– Как знать, – осторожно ответил Хранитель. Вроцлав был неплохим человеком, но никогда не делал ничего просто так – один из тех, кто всегда ищет выгоду лично для себя. Поэтому – и только поэтому! – он до сих пор не сместил Хранителя с должности. – Магистрат велел приготовиться к зимовке как обычно, может, даже больше прежнего. Но и запечатать библиотеку. Всё может быть, Вроц.

– Да-а, – вновь завыл тот. Нагло уселся на кровать, потянулся, с хрустом расправив кости. – Скажи, как ты выносишь всё это?

– Я умею ставить нужды других выше собственных.

– Да я не про это. – Он обиженно отмахнулся от нравоучений, порядком надоевших за долгие годы службы. – Что ты потерял имя в обмен на титул, это понятно. Долгих лет жизни, Хранитель, ведь следующим должен стать я. А мне неохота, ты знаешь, отдавать всего себя. Я про другое.

– Про что же? – насторожился он, скрестив руки на груди.

– Про ожидания. – Вроцлав многозначительно поднял брови. – Ребята, от конюха до привратных стражников, ждут объяснений. Весь гребанный Орден сорвался с места, охотники поспешили к границе, даже послушников отправили к чёрту на кулички. Все ждут от тебя правду, знают, что тебе сказали причину. Настоящую, понимаешь? Про ту ведунью в Колодце. Он ведь погас, так?

Последняя фраза, брошенная как бы случайно, заставила Хранителя вздрогнуть. Слишком быстрая для невинной, слишком точная для случайной, она явственно, во всё горло, заявляла о настоящей причине заинтересованности Вроцлава. Хранитель насмешливо хмыкнул, чтобы потянуть время, оценивающе рассматривая вальяжно откинувшегося на перину помощника. Молчание затягивалось.

– Брось, – сказал вдруг он сипло. – Я всё знаю, поверь. Подслушал разговор наших милых ведьмочек, пока те запечатывали тайные залы. Вроде умные, умеют всякие странные штуки, но болтливы, как любая кухарка. Жаль, что они уехали, мне будет их не хватать. Так это правда?

Скрывать больше не было смысла. Не сумев разгадать замысел Вроцлава, Хранитель сокрушенно покачал головой.

– Да, – процедил он. – Колодец потух. Орден фактически ослеп, предсказательницы более не могут безопасно заглядывать в будущее.

– Да? – возбуждённо переспросил он, приподнимаясь на руках. Горящие огнём живого любопытства глаза, прямо как десятки лет назад, когда его нашли, брошенного родителями, в ближайшем лесу. Хранитель смутился. Трудно врать тому, кто рос у тебя на руках. Даже заранее зная о выросшей вместе с ребёнком подлости. – Так, значит, всё? Ордена больше нет?

– Нет, – надломившимся голосом сказал Хранитель.

– Тогда что? Ну же, скажи. Самому же легче станет.

– Я…

– Скажи.

– Ладно, – сдался он, слишком быстро и легко, чтобы избавиться от чувства вины. Хотя, в конце концов, выговориться не помешает. Быть может, произнесённое вслух горе станет проще, обратится в осознанное неизбежное? – Я знаю только со слов Магистрата, так что не ручаюсь за истинность.

– Я тебя умоляю. – Не сдержавшись, Вроцлав громко фыркнул и закатил глаза. – Если не они, то кто? Сам Господь должен с неба вещать?

– Слушай, дело серьёзное. В Колодце случилось что-то странное: свет, защита от духов, вдруг пропал. Там как раз была ведунья, бедняжку буквально растерзали. Но охотникам удалось разобраться, что случилось. Какое-то древнее пророчество, смутное и неопределённое, как и всегда. Посвященные охотники поспешили к границе, чтобы сдержать натиск лесных тварей. А предсказательницы, запечатав своё крыло, отправились следом. Поэтому да, зимуем мы одни.

– И для кого тогда припасы готовить? Они ж к весне пропадут.

– Для послушников.

– Для этих лодырей и бездельников? – возмутился, пригрозив потолку кулаком, Вроцлав. – Вот уж дудки.

– Их отправили далеко на юг, – тихо объяснил Хранитель. Воровато оглянулся, по старой памяти опасаясь гнева магистров. Привычки умирают дольше всего. – В пророчестве говорилось об одном демоне, что давно уже скитается среди людей. Постоянно меняет образы, живёт выбранной им самим ролью, как артист на сцене. Он вроде как безобидный, его лишили почти всех сил и изгнали из леса Древние, и упоминается он лишь мельком. Поэтому, раз охотники заняты, решили отправить не прошедших экзаменов учеников.

– Что ж, удачи им в поисках. Эти твари непостоянные, как малые дети. Трудно оставаться серьёзным, когда у тебя за спиной вечность и столько же впереди.

– А ещё любят менять облик, – добавил, окончательно распалившись, Хранитель.

– Это ж искать иголку в стоге сена, – насупился Вроцлав. Кажется, даже он проникся серьёзностью ситуации. – Да ещё и будучи слепым.

– Да. Но ведь никогда не знаешь, вдруг она лежит на самом видном месте. К тому же их достаточно много, послушников. А эти твари любят жить среди людей, питаются нашими чувствами – следовательно, стараются держаться рядом, на острие событий. Таких-то мест не так много, если подумать. Думаю, хоть кто-нибудь да наткнётся.

***

Ветер тихо шептал в ночи, тоскливо шелестя сухой травой. Одинокая фигура, появившаяся на самой границе света от костров, едва ли не сливалась с царившей вокруг мглой.

– А ты кто такой? – хором спросили пьяные голоса. Рассевшиеся вокруг пляшущего огня люди заметно напряглись, впрочем, лишь немногие из них смогли, с заметным трудом, встать на ноги и взяться за оружие.

– Я из третьей сотни, – ответил пришлый, словно в подтверждение своих слов махнув рукой. Десятки мутных глаз проследили за ней до расплывчатых пятен по ту сторону поля. Наконец самый трезвый из них, в форме десятника, в раздумье пожевал усы и удовлетворённо хмыкнул.

– Тогда подсаживайся. Я слышал, ваши рубаки были на левом крыле, ага? Было жарко.

– Ещё как, – подтвердил чужак, расправляя полы тяжёлого плаща, чтобы удобнее сесть. Привычные к походной жизни воины сидели прямо на земле, радуясь хотя бы тому, что сегодня разрешили разжечь огонь. Смятые, словно пожёванные великаном, доспехи, грубо заштопанные раны, осунувшиеся от голода и страха лица – война затягивалась, и солдаты обратились в побитых жизнью блохастых дворняг.

– Я смотрю, ты из благородных, – проговорил десятник, уступая один из своих тюфяков. Забродившее пиво путало его уставшие мысли сильнее горячки недавнего боя. Впрочем, после стольких недель лишений было бы бесчеловечно требовать от них хранить трезвость. – Офицер или чё-то такое… Ну ты садись, садись, мы как раз байки травим. Сегодня у нас много гостей.

– Да, больше обычного, – усмехнулся он, задумчиво рассматривая хмельную муть на дне стакана, который как по волшебству оказался в его руке. Несмотря на природную неприязнь простолюдинов из ополчения к знатным командирам, солдат нельзя было упрекнуть в негостеприимстве. Совместно пролитая кровь прощала всё. – Так кто здесь у вас собрался?

– Ну вот сам посмотри, – надувшись от гордости, какая присуща любому хозяину удавшегося пиршества, десятник широко развёл рукой. – Вот они, орлы мои. Прибавилось в отряде последние недели, почти три десятка. Красавцы, все как один. Вон, в смешных шапках, сидят наши спасители, копейщики. Их немного, парней изрядно потрепало, но конницу они сдержали славно.

– С вас причитается, – сурово заметил один из них, с почерневшим от неясной болезни лицом. Второй молча кивнул, немигающим взглядом всматриваясь в растворяющиеся в ночной мгле отблески костра. Спутанные седые волосы, будто белёсые черви, неряшливо вылезали из-под меховой шапки. Внимательный взгляд чужака задержался на свежей ране от уха до рта. Толстые нитки торчали в разные стороны, будто белёсые черви. Чужак поморщился.

– Само собой, – усмехнулись другие, которых было так же много, как и людей десятника. Самодовольные и весёлые, они походили на неуместно радостных наследников на похоронах богатого, но нелюбимого дяди. – Но сначала пусть закроют долги перед нами, лучниками. Так ведь, грёбаная пехтура? Скольких мы ваших спасли на последней осаде, а? Враги даже носа не могли казать над стеной, не то что сбрасывать камни или стрелять в ответ. Град стрел, ага?