– Драгос, мы можем поговорить?

Волк покачал головой.

– Прости, парень, у меня другие планы.

Я сник.

– Что за планы?

– Буду отсыпаться.

Здорово. Прекрасно. Всем наплевать на бессмертного подростка. И снова я наедине со своими мыслями. Так и свихнуться не долго. Я решил, что лучше маяться на свежем воздухе, чем в четырех стенах. Тем более, что разросшийся вокруг поместья лес зачарован так, чтобы с приходом зимы листья не опадали. Ни один редкий лучик осеннего солнца не пробьется сквозь листву.

В это раз воспользовавшись дверью, я нагло сбежал и даже не подумал спросить разрешения.

***

Я сидел на нижней ветке здоровенного бука и наблюдал за белкой, скачущей с ветки на ветку. Листва замерла, и в следующее мгновение белка перепрыгнула на соседнее дерево. Я услышал голоса.

Сначала я подумал, что это щенки из стаи Драгоса сбежали из—под родительского присмотра. Но затем я услышал тот самый голос, что всю ночь не давал мне покоя.

– Да хватит уже ныть, Хаски! – воскликнула Киззи. Кусты задрожала, и она появилась под моим буком. – Если не нравится, можешь уходить. Тебя здесь никто не держит!

За ней, раздвигая ветки, появился какой—то парень. Высокий, с копной светлых кудрявых волос и недоверчивым выражением лица. Он был хорош собой, что мне совершенно не нравилось. Я нахмурился, крепче впившись пальцами в шершавую кору бука.

– Я не ною, – заспорил парень, которого назвали Хаски. – Просто мне прилетит за прогулы. А еще нам нельзя ходить сюда. И вообще, ты уверена, что это действительно были оборотни? Я имею в виду, громадные человекоподобные волки?

– Да, да и еще раз да! – Раздраженно бросила Киззи. Судя по всему, этот разговор проходил не в первый раз. – Стефан тоже их видел.

Хаски остановился.

– Давай еще раз. Кто такой Стефан? Тот странный парень, которого ты видела один раз и не знаешь о нем ничего, кроме имени? Этот Стефан?

«Заткнись и уходи отсюда,» – хотелось крикнуть мне, но я промолчал. Хаски мне нравился все меньше и меньше. Учитывая то, что я не проникся к нему симпатией с самого начала.

Киззи выглядела так, будто сейчас ударит Хаски. Не могу ее винить, я бы сделал то же самое. Но она круто развернулась и больно ткнула его пальцем в грудь.

– Уходи. – прошипела она, пострашнее всякой гадюки. – Хорош друг, такой же, как и все. Давай—давай, шевели ластами, пока мама тебя не позвала.

– Но… – Хаски удивленно округлил глаза. Хотя я не понял почему. Ох уж эти люди.

– Проваливай, – повторила девушка.

Хаски захлопнул рот, как выброшенная на берег рыба. Его лицо стало серьезным, брови нахмурились, и он молча развернулся и ушел, засунув руки в карманы.

Киззи часто—часто задышала. Я думал, она сейчас заплачет, но не на ту напал. Она просто ударила кулаком по толстому стволу бука, на котором я сидел, и тут же вскрикнула от боли.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – бормотала она пока гладила ушибленное место.

Не знаю, что заставило меня сделать это. Может мне было невыносимо видеть грустную, злую Киззи. Я покрепче вцепился ногами за ветку и свесился головой вниз прямо к ее лицу.

– Меня ищешь, принцесса?

Киззи снова закричала, теперь уже от страха. К сожалению, первым ее порывом было ударить меня прямо в лоб.

Ноги соскользнули, и я упал, ударившись обо что—то. Боль пронзила голову. Киззи ахнула и тут же подбежала ко мне.

– Прости – прости, я не хотела, просто не ожидала тебя увидеть, – на одном дыхании выпалила она.

Боль не унималась, а спину я обо что—то поцарапал, и теперь она саднила. Но я натянул улыбку и ответил:

– Да ничего, я в порядке.

– Да? Тогда вот еще, – и Киззи ткнула меня под ребра.

– Ай! За что?!

– За то, что пугаешь!

– Прости.

– Прощаю.

Я поднялся и стряхнул чешуйки коры и опавшие иголки с одежды. Эффект неожиданности – это хорошо. Вот только на войне, а не когда хочешь произвести впечатление на девушку. Думаю, эту историю следовало назвать «Десять способов выставит себя дураком или как НЕ надо делать, чтобы понравиться кому—то».

Мы помолчали. На Киззи снова была вчерашняя черная толстовка. Я вспомнил о порезах на запястьях и хотел спросить, но передумал. Мы знакомы меньше суток, я не имею права лезть в душу. Вместо этого я поинтересовался:

– Так что ты тут делаешь?

– Хотела показать Хаски оборотней, – пожала она плечами.

– А это Хаски, он?.. – будто бы невзначай продолжил я.

– Друг из школы, – пояснила Киззи, и я тихо вздохнул. – По крайней мере, он им был. – Она помолчала несколько секунд. – Этот лес такой странный. Каждую зиму он остается таким же, каким был летом. Даже листья не желтеют.

Я понял, что она не хочет говорить о друзьях, и сделал вид, будто не заметил, как она свернула тему.

– Ничего необычного, – пожал я плечами и медленно пошел вперед. Киззи двинулась следом. – Просто папа зачаровал его несколько лет назад, чтобы я хоть иногда мог выбираться из Кровавого Дома.

– О, как предусмотрительно, – оценила Киззи. Но потом нахмурилась и добавила: – Ну вот, Стефан, теперь я говорю как ты.

Я посмеялся. «Рядом с тобой я чувствую себя обычным,» – проскочила в голове мысль, но вслух я ничего не сказал. Хотя я и не особенно понимал, что значит быть «обычным». Я чувствовал себя уязвимым, как черепаха без панциря. И это не было похоже на то, что я чувствовал до встречи с Киззи. Если все смертные чувствуют себя как черепахи без панциря все время, то мне не хотелось быть смертным.

Мы молча прошли какое—то расстояние по мокрой от росы траве. Там и тут виднелись редкие лужицы тусклого осеннего света, которые я старался избегать. Я видел, что случилось с папой в тот раз, когда я, еще совсем маленький вампир, забрался на крышу поместья, чтобы посмотреть на рассвет. Папа тогда едва успел спасти меня, а сам обжег палец. Он мучился несколько недель. Палец обуглился, ныл и в конце концов отвалился. С тех пор я твердо знал – свет опасен для таких, как мы.

– Такое чувство, что я в «Сумерках», – нарушила молчание Киззи.

Не уверен, что правильно понял ее.

– Не так уж тут и темно, – я почесал подбородок. – В сумерках еще темнее бывает.

– Что? – Киззи на мгновение остановилась и непонимающе посмотрела на меня. Затем улыбнулась и засмеялась.

– Что? Что я такого сказал? – я тоже начал улыбаться. Она так заразительно смеется.

– «Сумерки» – это фильм, – сквозь смех выдавила она. – Ты что, не смотрел никогда?

– Нет, – я перестал улыбаться. – О чем он?

Киззи тоже успокоилась, хоть на ее лице все еще играла улыбка. Она пригладила волосы, и мы пошли дальше.

– О девушке, которая влюбилась в вампира, – объяснила она. Мне вдруг стало так жарко, и я отвернулся. Изучал взглядом деревья, которые и так видел сколько себя помню. – И еще там были оборотни. В фильме было много леса и темноты. Вот и мы с тобой: девушка и вампир, идем по темному лесу, и где—то рядом ходят оборотни. Правда в «Сумерках» оборотни были поприятнее.

Вся радость покинула мое тело, как воздух со свистом покидает дырявый шарик. Мне больше нравилось начало. Но затем Киззи продолжила, и мне пришлось отвлечься от самобичевания.

– Помнишь вчерашнего оборотня? Ну, того, который спрашивал тебя о чем-то?

– Ты про Драгоса?

– Я не знаю, как его зовут, – отмахнулась Киззи. – Он что, кто—то вроде няньки для тебя?

Я почувствовал, что краснею.

– Нет, Драгос кто—то вроде слуги для меня. Он служит моему роду, – объяснил я.

Киззи задумчиво кивнула.

– Я думала, оборотни и вампиры – враги.

– Раньше так и было, – согласился я. – Еще до моего рождения. Но в какой—то момент людям надоело, что полу волки каждые несколько лет вырезают половину жителей городка. Они устроили охоту. Стая успела спрятаться, но охотники взяли в плен всю семью деда Драгоса. Он обратился за помощью к папе. Папа согласился помочь в обмен на его свободу. В общем, в тот день, когда попавших в плен оборотней собирались предать огню на главной площади, папа перебил всех охотников и их семьи, а волков отпустил. Они заключили мир, и теперь один мужчина из рода Димитру Матея, дедушки Драгоса, обязан всю жизнь служить нам. После Драгоса его место займет сын, Ансгар. Это произошло… может чуть больше двухсот лет назад. На свободе оборотни бессмертны, если только смертельно не заболеют или их не убьют, но вот в неволе продолжительность их жизни сокращается почти до обычного смертного…