За три дня до Рождества я сижу в «Мерри-баре», что на улице Колизе. У меня ватные костыли, а щеки цветом напоминают страницы старой книги, и тем не менее я чувствую себя в ударе. Выздоровление заканчивается. Неделю назад меня выписали из больницы, и я начинаю потихоньку ковылять. За время, проведенное параллельно потолку, я спокойно обдумал ситуацию. Когда долго лежишь, становишься философом. Жизнь предстает перед тобой в природном величии, и ты начинаешь понимать, что нашими действиями руководит рок. Мы всего лишь мелкие воришки, мотающие свой срок в этой жизни. Посмотрите на Сан-Антонио с самого начала оккупации он сидел тихонько, не желая продолжать участие в игре, но рок – тот еще сукин сын – нашел его посреди жизни рантье. От судьбы, ребята, не уйдешь. Сходите за молотком и хорошенько вбейте себе в голову эту истину...

Моя работа – раздача билетов в Сантэ2 и в рай. Я хотел выйти из игры, а получилось так, что я чуть было сам не отправился на небеса, где самая красивая девушка была бы мне не более полезна, чем гидравлический насос. Из всего этого следует, что самое лучшее, что я могу сделать, – это запрятать тапочки подальше и вернуться в драку. Для начала я должен уладить старые счеты с типом, подстриженным бобриком. Каким бы хитрым этот тип ни был, от меня он не уйдет. Я обещаю себе, что при нашей встрече засажу ему в пузо столько кусочков свинца, сколько понадобится для того, чтобы он уже никогда больше не встал на ноги. С этого момента я всего себя посвящаю его поискам.

Я думаю как раз об этом, когда в бар входит Жизель. Увидев ее в прикиде как у принцессы, я вздрогнул. До сих пор она представала передо мной только в белом халате. Сегодняшний туалет идет ей, как фата. Она подкрасилась и выглядит просто потрясно.

– Ну, – спрашивает она, протягивая мне руку, – как себя чувствует мой больной?

– Не так уж плохо. С вашей стороны было очень любезно прийти на это свидание.

Она не отвечает и садится рядом со мной.

– Живот зажил?

Я беру ее за руку.

– О моей географии не беспокойтесь. У меня это не первая передряга. Видели бы вы меня голым! Мое тело не отличишь от района, подвергшегося бомбардировке.

Жизель смеется и заказывает чинзано-джин. Я смотрю, как она потягивает вино. Это зрелище мне нравится. Она напоминает мне маленькую кошечку.

Неожиданно я спрашиваю:

– Ну что, пойдем чего-нибудь порубать? Мне шепнули адресок одного ресторанчика, где можно съесть эскалоп в сухарях, не рискуя вечной каторгой.

– Вы считаете разумным начинать ночную жизнь?

– Милая моя, разум и я давно разошлись по причине несовместимости характеров.

Я расплачиваюсь за выпитое, и мы выходим.

Ночь холодна и темна. Мы направляемся к Елисейским Полям, чтобы сесть в метро. К счастью, я замечаю свободный фиакр и вталкиваю в него мою спутницу.

– Это похищение! – восклицает она.

– Совершенно верно, – соглашаюсь я – Мой отец всегда говорил, что прогулка на фиакре сногсшибательная вещь, если хочешь заключить красивую девушку в свои объятия, чтобы рассказать ей сказку.

– Вы собираетесь рассказывать мне сказки? А я думала, что ваша специализация – шпионский и гангстерский романы...

– Совершенно верно, – отвечаю я, – но рядом с такой девушкой, как вы, забываешь об автомате и в голову лезут мысли только о лунном свете.

Я беру ручку Жизель и подношу к губам. Красавица ее не вырывает. Даже если вы тупы как пробка, все равно должны понимать, что при подобных обстоятельствах парень, знающий женщин, должен развивать достигнутое преимущество. Что я и спешу сделать. Этот фиакр просто спортивные сани и постоянно бросает нас одного на другого. Воспользовавшись очередной рытвиной, я целую Жизель.

– Вы слишком торопитесь, – шепчет она.

– Жизнь так коротка!

– В общем, вы ловкач.

– Зачем вам анализировать, кто я? Есть старая латинская пословица: «Пользуйся моментом». Я не могу вам процитировать ее по латыни, потому что не очень способен к иностранным языкам, но уверен, что парень, давший этот совет, отлично знал, что говорил.

Жизель прижимается к моей груди и подставляет губы. Можете мне поверить, я использую их по прямому назначению. Как она целуется! Не знаю, преподают ли это в школе медсестер, но если их не учат любви, как, в американских университетах, Жизель, должно быть, училась этому заочно.

Когда она отодвигается от меня, я задыхаюсь.

– Сан-Антонио, – шепчет она дрожащим, как у продрогшего столетнего старика, голосом, – Сан-Антонио, вы сводите меня с ума.

Я делаю глубокий вдох, как ныряльщик перед погружением в воду, и запечатлеваю на ее губах второй, еще более затяжной поцелуй. Такие упражнения великолепно развивают дыхание.

Через некоторое время я замечаю, что наша карета стоит, а кучер смотрит на нас через окно в дверце и скалится, как параша.

– Эй, – говорю я ему, – тебе тут что, кино?

– Почти, – отвечает он.

Поскольку я не люблю таких извращенцев, то выхожу из коробчонки и хватаю его за грудки.

– Эй, хозяин! – кричит он. – Не шути так. В конце концов, вы в моей коляске, и я имею полное право посмотреть, что в ней происходит.

Малышка делает мне знак замять дело, и я расплачиваюсь за проезд. Тип влез на козлы, но, прежде чем он успевает сказать «но», его скамейка срывается с места тройным галопом, как будто решила выиграть чемпионат мира. Извозчик вцепляется в вожжи, пытаясь ее задержать, но кляча несется с такой скоростью, что нужен гоночный автомобиль, чтобы догнать ее.

– Что с ней случилось?

– Не знаю, – говорю я и делаю вид, что размышляю, прежде чем добавить с фальшиво-невинным видом: – Разве что это из-за моей сигареты, которую я незаметно сунул ей под хвост...

Жизель громко смеется. Вдруг она останавливается и снова подставляет мне свои губы. Если она будет продолжать в том же темпе, через неделю я смогу просидеть без воздуха целый час... Однако я пользуюсь ее предложением. Как сказал не помню кто: «Не упускай случая поцеловать красавицу».

Мы входим в ресторан. Представьте себе зал благотворительного общества с гирляндами и лампочками. За центральным столом сидят новобрачные: он во фраке, она в белом платье.