– Не пустят. Без бумаг нет. Твоя не подойдёт, отмечена подписью короля, о смерти которого мечтают засевшие в том лесу молодчики.

– Что мешает показать твой знак Ордена? Я думал, вас, защитников человечества, любят и уважают.

– Если бы. – Горечь и разочарование охотника не смог бы скрыть самый густой, не чета этому, туман на всём былом свете. Внезапно проснувшаяся злоба застряла в глотке сдавленным криком – Волот сгрёб окаменевшую на морозе траву в кулак. – Да и нет у меня никаких знаков! Я только ученик, забыл? Чёрт. Придётся вернуться и обойти реку. Крюк в несколько дней.

– И как ты должен был вернуться? – «В случае успеха», – про себя добавил Гримбо. Охотник подозрительно покосился на доктора и нахмурился. Только глухой не услышал бы в этом намёке ненавистный всем смысл. Интонацию триумфатора, который указывает тебе на очевидную, а потому обидную ошибку.

– У меня есть идея, – продолжил доктор, убедившись, что Волот не собирается отвечать. Он стоял над охотником, замёрзшим до полусмерти и уставшим, весело и злобно скалясь в улыбке. – Ты даже не представляешь, какая.

– Нет, – отрезал он, не желая даже слушать. Пустые безучастные глаза, не отвечавшие общему веселью Гримбо, не внушали доверия. Охотник поймал себя на мысли, что дрожит, но не от холода; единственным желанием стало уползти куда подальше, где тепло, сухо и нет этого ужасного взгляда. – Мы не будем это делать. Никаких убийств, грабежа, разбоя. Ничего такого.

– А как насчёт лжи, подлога и обмана? – Вкрадчивый голос доктора, воздух вокруг которого вдруг стал гуще и темнее, заглушил тревожный звон колокольчика. Обессиленному Волоту, не способному даже приподняться на локтях, оставалось лишь проигнорировать предупреждение амулета. – Брось, у мен… у нас нет времени обходить реку. Они очень длинные, Вол.

– Я не умею… Я не могу. Нет, – слабея на глазах, бормотал он. Вокруг всё плыло, звуки отдалённо доносились до его ушей, теряя по пути всякий смысл.

– Ты даже ничего не поймёшь, – послышалось откуда-то сверху. Сами небеса, покраснев от напряжения, разверзлись и обрушились на него потопом незнакомых запахов, голосов, мыслей – водоворот чужих воспоминаний захлестнул его осознание без остатка. Грозные небеса продолжали своё наставление. – Для тебя эта игра будет словно бы по-настоящему. Разве можно подловить человека на лжи, если он говорит сущую правду? Видишь, охотник? Всё гениальное просто… До встречи на том берегу.

***

– Что? – слипшиеся губы едва шевелились. Непроизвольно вздрогнул всем телом и, мгновенно пожалев об этом, схватился за готовую расколоться голову. Крошечные синие молнии, отголоски вчерашнего падения с коня, мельтешили перед глазами. Почувствовав тошноту, комом подкатывающуюся к горлу, он крепко зажмурился. День обещал быть долгим.

– Буцефал, – жалобно застонал он. Послышался приближающийся цокот копыт. Замерев возле поверженного хозяина, конь виновато заржал. – Ты что, сбросил меня с седла?

Щёку обдало горячим дыханием. Пушистая морда ткнулась в плечо, извиняюще фыркая.

– Ладно-ладно, – тихо засмеялся он, поглаживая нагло рыскающую по складкам одежды морду. Руки сами собой нашли свисающую уздечку. – Паршивец ты. Не могу злиться. Но приложил ты меня знатно.

Открыв глаза, он рывком взобрался в седло и, окончательно обессилев, привалился на широкую лошадиную шею. Буцефал, породистый рысак, большим умным глазом покосился на побелевшего лицом седока, будто проверяя, в порядке ли он.

– Всё нормально, – слабо прошептал он в мохнатое ухо. События прошлой ночи постепенно восстанавливались в памяти: запутанные лесные тропинки, гроза, ливень, удар молнии, дикое ржание, галоп – и, наконец, падение. – Шкура ты трусливая. Повезло нам упасть тут. Недалеко граница, там крепости и солдаты. А мог бы и не проснуться, прирезал бы какой разбойник. А тебя на мясо. Кто тогда бы доставил письмо Гильдии? Потом говорили бы, что Волот не держит обещания. Эх ты… Ладно, поехали?

Игриво заржав, будто от души засмеявшись, Буцефал понёс его в сторону затерянной в лесу дороги. Внезапно охватившее Волота сомнение, укол в живот, заставило его обернуться. Густой, как молоко, туман, теряющаяся в нём река, плеши примятой травы, которые отмечали следы его невольной лежанки, – всё было как обычно.

Кроме такой же проплешины, словно бы продавленной вторым телом.

Волот нервно сглотнул и растерянно уставился на мохнатую холку коня, бредущего без всякого понукания строго в нужную сторону.

– Буц, ты… Ты что, спал рядом? – догадался Волот, почувствовав невероятное облегчение. – Чтобы я не замёрз насмерть? Умная скотинка! Хороший, хороший. Вот, держи яблочко.

Глава 7

Шёлковые травы полей колыхались, точно море, волнуемое ветром и подводным течением. Где-то вдали чернел силуэт мельницы, вокруг которой серебрилась призрачная дымка, свидетельствующая о том, что её жернова вращались благодаря неспешному потоку долинной реки, от которой и поднимался туман.

Но ни изящная в своей простоте красота природы, ни милый сердцу скрип лопастей, погружаемых в холодную воду, не волновали Волота этим утром. Его взгляд приковывала к себе башня, уродливое кирпичное строение, ощетинившееся арбалетными блоками и крюками, на которых болтались нарушители закона. Некоторые из них ещё шевелились, едва заметно, как обессилившие на жаре черви, но большая часть представляла собой груду истлевших костей, чудом не рассыпавшихся в прах. Вокруг башни кружились десятки жирных чёрных птиц, наверное, лесных грачей и воронов, пристрастившихся к лёгкой и вкусной добыче. Их требовательные наглые крики почти заглушали голоса людей.

– Пошевеливайся! – командовал капитан гарнизона, чей рык далеко разносился над всем трактом, в обе стороны. – А ты, стоять! Документы! Морду покажи. Быстрее, а не то останешься без глаз. Ты, сюда. А ты встань там… Булат, проверь-ка вон того, да поживее.

Волот обречённо вздохнул и, перегнувшись через луку седла, сплюнул. Разумеется, последнее, чего он желал этим утром, – это оказаться в подвешенном состоянии рядом с теми бедолагами, чьи останки день ото дня иссыхают на раскалившихся на солнце камнях. Как, впрочем, и любому человеку. Однако сворачивать с дороги было слишком поздно, и ему только и оставалось, что позволить медленно продвигающемуся потоку телег и босоногих крестьян вести его навстречу судьбе.

Очередь продвигалась медленно. Солнце уже стояло в зените, когда повозка, маячившая перед ним добрую половину дня, наконец тронулась.

– Пр-езжай, – сказал десятник, перепрыгивая через бортик. Беспорядок, устроенный им во время досмотра, мало чем отличался от первоначального расположения вещей в крестьянской повозке: либо кметы не дорожили своим скудным добром, изрядно прореженным бесконечными поборами, либо это далеко не первый досмотр, который они пережили по пути. И вероятно, не последний. – Ты, на коне. Кто такой и куда едешь?

– В Харенхолл. Это городок по ту сторону…

– М-лчать! – отмахнулся он, хватаясь за стремена. – Я знаю, где это. Сам кто, откуда и где спёр коня?

Волот покачал головой и тихо рассмеялся, небрежно, будто отгоняя дурные мысли, махнул рукой в пустоту, указывая на несуществующий город своих хозяев.

– Я – посыльный гильдии купцов, – проговорил он, старательно подражая пренебрежительной манере речи родовитых вельмож. Стражник нетерпеливо топтался на месте. Привыкший к резким, громким командам, он с трудом вслушивался в неторопливые, растянутые звуки, отчаявшись в попытке понять хоть что-нибудь. – И мне посчастливилось улучить удачный для моих планов момент. Видите ли, военное положение этой страны открывает для моего предприятия невероятные возможности. Я желаю узнать, как много можно закупить зерна в Харенхолле и окрестных деревнях.

– А, – ответил десятник, отступая на несколько шагов. На его лице, прорезанном ранними морщинами, свидетелями тяжёлой жизни, блестел крупный пот. Оглянувшись на нависшую над ним башню, он тяжело вздохнул и поправил сползшую набок валяную шапку. – Это х-рошо. Проезжай.