Старикан не соврал, там было стекло.
Я его не сразу разглядел, потому что повернулся неловко и от боли в плече едва сознание не потерял. А еще я решил, что оглох, такая тишина повисла. Ни дятла, ни кукушки долбаной, ни ветерка, чтобы шумело по верхам. Стекло отсвечивало самую капельку, если смотреть против солнца. Оно поднималось выше деревьев, уж не знаю, насколько высоко, и потихоньку сползало по склону. Оно пропускало сквозь себя деревья и кусты, и камни, но почему-то отшвырнуло мою тачку. Или меня вместе с тачкой. Стеклянная, блин, стена. Только замечать ее сразу я навострился гораздо позже.
— Взгляните, если вас не затруднит, — позвал истопник, а сам ползает на коленках посреди дороги. — Вы согласны, что стукнулись здесь?
Хоть убей, я не врубался, чего от меня старый хрыч добивается. Я повернул шею, чтобы посмотреть на «мерс». Кажется, я ее поворачивал минут десять. Глядел на любимого железного, блин, коня и думал, что на такой тачке мне до города не доехать. Удар пришелся не совсем в лоб, левый амортизатор накрылся однозначно, и шаровая держалась чудом. Арку буквально притерло к резине, крыло смялось гармошкой, из-под капота стучали подозрительно черные капли. Гидроусилителю пришел кабздец, радиатор активно удобрял дорогу кипящим антифризом, и воняло этой грушевой дрянью для поливки стекол. Даже запах кофе перебило. Хорошая была машина.
Я выплюнул юшку и на полусогнутых заковылял к Деду. По пути чуть не стошнило, и мухи перед глазами прыгали.
Шмякнулся я именно там, где он показывал, без базара! Среди шишек и корней куски бампера валялись и остатки фар. Только обо что шмякнулся — непонятно.
— Стекло, — сказал Дед. — Оно разбегается, но вы его догнали.
— Разбегается? — на всякий случай я снова присел. И подальше от старикана отодвинулся. Я еще не вполне окреп, чтобы отбиться от умалишенного.
— Согласен, термин неточен, и недостаточно данных, чтобы утверждать с уверенностью, — резво заквохтал Дед. — Я слежу за ним не так давно. Где-то оно удаляется от условного центра со скоростью бегущего человека, а где-то тащится по крошке в час. Несомненно одно: это граница некоей области либо зоны, и зона расширяется, имея центр примерно в районе северной оконечности Белого озера... Но это весьма приблизительно... Или разбегается, как вам удобнее... На данном участке вам повезло, граница скользит достаточно быстро. Поэтому удар получился не слишком сильный и слегка по касательной. Даже на большой скорости вы догнали стекло с трудом.
— Догнал стекло?
— Именно. Хотя я не уверен, что данный феномен можно назвать стеклом. Скорее двусторонним зеркалом... Я бы даже рискнул предположить, что мы имеем дело с пресловутой «кротовой норой», н-да... Вам здорово повезло, что вас просто оттолкнуло назад.
— Какая еще, блин, нора?!
— Это, гм... релятивистский термин, обозначающий пространственно-временную аномалию в точке скопления больших масс материи. — Дед по-доброму посмотрел на меня и поправился. — Черная дыра, так проще?
Он поставил свой бидончик, чтобы ягода не высыпалась, и резво пробежался вниз по склону. Я сидел враскоряку, промокнув от пота, сплевывал кровь и гадал, появится ли хоть кто-нибудь нормальный на этой дороге. Локтем старался не шевелить, хотя уже понял — перелома вроде нет. Зато оказалось, что жутко болит левая коленка, аж в глазах потемнело, когда резко разогнулся.
— А я гляжу, несется кто-то, — шепелявил Лексей Саныч, или как его там, пока мы меня обратно в салон запихивали. — Гляжу, что далеко, ну никак мне не успеть вас предупредить... Уж я бежал, кричал, а вы и не приметили...
— Постой, отец! — От таких слов я аж затрясся. — Так ты шо, давно тут бродишь? Ты шо, заранее знал про фигню эту? Ну... про стекло, про нору?
— Часа три назад наткнулся. — Он почесал в затылке, спокойно так, будто я его о дожде спрашивал. — Вот, пройтись до станции решил пешочком, заодно ягод пособирать. У вас, кажется, губа разбита, возьмите мой платок... Павел на три дня приехал, отпустил меня в город. После нашего воздуха поселкового, сами понимаете, в автобусе трястись никакой радости...
— И что?.. — Во рту у меня словно месяц не было воды. Смешно сказать, но прямо я ему вопрос задать боялся. — И что там, на станции?
— Оно везде, — просто ответил Дед. Вокруг уже стало так темно, что я почти не различал его лица. — Я наткнулся на стену, когда почти добрался до платформы. Я увидел впереди убегающих белок, потом выдр... Они прыгали через пути, убегали от стекла, они чуяли опасность. А мы каким-то образом сразу оказались внутри...
— Почему внутри? Кто сказал, что с другой стороны нет такой же параши? — Про себя я твердо решил, что если тачка поедет, Деда надо непременно прихватить с собой. Если мне совсем хреново будет, так хоть руль вывернет. Хоть он и шизнутый, но помочь сумеет...
— Нет ветра, — сказал он. — Не просто нет ветра, а полный штиль, уже три часа. И температура растет, вы чувствуете? Мы как будто под компрессом, под колпаком, все сильнее влияние парникового эффекта. Это стекло, оно вокруг и сверху... Я считаю, что нам совершенно необходимо найти людей и вместе отправиться к Белому озеру...
— Слышь, отец! — позвал я. — Полезай в машину, я тебе заплачу. Худо мне, втыкаешься? Видать, трахнулся башкой. Боюсь один ехать. До больнички какой дотянем или хотя бы до телефона. Я свой не взял...
— Это не сотрясение.
— А?...
— Я говорю, что ваша голова болит не от удара. Что-то новое в атмосфере, изменился состав воздуха. Мне тоже было нехорошо, и рвота, но потом улеглось. У вас нет ощущения, что воздух газированный?
— Шо-то ты гонишь, отец... — Я осторожно пошевелил ноздрями, но не учуял ничего, кроме смолы и грушевой «вонючки» для стекол. А еще было жарко, очень жарко.
Я подумал, говорить ли ему о белых «медведях» и о том, что с домом, где его сторожка, сделалось, и решил, что лучше заткнуться. Хватит нам того, что живы пока остались.
— Вы не поняли, — ласково так сказал Дед. — Вперед ехать нельзя. Там никого больше нет. Второй раз стекло может вас убить. Я был на станции, там полно трупов...
Я даже не врубился сначала, что он такое лопочет. И тут сквозь темноту в последний раз проглянуло солнце и показались шары. Розовые шары летели вдоль отступающей прозрачной границы, с нашей стороны. Стекло и правда убегало довольно резво, быстрее пешехода. Без единого звука катилась по лесу прозрачная стена, или не совсем прозрачная... Просто становилось все темнее, и я не был уверен, что мне не показалось...
— Ага, вы тоже заметили? — Старикан показал вниз, в сторону шоссе. — Именно то, о чем я вам говорил. Приблизительно раз в семнадцать минут оно приобретает зеркальную окраску, это сигнализирует об опасности. Я шел вдоль стекла три часа, дьявольски устал, стоптал все ноги... Все это время я двигался по расширяющейся спирали. Встречались места, где я не мог догнать границу, но чаще она двигалась медленно. Иногда и вовсе застывала...
— Отец, ты больной? — без подкола спросил я. — Ты шо, три часа тут шнырял и не пересрался?
Он уставился на меня и заморгал. Туповатый «келдыш» попался, сразу видно!
— Вы имеете в виду, почему я не напуган? Смею уверить, я весьма и весьма напуган. Но если уткнуться носом в землю и закрыть голову руками, от этого ведь не станет легче?
Он смахнул иголки с колен.
— Залезай, — сказал я. — Поедем назад... Рискнем по верхней дороге.
— Есть вероятность, что там еще хуже...
Старый придурок начинал меня бесить своими учеными оборотами.
— Это почему?
— Это только гипотеза... — Он вынул из кармашка очки протер их и снова сунул в карман. — Я забирался на дерево. Со стороны Белого озера горит лес, и стекло непрозрачное...
— Что с того? Но мы же можем хотя бы попробовать! У меня башка чугунная, понимаешь? Не xoчу один гнать...
— Попробовать можем, — без энтузиазма кивнул Дед. — Когда появляется отражение, оно атакует... pежет встреченный объект, как масло, под самыми разными углами. Словно невидимая гильотина, понимаете? Отрезанные части исчезают, но это еще не все...
