Я обнаружил его по запаху.
В плетеном кресле отдыхал мужчина. Снизу, до пояса, с гостем Людмилы было почти все в порядке, а верхняя часть тела выглядела так, словно ее прожевали или надолго окунули в кислоту. Нет, сравнение неточное; пожалуй, меня больше пугал не сам труп, а невозможность, условно говоря, заполнить протокол.
Я никак не мог понять, что же с мужиком произошло.
Когда я первый раз сюда поднялся, то не сразу его заметил. Он сидел в плетеном кресле-качалке, между опущенным шелковым балахоном кровати и окном. подле кресла поблескивал синим стеклом высокий кальян. У босых ног мужчины валялся раскрытый глянцевый журнал, все страницы которого безнадежно склеились. Толстый ковер на метр вокруг пропитался кровью.
Голова покойника запрокинулась, вместо глаз зияли кровавые ямы. Надо ртом тоже кто-то постарался, расширив его до предела. Кожа на лице и шее издалека походила на сплошную гнойную рану, но вблизи становилось ясно, что это не гнойники, а следы многочисленных мелких укусов. Правая рука свободно свисала, перегрызенная или перерезанная в локтевом суставе. Кисть отсутствовала.
Зато целиком присутствовала левая рука. Она уютно грелась неподалеку, на ковре, сжимая в пальцах мундштук кальяна. Халат на плече мертвеца задубел, прилип к ране, мешая ее рассмотреть.
Однако здесь поработала не волчья пасть и не мотопила. Следы и того и другого я встречал на практике. Похоже, парню разом и очень быстро продырявили глаза и рот, и живот. Входные отверстия на животе, под халатом, я вначале принял за пулевые, но они оказались крупнее и ровнее...
В позапрошлом году мы с Гоблином выковыривали из речушки мертвяка; его солидно погрызли раки, а может, и не раки, кто их там разберет, под корягами. Лазарев после этого случая заявил, что речную рыбу долго жрать не сможет. Однако тот пьяница по сравнению с моей сегодняшней находкой смотрелся писаным красавцем.
Мне пришло на ум сравнение с рыболовными крючками видел в каком-то триллере. Как будто кожу сдирали тысячами крючков, но не содрали полностью...
— Крысы? — выдохнула Галя.
— Крысы так не могут, — со знанием дела возразил Валентин.
Либо мужик на момент нападения спал, либо нажрался до потери чувствительности. Его холеные с педикюром и цепочкой вокруг щиколотки ножки стояли ровненько и расслабленно. Либо его отключили мгновенно действующим ядом, либо...
— Боже мой... — простонала Эля.
Я показал Галине под кровать. Там лежала пропавшая кисть руки. Сторож говорил правду, крысы так не грызут. Я с ними давно в прохладных отношениях, выгнал поганую их породу из подвала райотдела. Пока выгонял, использовал все возможные средства борьбы; серые поганцы невероятно быстро привыкали обходить ловушки и запоминали запахи ядов, Так что я насмотрелся, как они грызут.
В розовой спальне поработали не крысы. Мертвеца изрядно потрепали снаружи, но основное пиршество неведомые хищники закатили внутри.
Угу, внутри.
— Дай фонарь! — Я принял из рук верного, но все еще слегка смущенного оруженосца Зиновия фонарь, посветил на откромсанную конечность. Я хотел посветить ему в рот, но для этого пришлось бы перелезать через кровать.
Рука походила на водонапорный пожарный шланг. Слегка раздутая, до сих пор в обрывках махрового цветастого рукава, крепкая мужская рука, она внутри была полой. Как пожарный шланг. Внутри не было крови, не было кости, там даже не было влажно.
— Не трогай! — бросилась на меня Галина, когда я протянул ладонь.
Элька издала низкий хлюпающий звук, но от дальнейшего воздержалась.
— Ртом дыши! — посоветовал Валентин.
Я все-таки потрогал. Внутри руки как будто побывал крот, извлек мягкие ткани, зализал, затромбовал стенки до блеска и уполз дальше, в поисках новых развлечений. Снаружи кожа как кожа, упругая и теплая впрочем, холодных предметов в нашем радостном сказочном зазеркалье, кажется, не осталось. У нас теперь все либо раскаленное, либо теплое.
Даже трупы теплые, ха-ха. Пошутил.
— Эй, что вы там собрались? — снова не выдержал Зиновий. — Пошли отсюда, мне здесь не нравится!
— Стой, охраняй дверь и молчи, — порекомендовала Эля. — Вы слышите, скребется?
Мы слышали.
— Валя, прикрывай нас сзади, стреляй сразу, не раздумывая! Зиновий... Нет, ты лучше не подходи. Галя, посветите мне?
— Легко! — Она бодро перехватила фонарь, но я видел, как непросто ей дается бодрость. Меня самого выворачивало наизнанку от смрада.
В обеих спальнях не наблюдалось щелей, нор или воздуховодов, но форточка стояла нараспашку, пока я ее не захлопнул. Чем бы ни была тварь, или твари, сожравшая хахалю Людоедовны глаза, она легко пролезла в окно.
Весь вопрос в том, где она сейчас. Сбежала при моем появлении или притаилась среди гобеленовых подушек?
— А может, их тут много? — прошептала Элька.
Я переключил мощный автомобильный фонарь на рассеивающий луч. Фонарь нам любезно предоставила Эля, у ее отчима в гараже чего только не было можно вертолет собрать! Аккумуляторы фонаря я старался расходовать экономно, включал на короткое время в исключительных случаях, дабы разглядеть нечто важное при нормальном освещещении.
— Боже мой! — Элька дрожала, как осинка на ветру. — Кто его так? Медведь?
— Медведи сюда не поднимались. Чтобы войти, я взломал дверь, затем сам открыл вторую, смежную. Она тоже была заперта...
Я крутился с фонарем, заглядывал во все уголки. Уже второй раз, между прочим. Первый осмотр я успел произвести до того, как Элька завопила. Тогда я просто вылетел в коридор, вышиб плечом балконную дверь в столовой и вывалился во двор вместе с занавеской и куском карниза.
— Эля, сядь вон на тот стул! Галя, усади ее! Валентин, встань на место Зиновия, — необходимо было вывести их из ступора, заставить меня слушать. — Ты меня слышишь?
Сторож кивнул, подвигал челюстью.
— Я помогу... — Зиновий обвязал нижнюю половину лица платком. — Я уже в порядке!
Похоже, он действительно приходил в себя.
— Валентин, я тебя просил не расслабляться!
— Ах, да, да... — Сторож перехватил винтовку, на которую опирался.
— Кого ты боишься? В кого стрелять собрался? — замельтешила Галина.
— Ну-ка тихо все! — Я поднял руку.
— Что? Что?..
— Молчим долго...
Сначала казалось, что в уши набили ваты. Затем тишина начала дробиться на куски, звуковые фрагменты; расползлась слоями, как горячая лазанья. Отдельно я улавливал неровное дыхание моих спутников, чуть ниже тоном стучало собственное сердце, еще ниже, почти на пределе даже не слуха, а какого-то другого органа чувств, ухали под землей белые мохнатые шахтеры. Или не медведи под поселком ворочались, а пемза грунт выгрызала, но что-то ухало.
Наверное, именно так чувствуют музыку кобры, животом...
— Под кроватью... — беззвучно произнес Зиновии.
— Нет, это где-то в соседней, — теперь уже и Элька слышала.
Галя вскочила с места. В руке у нее оказался солидных размеров тесак. Я и раньше догадывался, что этой дамочке палец в рот не клади, она известная в поселке активистка, но в роли Рэмбо пока ее не представлял.
— Мать вашу, я не слышу... — Винтовка в руках Валентина дрыгалась, как пойманная щука. — Саня, товарищ сержант, да где? В кого стрелять? Медведь, что ли?
— Это не медведь. Это что-то маленькое, звенит, — выдавила Галина.
В этот миг треугольная куча дерьма, которую мы по умолчанию считаем тучей, накрыла солнце.
— Слушайте меня, — я постарался говорить тихо, но максимально внятно. — Сейчас Эля возьмет фонарь, встанет вот здесь, на стул, и будет светить сверху. Поняла?
Элька усердно закивала.
— Валентин, ты в угол, прикрываешь дверь на балкон и дверь в коридор. Галя, закройте дверь в смежную спальню... Вот так, да, и привалите креслом. Теперь давайте ко мне с вашей алебардой...
— Черт подери, Нильс, ты можешь объяснить, на кого мы охотимся? — Зиновий лязгал зубами и никак не мог остановиться.
— Зинка, прекрати трястись! — Эля осветила его перекошенное лицо. На стуле она напомнила мне шестилетнюю племянницу, тонконогую пигалицу и знатока поэзии декаданса. Ту так же поднимали на возвышение в ожидании коллективного поэтического сеанса.
