– Скольких спасли, стольких сами и положили, – отмахнулся десятник, делая щедрый глоток. Его люди, громко крикнув что-то бессвязное, вновь попытались встать, но лишь упали в общую кучу, обидно и нелепо. – Тихо, парни, тихо. Не хватало ещё сломать шею на привале. Полно вам.

– Да твои пьяницы с собственными ногами не могут совладать, куда уж им драться, – продолжали звонкоголосые насмешники.

– Сядьте на место, парни! – не выдержав, рыкнул он. Грозно оглядев собравшихся, он продолжил кричать. Пляшущая на шее жилка была готова разорваться в любое мгновенье. – И вы тоже хороши. Вы тут гости, не забывайте! Всех касается.

Казалось, тишина, нарушаемая лишь нестройными песнями от соседних кострищ, не закончится никогда. Только сырые поленья недовольно трещали в огне, расплёскивая во все стороны шипящую смолу. Наконец один из копейщиков пробурчал какую-то шутку, понятную только пьяным, мгновенно вернув всеобщее веселье.

– Не подскажешь, где тут у вас палатки с ранеными? – тихо, почти шёпотом, как бы между делом поинтересовался чужак. Десятник, в гордом одиночестве продолжавший хранить обиду напополам со злобой на гостей и самого себя, ответил не сразу.

– Само собой, милсдарь. – пробурчал он, потирая глубокий шрам на щеке. Яркие тени подчёркивали этот изъян, что казалось, будто щеки не было вовсе – просто дырка, сквозь которую можно увидеть кости. Чужак закашлялся и отвернулся. – Вам вон по той тропке, как пройдёте половину стоянки, там телеги будут. Тута и поворачивайте налево, не заблудитесь. Если что, спросите дорогу, у нас тут полно народу. Не так чтобы как у вас, ваша сотня почти в самом центре, а мы нынче крайние будем. Но зато все толковые и не пьют особо. Караульные же, почитай, если что – на нас первым враг и нападёт. Возвращайтесь ещё, милсдарь, всегда рады.

Глава 2

Откинув рваный полог, он шагнул в кружащийся дымом благовоний полумрак. Десятки оплывших свечей едва мерцали, будто бы приглушённый свет мог сгладить, хотя бы частично, первобытный ужас этого места.

Люди безвольно лежали на земле. Тяжело раненные, потерявшие в боях руки и ноги, они тихо стонали, в приступах ворочаясь на лежанках, как жуки, перевёрнутые на спину. Грязная одежда блестела засохшими пятнами крови – как своей, так и чужой.

– Зачем вы здесь? – хриплым шёпотом спросила девушка, молодая врачевательница, появившаяся внезапно, словно сотканная из дыма. Её призрачная красота, подчёркнутая усталостью и бесконечной печалью, не могла оставить равнодушным самого чёрствого мужчину во всём мире.

– Переживаешь за покой калек? – спросил чужак, в надежде лишний раз насладиться движеньем её пухлых губ.

– Зачем вы здесь? – настойчиво повторила девушка. Чужак завёл руки за спину и криво усмехнулся. Он потратил слишком много времени на поиски и не собирался уходить с пустыми руками. – Вы пугаете больных. Уходите!

Маленькие кулачки сжались в неясной угрозе. Ближайшие раненые, внезапно почувствовав прилив сил, жутко застонали. Их тревога немедленно передалась другим, и вскоре больничный воздух задрожал от гула воющих.

– Я пришёл к твоему хозяину, – медленно, подбирая каждое слово, проговорил он. Искры, яркие огненные всполохи в ожесточившихся глазах девушки, постепенно затухали. – Успокойся, никому не нужны неприятности. Позови его.

– Кого?

– Сама знаешь. Мастера Гримбо, – добавил он, стараясь не рассматривать накрытые тряпками тела. Уродства, особенно в виде жутких ранений, всегда вызывали у него странную неприязнь. – Я буду ждать за палатками, но недолго. Так и передай. Он знает правила.

– Кто ты? – выразительно спросила она одними глазами.

– Волот, – буркнул чужак, отшатнувшись. Девушка удовлетворённо хмыкнула, разом получив все ответы из глубин его подсознания. – Старый знакомый.

– Прогуляйтесь, – проворковала она с удовольствием, вызванным чувством собственного превосходства, отметив первую зелень на побледневшем лице. – Я позову мастера.

Ночной воздух, напоенный травами, обжёг лицо и лёгкие свежим холодом. После дурманящего тумана госпиталя перед глазами мельтешили разноцветные пятнышки, синие с красным. Привалившись на шаткий забор, обычно служащий местом привязи лошадей, он побрёл в сторону, не разбирая дороги. Пальцы скользили по мокрым волосам, стараясь убаюкать тупую боль в голове. Почти чувствуя, как под ними пульсируют надувшиеся вены, он судорожно вздохнул и крепко зажмурился.

«Раз, – отрывисто прозвучало в глубине сознания. Глухой старческий смех проносился эхом, вторя каждой мысли. Пронзительно запищали крысы, в нос ударил тошнотворный запах гнилого мяса. Дрожащие картинки, навязчивые образы чужих кошмаров мелькали во тьме, удары собственного сердца заглушали прочие звуки. – Надо собраться… Раз… Вдох… Два… Три… Выдох».

Наваждение отступало. Воздух становился теплее, сквозь плотно сжатые веки показалось алое пятно огня. Он очутился на самом краю лагеря, буквально лбом упёршись в частокол.

– Всё в порядке? – неожиданно мягкий и приятный голос, полный отеческой заботы, заставил его обернуться. – Я ждал, пока полегчает, – уже прошло?

– Да, – холодно ответил Волот, по-собачьи тряхнув головой. – Твоих рук дело?

– Нет, – причмокнув, просто ответил мастер. – Девочки перестарались, ты их здорово напугал. Иди хоть сюда, рассмотрю тебя как следует. Когда мы последний раз…

– Семь лет прошло. Если не считать ту встречу на балу, помнишь?

Увлечённый воспоминаниями, доктор ступил в неровный круг света, с готовностью протягивая сморщенную ожогом руку. Чёрный кафтан, отголосок прошлой жизни придворного лекаря, был неряшливо наброшен на плечи. Во многом, догадался чужак, ради гостя. Из-под потрёпанного временем шёлка стыдливо торчала покрытая жуткими брызгами рубаха, чистоту которой не смог бы уберечь даже мясницкий фартук.

– Ты совсем не изменился, – заключил он, крепко пожимая руку. Выцветшие манжеты затряслись, будто лоскуты старой паутины на ветру.

– Не льсти мне, – хитро подмигнув, рассмеялся Гримбо. – Я же вижу, как ты смотришь. Что, испортила меня такая жизнь?

– Могло быть и хуже. Для хирурга, попавшего в королевскую опалу, ты держишься удивительно хорошо, Молок.

– Мне не очень приятно это прозвище. Иначе бы я не сбежал, ты так не считаешь? Так что больше так не…

– Ты знаешь правила.

Впалые щёки мастера надулись, а висящие пряди волос, давно потерявшие бывший лоск, затряслись от возмущения. Но, несмотря на распирающее негодование, он с заметным трудом промолчал. Опасливо поглядывая на заведённые за спину руки старого друга, Гримбо сглотнул:

– Ты это. Не горячись так. Давай всё спокойно обсудим, да? Мы же знакомы, и оба знаем, что цивилизованный разговор – лучшее, что придумал человек.

– Ты прекрасно понимал, чем всё закончится. – Затверженные бесконечными повторениями слова раздались практически сами собой. Стараясь перебороть волнение, перехватил поудобнее рукояти. Овитые кожаными ремешками, они были готовы предательски выскользнуть из вспотевших ладоней.

– Пока ты не достал эти… штуки, – попятился Гримбо, выставив перед собой ладони в знак примирения. Слово, обозначающее мучительную смерть, вызывало у него страх. Как и у многих чудовищ, изнеженных человеческой жизнью. – Позволь мне объясниться. Да, я взял себе помощниц. Но они сами страстно желали этого! Просто представь, столь красивые и нежные существа, явно предназначенные для… большего, были обречены влачить жизнь в глухой деревне, замужем за богатым пшеном старейшиной. В лучшем случае.

– Думаешь, меня прислали из-за девок? Сам великий магистр Ордена желает видеть тебя. И поверь, я сделаю всё, что потребуется.

– Не вижу повода для такой иронии, – пропустил мимо ушей угрозы. – Я всегда испытывал слабость к человеку. Вы – очень интересные. Разве любопытство и бескорыстная помощь – это преступление?

– Ты питаешься страхом, Молок. Страхом смерти. Разве не поэтому ты стал врачом?

Лицо Гримбо почернело от злобы. Исподлобья взглянув на того, встречи с которым он искренне радовался несколько мгновений назад, Молок прошипел что-то на своём.