– Хоть самому Господу Богу!

Вэн, действительно, заехал в Диропию и пожаловался Тилюду Десятому, что его подданные не считаются с охранной грамотой своего короля. Тилюд сначала возмутился, а потом рассмеялся и сказал, что и Барток и все его солдаты – неграмотные, поэтому обвинять их нельзя.

В этом месте при чтении письма Невешайнос заметил:

– Вот врёт-то, а ещё король! Мне ведь атаман – а это и есть Барток – сам говорил, что они прочитали записку, посланную дядюшкой Теренсом. А тут неграмотными стали!

Дальше Вэн писал, что и при выезде из Тилюдии его отряд был задержан группой солдат под командованием Трёхпалого. На этот раз они не проверяли, настоящие ли у солдат волосы и усы, но зато залезли в переметные сумы и чуть не отобрали у Вэна почтовых голубей. Грамота Тилюда и тут не помогла, т.к. все объявили себя неграмотными. Клем заявил после прочтения письма:

– По-моему эта охранная грамота от Тилюда – просто ловушка, с помощью которой Тилюд хотел заманить тебя, Тул. Нельзя поверить, что в обоих отрядах не было ни одного грамотного солдата, не говоря уж о капрале. Ведь Тилюд знал, что Вэн провожал тебя до границы с Тилюдией, знал он и куда ты едешь, вот он и решил, что Вэн повидает тебя в Приморском королевстве и, возможно, ты захочешь воспользоваться этой грамотой, чтобы под её защитой пройти через Тилюдию. Видишь, как верить этому рыжему бандиту, а ты хотел отправиться с Вэном.

– А я и говорю, что ему верить нельзя, – воскликнул Тул. – Я и клятве егоотца на Библии не верю. Знал он, где Звездочёт, жив он или нет.

– Ну уж это ты слишком, – возразили в один голос Клем и Анна. – Как можно врать на Библии?

– От Тилюдов всего можно ожидать, они и на Библи соврут – недорого возьмут, – сказал Тул, – вот увидите, рано или поздно выяснится, что они знают судьбу Звездочёта. Но всё-таки хорошо, что вы не пустили меня с Вэном. Я-то, может, и убежал бы в своих сапогах от тилюдовцев, а вот Вэн мог бы пострадать.

Вероломство Тилюда Десятого всё-таки не отбило у Невешайноса желание повидать родителей, хотя он ещё не раз благодарил про себя дядю и Вэна, удержавших его, как выяснилось, от серьёзной ошибки.

Через месяц, совершенно неожиданно прилетел второй голубь. В письме, которое он доставил, Торнгод писал, что его ходатайство перед Адеем о прощении Невешайноса не имело успеха. Адей, промариновав, как говорится, посланца Торнгода в течении почти двух месяцев, заявил, что Невешайнос слишком опасный бунтовщик, чтобы можно было его простить после всего-навсего двух лет изгнания. «К рассмотрению этого ходатайства, – заявил Адей, – можно будет вернуться через год.» Я бы не стал тебя огорчать, – писал Торнгод, – и вообще сообщать тебе о предпринятых мною шагах до того, как они приведут к успеху, но, как мне недавно стало известно, Вета, оказывается, написала тебе, что возможно Адей разрешит тебе вернуться на родину, поэтому я не мог держать тебя в неведении.» Принёс голубь и записку для Ланы от Вэна. Я думаю, что вы сами догадываетесь, о чём мог писать влюблённый молодой человек своей невесте, поэтому о содержании этой записки я ничего не скажу. Пожалуй, стоит только заметить, что больше почтовых голубей у Вэна не было, поэтому он сообщил, что приедет без предупреждения в конце августа или начале сентября.

Думаю, вам понятны так же и чувства, охватившие Невешайноса, когда он прочитал письмо Торнгода. Действительно, записка Веты внушила ему надежду, что он скоро сможет обрадовать своих родителей, и вот все мечты рухнули…

Конечно, у дяди Клема и тёти Анны он жил как у отца с матерью. По-матерински заботилась и опекала его сударыня Липа. Он столько узнал, так многому научился за эти два года. Он всей душой привязался к своим двоюродным братьям и сестре. Малыши – Тим и Бак буквально смотрели ему в рот, особенно после того, как он научил их читать и писать. Но разве заменит кто-нибудь родную мать и родного отца? А кто заменит родителям единственного сына?

Не давала покоя Тулу и судьба Звездочёта и его волшебного перстня. Дедушка, спрятавший перстень, умер так внезапно во время колки дров, что никому ничего не сказал. Правда, из рассказа сударыни Липы можно было предположить, что дедушка спрятал перстень в дупле того самого грецкого ореха, что рос во дворе их дома, а вдруг это не так? Мало ли дуплистых дубов в лесу? Ведь не случайно королевство называлось королевством Дубовых Лесов, да и каштаны, в том числе и с дуплами, встречались нередко, попробуй найди перстень, если его не будет в дупле грецкого ореха! А как было бы здорово найти этот перстень!

Все эти думы постоянно терзали ум и душу Невешайноса, он стал неразговорчивым, рассеянным, взгляд его был каким-то отсутствующим, так что, глядя на него, Клем и Анна испытывали какое-то щемящее чувство вины. Они чувствовали, что племянник глубоко озабочен и знали, чем, но не могли помочь ему.

Между тем, жизнь шла своим чередом. После почти бесснежной зимы настало лето, необычайно сухое и жаркое. Не было ни одного дождя ни в апреле, ни в мае, ни в июне. Пересохло большинство лесных ручьёв, обмелели колодцы. В Приморском королевстве никогда раньше такого не было. Трава на лугах начала желтеть, не успев расцвести, листва с деревьев облетала как осенью. Орех, который рос в огороде, тоже начал терять листву. Да и все огородные культуры переносили жару очень плохо. Листья капусты, например, повисли как варёные, репа разбросала свои листья по земле, немногим лучше чувствовали себя морковь и свёкла.

– Надо спасать огород, – сказал как-то за ужином Клем. – Из колодца поливать больше нельзя, там и так воды мало. Будем возить воду из озера, да и около охотничьих домиков цветы страдают. Завтра и начнём.

– А в чём будешь возить воду? – спросила Анна.

– Пока возьмём кадушки из-под капусты, а я завтра съезжу в Волчью Поляну, куплю там бочку, ею и будем возить.

На другой день с утра Эм и Тул поставили на подводу кадку, привязали её верёвками, запрягли одну из двух лошадей, оставленных Вэном, и отправились за водой к озеру. Там их ждала неприятная неожиданность. Мостки, которые Клем сделал, чтобы с них удить рыбу, оказались на сухом месте и довольно далеко от воды. Ребята понимали, что у берегов дно озера было пологим и песчаным, однако сейчас песок обнажился широкой лентой по всей окружности озера и когда они попробовали заехать на лошади прямо в воду, чтобы легче было наполнять кадку, лошадь стала биться и испуганно ржать. Пришлось срочно выпрягать её из подводы и вытаскивать за вожжи, а потом с помощью лошади вызволять застрявшую в глинистом дне и глубоко ушедшую в воду телегу, привязав её задок вожжами к хомуту. Пока они проделали эту спасательную операцию, с них сошло по семь потов и ноги от пережитого волнения била мелкая дрожь.

– Так дело не пойдёт, – решительно заявил Эм. – Либо лошадь угробим, либо сами потонем. Надо что-то придумать.

Попробовали найти хороший въезд в воду в другом, в третьем месте. На лошади уже не заезжали, а заходили сами, один стоял на берегу, а другой лез в воду, держась для подстраховки за конец вожжей, протянутых ему с берега. Результат бал тот же.

– Придётся делать новые мостки или перетаскивать на новое место старые. Это сколько же времени уйдёт? Весь огород посохнет, – сказал Эм. И вдруг, хлопнув себя по лбу, воскликнул:

– Слушай, а твои волшебные сапоги не помогут?

Надо вам сказать, что с наступлением лета и Эм, и Невешайнос, и все остальные дети ходили босиком. Конечно же, босиком поехали ребята и за водой.

– И я совсем забыл о них, – согласился Тул. – Сейчас сбегаю.

И, не мешкая, он припустился домой. Прибежал обратно уже в сапогах и стоя на воде, как на твёрдой земле, зачерпнул ведро воды. Сапоги держали уверенно, и дело быстро пошло. Вода была тёплая и пахла тиной, но для растений это не имело значения, коровы Клема и Геллона её пили, а коза, которую ещё в прошлом году купил Клем по просьбе Невешайноса, привыкшего к козьему молоку, пить не стала и, брезгливо сморщив нос, с укоризной взглянула на мальчиков, дескать, не стыдно вам предлагать мне, порядочной козе, такую жижу вместо воды?