– Зинаида Игоревна!
Женщина не среагировала. Её тело напряглось, как сведённое судорогой, на лбу выступили вены, а кожа на скулах натянулась и покраснела. Я дёрнул руки на себя, но так и не смог освободиться из её хватки.
– Всё, стоп! – заорал я. – Хватит, я передумал!
Я снова дёрнул руками, так сильно, что на этот раз хрустнуло уже в районе едва не вышедших из суставов запястий. И в этот самый миг заметил, как между крепко зажмуренных век знахарки набухает слеза. Поблёскивая в свете лампы, капелька росла в размерах до тех пор, пока не сорвалась с ресниц и не упала на клеёнку с громким стуком. Я сообразил, что женщина себя не контролирует, и то, что я принял за какое-то пугающее продолжение ритуала, было припадком.
В голове пронеслись бессвязные ругательства. Я с ужасом подумал, в какую ситуацию угодил. Что если эта женщина сейчас умрёт, так и продолжая стискивать мои руки в своих?
– Отпустите! – крикнул я снова и добавил едва различимым шёпотом: – Пожалуйста…
Женщина медленно раскрыла глаза и поглядела на меня. Сперва мне показалось, что её взгляд горит ненавистью, но спустя мгновение я понял: она в ужасе столь сильном, что едва не сходит с ума.
– Зинаида Игоревна!
Её грудь тяжело ходила под цветастой футболкой. На лбу выступили крупные капли пота, пальцы стали скользкими и холодными, но она по-прежнему держала меня слишком крепко для того, чтобы я смог вырваться. Я сообразил, что она судорожно пыталась вдохнуть, но у неё никак не получалось это сделать. Так ли выглядят сердечные приступы? Или это инсульт? Или это вообще одно и то же?
– Что с вами? – спросил я дрожащим голосом.
Рот Зинаиды Игоревны болезненно искривился, словно она готовилась вот-вот разрыдаться. Губы разошлись в стороны, и я заметил, что между зубами у неё клокочет что-то чёрное. Кровь?..
Я раскрыл рот, чтобы спросить ещё что-то, и в этот момент женщину вырвало. Тёмная вязкая масса тугой струёй вырвалась из её рта и носа, хлынув на стол, прямо на наши руки, всё ещё крепко сцепленные. Я заорал, не в силах видеть эту омерзительную и ужасную картину. Мне показалось, что экстрасенс тошнит густой, наполовину свернувшейся кровью.
Потоки рвоты вырывались из её рта и носа. Футболка с легкомысленным узором полностью почернела, пропитавшись этой субстанцией, завоняло гнилью и… Я с ужасом понял, что узнаю этот запах. Речной ил. Вязкий и тёмный речной ил, который так легко и быстро схватывает неосторожно поставленную ногу. Он заливал наши руки, тёк по клеёнке, с тяжёлыми шлепками падал на вытертый линолеум на полу. Его было по-настоящему много, куда больше, чем могло уместиться в теле этой женщины, думавшей, что может легко избавить меня от проклятия.
Заверещав ещё громче, я вскочил на ноги и отпрыгнул от стола, увлекая Зинаиду Игоревну за собой. Ударившись грудью о край стола, она запрокинула голову, и струя тины окатила мой свитер. С поразительной ясностью я заметил, что на испачканном ворсе осталась какая-то водоросль. А зеленовато-чёрная жижа всё продолжала и продолжала хлестать из глотки женщины, словно из брандспойта. Её пальцы окостенели на моих, но никакого сочувствия к ней у меня больше не было. Панический ужас полностью завладел мной.
Я опять рванулся назад, к выходу из комнаты, скользя на заливавшей пол грязи. Знахарка с громким воплем, прорвавшимся через нескончаемый поток, вломилась грудью в столешницу, и я отстранённо подумал, не сломал ли ей пару рёбер. Донная тина струёй брызнула вверх, марая стены и даже потолок. Две из пяти лампочек в люстре погасли с громким хлопком, когда жижа залетела в плафоны.
Но своего я добился: мои руки оказались свободны, ил сработал как смазка, помогая мне выдернуть их превратившихся в каменно твёрдые клешни пальцев женщины. Обрадовавшись, я попытался двинуться к выходу, но не устоял на скользком полу и рухнул на живот. Густая вонючая масса, казалось, была уже повсюду в комнате. Я приподнялся на руках и с ужасом увидел, что мои запястья полностью скрылись в жиже. А Зинаида Игоревна всё продолжал исторгать из себя ил, перемешанный с мусором и растениями…
Ползти в этом было почти невозможно. Руки и ноги скользили, оставляя на полу чистые полосы, немедленно заполняемые новыми порциями грязи. Полностью измазавшись, я едва ли преодолел несколько сантиметров. За моей спиной раздался глухой всплеск: знахарка тоже рухнула на пол. Долго же простояла…
Стоя на четвереньках, я осознал вдруг, что мне суждено утонуть в этой невесть откуда взявшейся тине, прибывающей так быстро, что за этим почти невозможно было уследить. Комната была залита уже так сильно, что мои руки до середины предплечий уходили в вязкую дрянь. Я даже не пытался предположить, откуда в экстрасенсе столько этой жижи.
Дверь комнаты внезапно распахнулась наружу. Ила моментально стало меньше: грязный поток ринулся в коридор уютной квартиры. Я протянул руку к своему спасителю, но, подняв голову, едва не завопил ещё раз. Старуха с растрёпанной косой смотрела на меня таким ненавидящи взором, что кишки у меня в животе скрутились в узел. Я понял, что она убьёт меня, даже если я не захлебнусь в густой тине. Бабка оскалилась, обнажив гнилые пеньки зубов, и вдруг завопила, тряся сухими кулаками:
– А ну пшёл отсюдова! И забирай енту с собой! Приташшил нам тут, скотина!
Не помня себя, я выполз из комнаты и мигом вскочил на ноги. В два прыжка оказавшись в прихожей, я подхватил пальто и кроссовки, и выбежал в подъезд.
*
Дальше в моих воспоминаниях есть лишь чёрный провал, в котором изредка, как отблески далёкого костра в тёмном лесу, мелькают воспоминания. Передо мной плыли улицы и дома. Мне казалось, что я прошёл много километров по однообразному, безликому городу, но, скорее всего, кружил в пределах квартала, не больше. Когда ноги стало сводить от мороза, я остановился и, не зашнуровывая, натянул кроссовки. Пальто куда-то пропало. Должно быть, я потерял его, пока оттирал со свитера ил, зачёрпывая снег из сугробов. Единственным ярким воспоминанием был холод, постепенно всё глубже и глубже пробиравшийся в моё тело. В какой-то момент появился озноб, но вскоре пропал. Или я перестал его замечать.
Последнее, что мне удалось запомнить – это чей-то смутно знакомый голос, произносящий:
– Ну вот, а говорил, что не наркоман…
Затем две крепкие руки ухватили меня за шиворот и приподняли, как котёнка, и я окончательно перестал воспринимать реальность.
Глава 4.
Лесная тропинка бежала вниз по пологому склону, петляя между стволами деревьев. Шагать было легко и весело, мягкая почва чуть пружинила под ногами, а ноздри ласкал запах листвы, прогревшейся на летнем зное, и готовой отдохнуть прохладным вечером. Солнце медленно погружалось за горизонт, бросая прощальные блики на крытые битумом крыши невысоких, этажа в два-три, кирпичных зданий, видневшихся у подножия холма.
Оттуда, из-за этих построек, звучала музыка. Слышался громкий детский смех, хрипели колонки. Именно туда мне и нужно было. Я не мог точно вспомнить, зачем, но был уверен, что уже немного опаздываю.
Миновав примерно половину пути, я немного ускорил шаги. Хотелось даже побежать, но с другой стороны, очарование вечернего леса, купающегося в мягких сумерках, было слишком сильным. Залюбовавшись его видами, я и не заметил, что едва не налетел на девочку-подростка, неподвижно стоящую посреди тропинки.
Резко остановившись, я перевёл дух. Она была буквально в нескольких шагах от меня, и чем больше я смотрел на спутанные волосы, постриженные под каре, и острые лопатки, топорщащие ткань маечки, тем неуютнее мне становилось. Откуда она тут, одна посреди леса?
Холодок пробежал по спине, но я предпочёл не обращать на него внимания. Тут не пугаться надо, а выяснять, почему она не вместе со всеми!
– Эй! – окликнул я её.
Девочка никак не среагировала, и я сделал шаг в её сторону, одновременно вытягивая руку, чтобы тронуть за плечо. И пространство вокруг меня пошло волнами, закручиваясь неторопливой спиралью. Стволы деревьев искривились, завязались узлами и выгнулись, словно в агонии. На земле вспухли уродливые холмы. Некоторые из этих курганов порвались сверху, и из них потекло что-то густое и липкое, тёмное. В нос ударила вонь разложения.
