев, на плачущую потерпевшую, всё ещё не верящую в случившееся и её беснующегося пьяного мужа, пытавшегося сквозь стекло милицейской машины добраться до него. Механически отвечая на вопросы, он осознал только теперь, как вымотан и выжат бестолковой суетой последних лет. Женя был почти рад задержанию, с самоедской злостью думая об оставшихся подельниках. «Ну, посмотрим, посмотрим…»
Теперь на какое-то время проблемы с жильём, работой, деньгами перестанут давить на него. Больше не нужно будет за кем-то гнаться, кого-то выслеживать и душить в подворотне. Лёжа на капоте машины, он видел, как развернувшись на клумбе, оставляя его одного, медленно едет красная «пятёрка» в сторону рынка с романтичным названием «Юность».
Глава третья
Женя поднялся с песка и потянулся, с наслаждением вытягивая руки вверх. Он стряхивал с себя воспоминания, будто комья липкой грязи. Попросив знакомого волейболиста присмотреть за вещами, переплыл пролив, разделяющий два острова. Второй остров неофициально считался нудистским пляжем, но в этот раз немногочисленные дамы были топ-лес. Полностью разделись только мужчины и, глядя на них во всей красе обнажённого мужского достоинства, он лишь брезгливо морщился.
Приплыв обратно, Женька присел на пень когда-то спиленного дерева, следя за ходом волейбольных баталий. Играл он не ахти, но когда выпадала возможность, делал это с удовольствием. За прошедшие сутки кроме мороженого, яблок и шелковицы он ничего не ел, да и есть, с нервотрёпкой прошедшего дня не особенно хотелось. Были ещё «абрики», как Беспалый называл абрикосы, росшие во дворе дома. Женя съел утром с десяток, и теперь «абрики» подозрительно урчали в животе.
Он надеялся встретить на «Молодёжке» Лысого – приятеля из спортзала, частенько бывавшего здесь – но как не напрягал зрение, увидеть его не смог. «Придётся ехать в зал», – подумал он. Дождавшись вечера, Женька пошёл к метро, неся в руках стоптанные кожаные туфли – подарок на освобождение. Чужая обувь растёрла ноги, и он шёл без неё, оттягивая момент обувания. Вещи у него были, но хранились в разных местах, и забирать их к Игорю, устроившего из половины тёткиного дома рабочее общежитие он не спешил.
В летние дни станция «Гидропарк» напоминала собой муравейник, а потому доставать среди заполненного отдыхающими вестибюля «волчий билет» Женька не стал. Да, до него никому не было дела, но ему не хотелось прочесть в чьих-то глазах сострадательную жалость и подозрительное любопытство.
Спортшкола существовала благодаря аренде половины помещений офисами коммерческих фирм, спонсорской помощи и альтруизму сотрудников. Она была детско-юношеской, но контингент, посещавший её, давно вышел из отроческого возраста. Директор ДЮСШ мирился с этим, лишь просил тренера разделять время занятий детей и взрослых, ведь на плечах этих людей лежали ремонт помещений и реанимация инвентаря. Школа принадлежала муниципалитету, но средств на её финансирование у города не было. Словно мяч директора всякий раз отфутболивали привычной формулировкой: – Нет денег!
Вот и сейчас вернувшись из Районо, он с тревогой думал, что два летних месяца позади и до начала учебного года осталось тридцать дней, а денег на капитальный ремонт нет. Как и в прошлом году и в позапрошлом. Запершись в кабинете, директор достал из сейфа бутылку водки и налив до половины в гранёный стакан выпил. Сидя за столом, он смотрел мутным от безнадёги взглядом на приклеенный к стене календарь. С огромного фото на него глядели, улыбаясь счастливой улыбкой, обнажённые по пояс братья Кличко. По мере уменьшения спиртного, печали в директорских глазах прибывало. Опьянённый жарой, тоской и водкой он вспомнил то время, когда братья приезжали на спарринги на старой «девятке», бампер которой прикручивали к кузову проволокой, ничем не отличаясь от многочисленной, тогда, мафиозной «пехоты». О тех временах сейчас не вспоминают, дабы не бросать криминальную тень на гордость нации, но директор их помнил.
Братья приехали на спарринг в зал «Динамо», уже на красном джипе «Гранд-Чероки», сложив огромные «хоккейные» сумки на лавку. Боксировавшие друг с другом Кличко замыкали список пар, и разминаться не спешили. Они стояли в новых спортивных костюмах и казались воплощением мечты. Уже тогда вовсю ходили слухи, что ими заинтересовался сам Дон Кинг. Фамилия директора была в середине списка, и он глядел с завистью на баснословно дорогую для него экипировку братьев. Посмотрев на свои стёртые до дыр от бесконечного скольжения по полу кеды, он снял старые боксёрские перчатки и решительно пошёл к Кличко.
– Слышишь, друг, дай рукавички от-боксировать, – попросил директор одного из них, кого именно он уже не помнил, да это и не было важно, показывая забинтованной кистью, на новенькие эверластовсие перчатки, висевшие на канате ринга. Но двух метровый брат отрицательно покачал головой и недовольно проворчал: – Свои иметь нужно.
Директор, вылил оставшуюся водку в стакан, и, не взглянув на календарь, выпил, занюхав рукавом светлого летнего костюма. Стерев выступившие слёзы, он сидел, пьяно глядя на улыбающихся братьев. Он слышал сегодня по радио, что Кличко пожертвовали триста «тон» «баксов» детям одной из беднейших стран Африки и ещё, что каждый их боксёрский вечер приносит денег больше, чем матч футбольной сборной Германии.
– Триста тысяч! Вы кто, негры или братья-славяне?! – возмущённо закричал директор. – Или у нас проблем нет?! Да к метро пройти нельзя, обнюхавшиеся клея дети вповалку лежат на асфальте. Толи спят, толи умерли. В километре отсюда, – он махнул рукой в сторону Броварского шоссе, – несовершеннолетние девочки стоят на трассе, предлагая интим. У нас, что ли всё сладко?!
Директор замолчал, с ненавистью взглянув на пустую бутылку; он думал, что триста тысяч, конечно же, проблемы не решат, нужны реформы на государственном уровне и миллионные инвестиции. «Но это же нужно сделать, нужно!», – злился он, разгорячённый алкоголем и беспросветностью пути, по которому шла, ковыляя, словно хромая кобыла образовательная система. Поднявшись со стула, директор бросил пустую бутылку в мусорное ведро и вышел из кабинета, заперев дверь. Но дойдя до лестницы, остановился и быстро пошёл обратно. Сорвав со стены ни в чём не повинный плакат, он разорвал его, швырнув в урну и постояв с минуту, глядя тяжёлым взглядом на дело рук своих, вышел. Толком, не осознавая причины спонтанной расправы, начальник спортшколы спустился по лестнице и, выйдя из здания, пошёл домой.
***
Дойдя по Шаломке до аптеки, Женя вышел к зданию ДЮСШ и, пройдя вдоль корпусов, столкнулся с выходящим из-за угла директором.
– Добрый день, – поздоровался он, но тот лишь скользнул по нему тяжёлым взглядом. Директор был пьян. Заглянув в зал, Женька приятеля не увидел и, приветствовав тренера, узнал, что Лысый ходит по утрам.
Был не сезон и желающих тренироваться, оказалось немного. Несколько человек сонно били по снарядам, да ещё два незнакомых ему парня строя зверские рожи ходили друг за другом по рингу, изредка нанося несильные удары. Жара давила на плечи и не то, что двигаться, дышать было трудно. Выйдя из школы, он встретил идущего на тренировку приятеля.
– Здорово, Славик! – они поздоровались, стоя на крыльце перед входом и Слава заметил:
– Давно тебя видно не было. Уезжал что ли?
– Да, на три года, – усмехнулся Женька, – вчера только вернулся. Слушай, у тебя телефона Лысого нет случайно?