В порт корабли привозили уже отпетых садистов и убийц, потерявших голову от рек пролитой ими чужой крови. А что такое «порт» для балтийцев? Это, прежде всего, Кронштадт – город, расположенный на острове, со всех сторон окруженном водой: тот же самый «корабль», только очень большой. Здесь есть все – кабаки, увеселительные заведения… В уютных квартирах живут семьи морских офицеров: дети, старики и особенный десерт для садистских извращенцев – женщины… Не многим из них удалось вырваться из этого ада живыми¹⁹!

А в порт продолжали возвращаться суда, наполненные матросней, прошедшей крещение кровью. Им нужны были новые жертвы для своих чудовищных забав… И тут грянула социалистическая революция! Ленин, крича с броневика, призывал разрушить весь старый мир: «Война дворцам»! А какая война обходится без жертв. И вся эта мутная пена из Кронштадта, поддерживаемая большевиками, выплеснулась сначала в Петроград, сметая все преграды на своем пути, а потом разлилась по всей России.

В ноябре 1917 года матрос Запкус создал очень своеобразное военное подразделение Петроградского совета, названное «Первым Северным карательным отрядом»…

– Это что, – удивился Аничков: – революции тогда и месяца не было, а каратели уже появились?..

– В первых числах декабря, – кивнув головой, продолжил Румша, – они высадились в Вятке, до той поры упорно сопротивлявшейся установлению Советской власти. В городе головорезы пробыли почти неделю, наводя ужас на местное население и приводя его к полной покорности большевикам. Затем, через Екатеринбург и Оренбург они пронеслись в Тюмень, до той поры остававшейся мирным и спокойным городом, продолжавшим соблюдать патриархальные порядки. Здесь головорезы Запкуса оторвались на полную катушку: начался ничем не прикрытый грабеж, сопровождавшийся самым разнузданным террором. Приказом №1, изданным большевистскими захватчиками, было объявлено военное положение, а горожанам было приказано сдать комиссарам все имеющееся у них золото и серебро. Приказ № 4 налагал на тюменцев дополнительную контрибуцию в размере 2 миллионов рублей, «из которых 1 миллион пойдет на содержание отряда, а 1 миллион – в распоряжение Совета рабочих и солдатских депутатов»… А сколько подобных летучих отрядов гуляло тогда по стране, обеспечивая «триумфальное шествие советской власти»?!

Без бандитов и убийц большевики не продержались бы у власти и недели.

– Местные комиссары и сами такими были, – согласился Аничков. – Помните: в Екатеринбурге бесчинства начались тоже с появления революционных матросов? Только случилось это еще в конце 1917 года, когда у нас появился всем известный Хохряков – юноша с лицом ангела и душей законченного подонка. Он убивал без каких-либо колебаний и зачастую безо всякого смысла – исключительно ради собственного удовольствия! За такие заслуги большевики произвели его в члены исполкома Екатеринбургского Совета, сделав начальником штаба Красной гвардии. Отправляясь на очередную карательную операцию, он всегда брал заложников. Когда же потребность в том, чтобы скрываться за спинами безвинных отпадала, он не колеблясь «пускал их в расход»²⁰.

– Все правильно. Каждого из нас они намереваются замазать кровью. Рано или поздно все общество разделится на палачей и жертв. А потом последние, не способные к сопротивлению, будут истреблены. Чтобы механизм работал, комиссары придут за следующими, за теми, до кого пока им дела нет. Эти наивные думают, что раз они держатся в стороне, раз поддакивают коммунистам, то обеспечат себе безопасность. Но нет, они просто находятся на временном хранении у комиссаров до тех пор, пока им не понадобится очередная партия на закланье.

А потом настанет такая пора, когда убивать станет некого. Но большевистская государственная машина работает только на крови. Начнется бойня среди палачей – кто кого. Те, из комиссаров, кто сейчас находится на самом верху и надеется блаженствовать вечно, очень скоро разделят ту горькую судьбу, которую они уготовили собственным подданным. На вершине останется горсточка самых отъявленных негодяев, которые не остановятся ни перед чем… Но и они не вечны. Рано или поздно уйдут и они. Вот тогда наступит конец социализма. Физически он еще может существовать. Но он лишится души. Начнется деградация, застой, разрушение. Продлить существование этого строя могут только вливания новых порций крови, как внутри страны, так и за ее пределами.

– Да, с большевиками совершенно нельзя спорить: ты им аргумент, а они тебе пулю в живот.

– Такова логика любой революции, которая призывает разрушать весь предшествующий ей мир до основания. А лозунги, под которыми это осуществляется, не имеют никакого значения. Если коммунисты хотят разрушить все, то обещать они могут что угодно – в итоге у всех все равно останется одна пустота. Наивно ожидать, чтобы большевики стали бы публично говорить о своих истинных целях. Их немедленно подняли бы на вилы. Поэтому они и прячутся за красивыми, но совершенно невыполнимыми лозунгами о всеобщем счастье, о равенстве, о братстве: «Мир хижинам – война дворцам!», «От каждого по способности, каждому – по потребности!». И ни один революционер не намерен претворять их в жизнь. Он же революционер, а не идиот!

– Похоже, речь идет не только о нынешних революционерах, не только о большевиках, а обо всех революционерах вообще – сколько их не было раньше и сколько еще их не появится в будущем?

– У них у всех одна природа. Вспомните Робеспьера и Кромвеля, или наших Стеньку Разина с Пугачевым. Все они толковали о справедливости, о всеобщем благе, но хотели только власти, славы, денег. Так было, так есть, так будет всегда!

– Вот какую западню нам приготовила наша же интеллигенция. Они разглагольствовали о гуманизме, призывали подставить правую щеку после того, как тебя ударили по левой, и этим создавали режим наибольшего благоприятствования для революционеров. Нас приучили к терпимости, к тому, что ненавидит только слабый. Вот мы и не смогли дать отпор обезумевшим от собственной безнаказанности большевикам. Только успевали им щеки подставлять, вертеться под их непрерывными ударами. Им и утруждать себя не надо было – бей наотмашь, и получай удовольствие! Каждый из нас сидел в своей норке и трясся: авось, пронесет. А Россия между тем превратилась в гигантский корабль, в котором все разделились на палачей и жертв, дожидавшихся своей очереди на закланье. Ну, мы-то ладно, люди мирные, воевать не умеем, – и, обращаясь к Румше. – А вы, люди военные куда смотрели?

– Туда же смотрели, куда и вы! Нас, офицеров в Екатеринбурге имеется не больше полутора сотен. Все сидим по норкам, трясемся. Без хорошей организации что мы можем сделать? Даже самый сильный одиночка не может противостоять стае. Да и не стать нам такими же кровожадными, как большевики.

К примеру, когда красные решили вернуть себе Оренбург, из которого их выгнали казаки Дутова, то подогнали бронепоезда с установленными на них корабельными орудиями и пообещали сравнять город с землей. А в городе – женщины, дети, старики, такие же мирные люди, как вы, не умеющие или не желающие держать оружие. Что же их отдавать в жертву? Ушли казаки из города в степь…

А в восставшем Ярославле (события эти произошли совсем недавно, но до нас уже дошли слухи) из города никто не ушел – некуда было уходить. Так большевики окружили город и с самолетов забросали его бомбами. Это был первый случай, когда российский город оказался уничтоженным бомбардировкой. Жертв было столько, что трупы плыли по Волге и их никто не собирал… Такой же участи вы желаете Екатеринбургу?

– Но надо же что-то делать! Нас всех перестреляют поодиночке.

– Сейчас к городу движутся войска Войцеховского, которые, надеюсь, нас скоро освободят. Мы не сидим, сложа руки, готовимся их встретить, помочь им справиться с большевиками.

Кстати, Войцеховский большой молодец, талантливый стратег и очень решительный человек. Вы, наверняка, знаете – еще в конце мая он сверг большевистскую власть в Челябинске. Конечно, у него были свои люди – целый полк чехословаков, с которыми он воевал еще с германцами. Когда фронт распался, те через Сибирь отправились к себе на родину. Насмотрелись они на наши страдания, и командиру легко удалось подбить их на выступление. Однако оружия у них почти не было – единственная винтовка на десятерых. Красных же головорезов у местного совета имелось во много раз больше, и вооружены они были до зубов. Уверенные в своей неуязвимости и привыкшие к безнаказанности в, казалось бы, уже окончательно покоренном городе, они совсем утратили бдительность.