Чем больше рассказывал, тем мрачнее становилась Киззи. Ей явно не нравилась вся эта череда убийств и рабовладения.

– Это ужасно. – Решила она. – Насилие порождает насилие. Почему твой папа не попытался договориться с охотниками?

– Знаешь, в то время люди были менее сговорчивыми. Вспомни, они же сжигали женщин только потому, что кому—то взбрело в голову ляпнуть, что она ведьма.

Киззи насупилась. Я боялся, что все испортил. Сейчас все было так здорово. Мы гуляем в лесу, только вдвоем. Мне так спокойно не было с тех пор, как закончилась Вторая Мировая война (мы с папой не принимали сторону, но все положение нервировало). И я решил рассказать ей то, о чем молчал с того момента, как сам услышал историю Драгоса.

– Эй, не переживай ты так за него, – попросил я. – Папа передаст его мне на сто восемнадцатилетие. И тогда я отпущу его. Только не говори ему об этом, пусть будет сюрприз, – подмигнул я.

Киззи резко остановилась. Не думал, что произведу на нее такое впечатление. Моя радость продлилась ровно две секунды, а потом я заметил то же, что и она. К нам навстречу бежал огромный черный волк. Левая глазница была пуста.

– Это патрульный, – выдохнул я.

– Чего стоишь?! – запаниковала Киззи. – Надо уносить ноги!

– Тогда он точно тебя убьет.

Вообще—то Киззи повезло, что она со мной. Оборотень не посмеет тронуть ее пока я рядом. Если бы мы не встретились, боюсь, она бы умерла.

Волк остановился напротив нас. Шерсть вдоль хребта стояла дыбом. Он поднялся на задние лапы, и мне пришлось смотреть на него почти под прямым углом. Вдруг он стал меняться: шерсть словно втягивалась в кожу, когти укорачивались. Он тряхнул головой, и теперь на нас смотрел коренастый мужчина лет тридцати (на самом деле он был в разы старше.)

Как человек он выглядел вдвойне ужасно. Пустую глазницу он и не думал прикрывать. Серебристые волосы до плеч встали дыбом, будто заменяли загривок. Голый торс покрывали борозды шрамов.

– Ты знаешь, что находишься на нашей территории, Стефан? – угрожающе прорычал оборотень.

– Самайн. – сухо сказал я. – Конечно знаю. Но ответь, когда вожак Бертолдо запрещал мне это?

– Тебе – никогда, – сощурил желтый глаз Самайн. – Но вот о девчонке речи не было.

Он говорил хрипло. Настолько хрипло, что я все время ждал, когда же он откашляется.

Волк шумно втянул носом воздух и оскалился в улыбке.

– Так она человек, – понизил голос он. – Как думаешь, обрадуется ли Влад, когда узнает, что ты, Принц Тьмы, водишь дружбу со смертной девчонкой, а?

По спине пробежал предательский холодок. Не думаю, что папе понравится. Я уже нарушил столько правил: сбежал один в город, отпустил Драгоса, рассказал Киззи кто я такой на самом деле.

– Отстань от н—него! – грозно бросила Киззи, хоть ее голос и дрогнул.

– А то что? – рассмеялся Самайн. Я всегда представлял, что так смеются гремучие змеи. – Ну? Что ты мне сделаешь?

Он поднял огромную руку. Зачем? Не знаю, я не успел подумать. Со скоростью кобры я встал между волком и девушкой. Прежде, чем рука опустилась, я перехватил ее и с силой сжал запястье.

– Очень не советую. – Сказал я, пристально глядя в глаз противника. – Тебе не понравится результат.

Насмешливая улыбка стерлась с лица Самайна. Несколько секунд он смотрел удивленно; в единственном глазу промелькнула тень страха. Затем кожа на лице и шее стала краснеть от злости. Он отнял руку, которая уже начала покрываться черной шерстью.

– Почаще оглядывайся, Принц Тьмы. – прорычал он. – вокруг полно осины.

Едва он договорил последнее слово, уже опустился на четыре лапы и бросился назад в гущу леса. В какой—то момент он остановился, сверля нас жестким взглядом здорового глаза, а потом скрылся за деревьями.

И очень вовремя, потому что колени принялись дрожать словно в лихорадке, и я чуть не упал. Адреналин стремительно покидал тело, в глазах стало мутно.

– Зачем ты так? – тихо сказала Киззи позади меня. – Он ведь может убить тебя.

– Он? – пискнул я. Потом прочистил горло и продолжил: – Мог бы, если бы не боялся отца. Не волнуйся на его счет, никто тебя не тронет пока я рядом. – Мне снова стало жарко. Да как можно было такое ляпнуть? – То есть… я не…

Но Киззи не слушала мои жалкие оправдания. Она просто обняла меня.

– Спасибо.

Я нервно улыбнулся. Мысли путались. Не уверен, что смог бы в тот момент правильно назвать свое имя.

Так же быстро Киззи отстранилась.

– Слушай, а ты всегда в таком виде ходишь? – сказала она уже обычным хулиганским тоном, указав на мою рубашку и жилет.

– А с этим-то что не так?

– В наше время так никто не ходит, – с важным видом объяснила она. – Как насчет встретиться завтра в «Джонас шопе» и купить тебе что-нибудь посовременнее, мышонок?

– Не называй меня так, – проворчал я, но улыбку сдержать не удалось.

– Да ладно, тебе же нравится!

Глава 5

Не—свидание

На самом деле я был доволен своим гардеробом. Мне просто хотелось провести время с Киззи. В голове то и дело появлялось навязчивая мысль: «Это свидание». Но я одергивал себя: «НЕ свидание. Будь это свидание, она бы сказала». Тогда сознание выдавало коварное «Ты уверен?», и я сдавался. Мне хотелось верить. Я с нетерпением ждал назначенного времени, стараясь выглядеть не слишком счастливым.

Уйти незамеченным сегодня будет гораздо сложнее, чем вчера – отец никуда не собирается. А прямо говорить ему я, конечно, не буду.

После обеда я подошел к Драгосу, который развалился в кресле возле камина. Он читал старую книгу из папиной библиотеки. Видимо, он совсем заскучал, потому что увидеть Драгоса с книгой то же самое, что и увидеть Комету Галлея. Присмотревшись, я прочитал: «Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир. Губы невольно скривились. Что за пошлость. Абсолютно ненужная трагедия в конце. Стиль повествования беден, как бродячий музыкант. Не понимаю почему все боготворят эту пьесу. Но сейчас было не время для литературной критики. Я помотал головой, отмахиваясь от мыслей о Самом Большом Шекспировском Провале, и приблизился к Драгосу.

В гостиной мы были одни. Папа был… не знаю, может в своем кабинете, возился с документами, или где он еще может быть. Во всяком случае, не здесь.

Я откашлялся.

– Драгос?

– Что? – он даже от книги не оторвался.

– Мне нужно с тобой поговорить, – выдохнул я. Ладони стали липкими от пота. Я нервно мял край рубашки.

Драгос почесал подбородок.

– У тебя для этого есть отец, разве нет?

– Я не могу говорить с отцом о том, что хочу от него скрыть, – раздражено съязвил я.

Драгос глянул на меня исподлобья и отложил книгу. Серые глаза блеснули.

– А вот это уже интереснее. Выкладывай.

Я набрал в грудь побольше воздуха и выпалил скороговоркой:

– Мне надо уйти ненадолго – всего на пару часов. Папа не должен узнать. Поможешь?

Оборотень коварно ухмыльнулся:

– Что это у тебя за тайные дневные дела, а, Стефан?

Я изо всех сил надеялся, что не покраснел. Говорят, мысли материальны.

– Я… м—м… объясню все, когда вернусь. Пожалуйста, Драгос, это очень важно.

Драгос издал хриплый звук, что—то между кашлем больного и смешком. Я с содроганием вспомнил Самайна.

– Ладно, помогу. – пообещал он. – Есть у меня одна идейка. Возвращайся через окно в своей комнате.

– Здорово! Спасибо! – я едва сдержался, чтобы не обнять его. – Я твой должник!

И я побежал в свою комнату, на ходу думая, что мне не стоило разбрасываться такими словами перед оборотнем, отбывающим пожизненный срок, служа Князю Тьмы.

Теперь оставалась только одна проблема: я не могу позволить себе просто расхаживать под солнцем, если, конечно, не хочу превратиться в кучку пепла. А еще я не могу позволить себе показаться перед Киззи в нелепой широкополой шляпе. Папа может. Он выходит только в больницу, а там его уважают (читай: боятся). Мне хотелось произвести на Киззи хорошее впечатление. Поэтому нужно было найти у себя менее старомодные вещи.