Личман — один, в обнимку с компьютером, эт как два пальца. Ему, блин, гамак и ящик пива, и бухгалтерию родную, больше никого и не надо. Вот только с кем приехал Митя? Мне, в принципе, глубоко растереть было, с кем старый мудак спит, но какого черта он своих баб пустил разгуливать по дому? Ведь не сам же Митя пошел мыться, он вообще не моется, мудила...
А водорослями и кофе воняет так, что блевануть хочется!
Ну, отжался кое-как... Простыни мокрые, на мне шорты и майка — тоже мокрые, даже деньги в кармане слиплись. От кровати кое-как оторвался, из окна глядь — е-мое! Кажись утро, а опять темнеет. Потом вниз глядь — пес сбежал! Охренеть, цепь вместе с кольцом от будки оторвал и смотался! Кто Филимона не видел, можа скажет, дескать — украли собаку. Ага, блин! Ты к ему подойди сперва, как бы он сам тебя не украл!
Ну, корки, короче...
Сбежал Филимон, молча сбежал. Кто-нибудь слышал, чтобы трехлетний обученный азиат от любимого хозяина сбег? Я башкой покрутил в оконце, мало ли. Филимона сразу не приметил, зато приметил кой-чо другое. С соседским коттеджем пурга какая-то началась. В двух словах и не опишешь... Эти козлы, что поселок проектировали, они ж все через жопу сделали, как всегда, по-русски, блин. Они, блин, вместо того, штоб гнать дома в четыре улицы, растянули вверх, в гору и обозвали Сосновой и Березовой аллеями.
По аллее ползла вата.
Серая такая, мохнатая, она соседский дом и забор облепила и ползла по нашему саду. Тихо так чавкала, почти незаметно, блин. Потрескивала, шуршала як плита электрическая, когда остывает. И кофе несло именно оттуда, снаружи, а не из кухни. От ваты несло. У меня, блин, как дерьмо это заметил, клянусь — ос татки волос дыбом встали. Как будто прорвало где плотину над рекой с цементом, блин! Короче, машину Башлакова сожрало уже вполовину, а к Митиной только подбиралось. Джип, блин, ты прикинь, две тонны весом, дергался, колесами задними по гравию егозил, а передних уже не было. Эта вата серая, она... короче, она уже в салон набилась, полный салон, короче...
И тут мне хреново стало. Потому шо я побачил пятки Башлакова, они из приоткрытой дверцы джипа! торчали. Только пятки, а выше уже была сплошная вата. Башлаков в машине ночевал. Тут я вспомнил, як он ночью с бабой своей полаялся и заявил, харя пьяная, шо пойдет спать в «ниссан». Башлаков, он же как нажрется, такой мудак становится, что кабздец котенку! А я тоже был к тому моменту в зюзю, и мне по фигу стало, где кто спит. Я его туда, в «ниссан», проводил. Обнявшись шли, всего два раза упали. Еще Филимон на нас зарычал, он алкоголь не переносит, добрый пес... Был добрый пес.
Корки, короче. Застрял я в окне, ни туда, ни сюда, як мудак стою и трясусь. Натурально трясусь, блин, и даже не от страха, а с горя, шо так бесславно закончу дни в психушке. Короче, эта херня, она наползала по диагонали. У соседей там банька во дворе, и такая, типа, пристроечка для гостей. Ну, блин, из бревен, с резными прибамбасами, в русском стиле, типа, строили. Строили, да... Короче, и дом кирпичный, и все эти бревенчатые сараюхи, они... как будто расплывались Ну чисто свечки... А вместо них вверх тянулись минареты из серой ваты.
Я проморгался, даже глаза потер. О, думаю, глюки какие, запомнить надо, чтобы врачу все в деталях, блин, передать. Серые острые купола, один за другим, все больше и больше, теснятся, и небо колют. И дальше, где следующий дом раньше стоял, и еще дальше... Мне просто не видать отсюда было, из окна уже навернуться боялся. Вата в небо лезла и застывала куполами, но не такими, как у православных церквух, а острыми, словно скрученными. Я сразу про мечеть вспомнил, а после и остальные подтвердили, шо, мол, похоже. Сплошной частокол из застывших цементных куполов, вместо леса обычного. Там, где соседский дом раньше стоял, они метров по десять вымахали. Только это... Я сперва-то не понял. Как говорится, глаз видит, а не верит, блин. Короче, под ватой этой дома-то уже и не было. Потому как минареты эти до самой земли разделились промеж собой, прям как россыпи опят, на тонких ножках...
Пожалуй, метра по два в обхвате колонны получились, а между ними другие стволы виднелись, и еще, дебри, короче. И в дебрях этих, мне почудилось, шевелилось что-то белое. Вроде белого медведя...
Еле взгляд оторвал. В другую сторону глянул — там все зашибись. Березки, блин, тачки дремлют вдоль заборов, одуванчики колосятся, мамаша с сынком мелким на озеро бредут...
Тут внизу — шшварк! «Ниссан» Башлакова только задними габаритами сверкнул — и нет его. Засосало, вместе с Башлаковым, блин. Я раскис сразу, ну... типа вспомнил всяких там врачей слова, что шиза — она передается. А мне еще в изоляторе в свое время несколько раз по кумполу закатали, отлеживался в медчасти...
Тут я точно с ручника снялся.
Мозги-то от водяры не просохли еще, а протрезвел в момент. До меня вдруг дошло, что вата уже Митькиной «вольвой» закусывает и плавненько так по восточной стене дома взбирается. Метров пять до нее осталось, когда эта сволочь приподниматься начала, Натурально приподнимается, прям как морская волна. Цунами, блин, из пушистого цемента! Я секу — если еще минуту тут у окна проторчу, так накроет, на фиг, с головой.
— Митька! — ору. — Поднимайся, старый! Эй, кто еще здесь?!
Рванул в коридор, чуть не грохнулся, и первым делом — бегом к душевой. А там шипит, булькает, до сих пор кто-то развлекается. Глюки глюками, думаю, а если я сейчас живого человека не встречу, то двинусь окончательно, блин...
И заколотил в дверь ванной.
— Кто там? — засвистел я. — Эй, на минутку!..
А изнутри шумит, шипит, и песню про художника поют. Тут вроде петь перестали, но никто не отзывается. Ни хрена мне это не понравилось. Если тебя взяли, блин, в гости, в приличный дом, кормят, поят, так хоть отзовись!
Тут откуда-то снизу долетел стук. Несколько раз стукнули, как будто в дверь.
Я запарился ждать возле этой долбаной двери. Надо было забить на глухую телку, которая там прохлаждалась, и рвать когти вниз, поднимать Митю Маленького. В окно спальни, сквозь распахнутую дверь, я видел наползающую на сад серую рыхлую тень. Эта сволочь подмяла и схрумкала фонтан, с которым мы неделю мучились. Фонтан, блин, точная уменьшенная копия, как в Петергофе, хрен где такой найдешь! Роза с мудаками строителями три дня билась, пока собрали и установили, как надо...
На первом этаже снова застучали. Я прикинул, может, это Личман успел из гамака в саду выбраться и в дверь колотит? Такая вот фигня в башку лезла, прикинь...
Пропажа фонтана меня подстегнула. Отбежал назад, в коридор, и с разбегу вышиб дверь плечом. Замочек там плевый, я по инерции чуть в душевую кабину не залетел. Хорошо, что затормозил вовремя.
Это шумела не вода. И пела не Митькина баба.
«... меня ты скоро позабудешь, художник, что рисует дождь...»
Вата заняла уже добрую половину потолка в ванной комнате, но распределилась там довольно стремно. Наверное, она, как шуровала по улице единым фронтом, так и в помещениях не позволяла своим... как сказать... фрагментам, штоли, выдаваться вперед. Короче, ванная у нас большая, и эта сволочь заняла потолок ровно по диагонали, от окна до кабинки с джакузи. Поначалу я решил, что пролезла сквозь окошко, выдавила стекло. Она шипела и трещала, як приемник старый, и до ужаса смердела кофем, блин...
Эта цементная сволочь вовсе не была цементом. Тогда я ведь считал, что рехнулся, и сказал себе, что следует не дрейфить, а даже поближе изучить... ну, чтобы врачам жизнь облегчить. Идиот, ну круглый идиот! Хорошо еще, блин, лизнуть не пытался...
Глядел наверх и ни хрена не понимал. Снова не верил глазам. Дрянь вонючая на меня не нападала, плавненько так по потолку растеклась, только потолка Уже не было. Без шума, сладко похрустывая, сволочь эта сожрала крышу с черепицей и чердачные балки, и стальное, блин, перекрытие. Вата стелилась не цельным одеялом, в ней дырки здоровые появлялись, и прямо в дыру я увидел небо. Потом дыра затянулась, а ноги сами понесли меня назад. Но тут я засек, что кабинку душа еще не затронуло. Вата пузырилась, поддалась к двери, вниз не падала, однако должна была вот-вот дотянуться до края джакузи, до самой клеенки. Клеенка у нас в цветочек, желтенькая, у моей дуры Розы — все, блин, желтенькое. Насквозь не видать, но пар оттуда валил, лилась вода, вроде как шевелился! силуэт, и гнусавил бабским голоском кто-то...
