Он вошел в тот домик, под крыльцом которого он спал совсем недавно. Дверь была не заперта, а закрыта на щеколду. Внутри, как и следовало ожидать, не имелось ничего ценного: широкая лавка у стены, на которой разложено какое-то тряпье, колченогий стол и одинокий корявый табурет поодаль. В углу, который вполне можно поименовать красным, виднелась широкая полочка, определенно божница, но там не имелось ни одной иконы. Однако, самое важное – Александр Дмитриевич, в этом не сомневался, должно было находиться за печкой: дрова, спички, соль и сухари (на Урале хозяева всегда оставляли такие подарки непрошеным гостям, которых беда могла привести в их дом). Его ожидания оправдались. Пусть и понемногу, но все самое необходимое оказалось на своем месте.

Можно было согреться и подкрепиться. И этой возможностью грешно не воспользоваться. Первую ночь своей новой жизни Александр Дмитриевич мог провести в относительном комфорте, чтобы, набравшись сил, утром отправиться в путь. Однако от продолжительного отдыха ему пришлось отказаться почти сразу. Сориентировавшись по заходящему солнцу, он понял, что должен идти на юго-запад, чтобы через пару часов выйти к Уктусу, небольшой деревеньке, лежащей на Челябинском тракте. Обойти стороной ее было нельзя, отворачивая в сторону, пришлось бы идти вокруг всего Нижне-Исетского пруда, а это – лишние полтора десятка верст! В его положении, когда приходилось во что бы то ни стало оставаться незамеченным, селение необходимо было пересечь в темноте. А значит – в путь следовало отправиться без промедлений.

В сумерках идти было сложно, но Александр Дмитриевич не сбился с пути и к наступлению ночи уже лежал за околицей. Переждав немного, он крадучись, огородами перебрался на другую сторону. Обошлось. Похоже, его никто не заметил.

Эти места ему были хорошо известны, и относительная темнота не являлась помехой. Он обогнул крутую горку, поднимавшуюся с левой стороны, и двинулся вдоль русла реки Патрушихи. По плотине, подпиравшей Елизаветинский пруд, он перешел на другую сторону и, пройдя по сухому ручью, отправился в сторону железной дороги. Буквально одним броском преодолев насыпь, а сразу за ней дорогу, ведущую в сторону Полевского завода, он решительно углубился в лес. Все!.. Дальше, почти до самого дома можно было пробираться тайгою, вовсе не рискуя наткнуться на людей.

Прошагав еще какое-то время и оказавшись в непролазной чащобе, он решил, наконец, остановиться, чтобы немного отдохнуть: привалился к стволу покосившегося дерева, пожевал сухарей, предусмотрительно захваченных из избушки, и стал дожидаться утра.

Измотанный долгим переходом и не отошедший от пережитого стресса, он глубоко задремал и очнулся только тогда, когда солнце уже показалось над горизонтом. Он проглотил остатки сухарей и, примерно определив нужное направление, отправился в путь. Конечно, если бы он был помоложе, то забрался на высокое дерево и попытался сориентироваться. Но теперь об этом не приходилось даже мечтать. Оставалось полагаться на удачу и стараться по мере возможности не отклоняться от первоначального маршрута.

Примерно через час Александр Дмитриевич наткнулся на заброшенную лесную дорогу, к несчастью, скоро растворившуюся в болоте. Еще одно испытание?! Не долго думая, он пошел напрямик, благо, что до очередной горки казалось совсем недалеко. Однако, этот отрезок пути ему дался не просто. Только через час он в изнеможении упал на сухую, устланную сосновыми иглами землю под огромной развесистой сосной.

Лежал он очень долго. Но надо было идти. И Александр Дмитриевич, превозмогая себя, отправился дальше. Ходьба ободрила. Дыхание окончательно выровнялось. Дорога шла в гору. И это хорошо – лес становился сухим и светлым, можно было ускорить шаг.

К вечеру ему удалось отмотать добрый десяток верст. За спиной осталась великолепная вершина горы Хрустальной, в лучах закатного солнца горевшая солнечным блеском над верхушками сосен – большая часть пути пройдена. До дома уже недалеко. Но, увы: опустилась ночь. Необходимо останавливаться на привал.

Эти места находились далеко от любого жилья. И поэтому костер можно было развести безо всякой боязни. Эту ночь Александр Дмитриевич провел в относительном комфорте. А утром, пройдя какие-нибудь пару сотен метров, он наткнулся на великолепную поляну земляники. Ягоды были крупными, переспевшими. Они отваливались от малейшего прикосновения. И оставалось только собирать их горстями и закидывать в рот. Эта возможность подкрепиться оказалась как нельзя более кстати. Голод явственно давал о себе знать. А, как известно, без еды в лесу человек скоро падает духом, чего сейчас никак нельзя было допустить… Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягоду через силу, но желудок следовало набивать всем пригодным в пищу.

Приятная находка приободрила Александра Дмитриевича: значит все у него закончится благополучно. От предвкушения скорой встречи с семьей силы буквально удесятерились…

За очередной опушкой показалось обширнейшая равнина, густо заросшая невысокими кочками, покрытыми сухой белесой травой. Как хорошо – вот она, очередная удача! Александр Дмитриевич вбежал сюда. Но уже через несколько шагов понял, что судьба уготовила ему очередное испытание (хотя, что это значило в сравнении с ранее пережитым). Земля у него под ногами была твердая, не болотистая, лишь кое-где зияли темными провалами наполнившиеся водой ямки. Но идти по ней оказалось еще трудней, чем по болоту: очень уж густо были понатыканы кочки: никак не получалось нормального шага. Приходилось семенить, прыгать с кочки на кочку. Но, все равно он часто запинался и несколько раз падал.

Выбравшись из этого ада, Александр Дмитриевич – о чудо – почти сразу вышел на дорогу, на ту самую, на знакомую, которая вела к его дому! Она казалась совершенно пустынной. А снова сворачивать в чащобу не имелось уже никаких сил. От места расстрела теперь было очень далеко. И вряд ли кто-нибудь мог бы заподозрить неладное в бредущем по дороге одиноком путнике, каких можно встретить теперь немало.

Размеренный шаг, приятные мысли о доме окончательно притупили бдительность. И стук повозки, раздавшийся прямо за спиной, оказался абсолютно неожиданным. Александр Дмитриевич обернулся и обмер: на бричке, развалившись, сидели два здоровенных мужика в тельняшках и бескозырках с красными повязками на руках. Революционные матросы – от них можно ожидать любой подлости! И в обычном состоянии их следовало обходить стороной, а теперь они казались смертельной угрозой.

Александр Дмитриевич не совладал с собой и бросился в лес…

Бегущий человек сам по себе превращается в жертву, невольно провоцируя погоню. А эти матросы и вовсе оказались азартными охотниками. Поначалу они немного замешкались – нужно было выбраться из повозки, подобрать оружие. Тем самым они дали небольшую фору беглецу, которой он попытался воспользоваться сполна.

Несколько стремительных шагов, прыжок через поваленное дерево, учащенное дыхание, снова бег изо всех сил, еще один прыжок, неудачная попытка уклониться от торчащей в сторону ветки, оцарапавшей лицо… Только бы не упасть…

За спиной грянул выстрел, тут же еще один,.. и еще,.. и еще… Но свиста пуль не слышно! А сзади – треск ломающихся веток и пронзительный стон…

Поворачивать голову некогда – бежать, бежать, как можно скорее… Но, вроде бы, звуков погони уже нет, а человеческие голоса раздаются откуда-то сбоку:

– Александр Дмитриевич, постойте! Для покойника вы слишком резвый… Да остановитесь же вы!

Слова эти даже не доходят до сознания. Но сил уже нет. И если смерть неизбежна, то ее следует встретить лицом к лицу. Александр Дмитриевич решительно развернулся…

К нему бежал совсем не матрос, а какой-то неведомый человек, одетый в широкую холщевую рубаху, подпоясанную веревочным ремешком, из-под которой виднелись офицерские бриджи, заправленные в хромовые сапоги. Он был невысок. Голова его была чисто выбрита, большие, растопыренные уши торчали в стороны. Он широко улыбался.