Но он не успел отдать приказ о сборе. С севера на взмыленных лошадях примчался один из разъездов.

– Великий хан! Хазары! Полдня пути.

– Много?

– Много хан.

Ну, вот и дождались, – похолодело в груди. Сниматься с укреплённого для обороны места уже не имело смысла. Он мог отдать лишь одну команду.

– К бою!

И закрутилась предгрозовая карусель. Воины знали свои места в бою, вмешиваться не имело смысла.

Позиция у болгар была не плохой. С одной стороны прикрывал густой лес, а с другой – глубокий овраг. Прямо через лагерь текла речушка, так что и от огня было чем защититься.

Задолго до того, как появились первые всадники, Аспарух по топоту копыт понял, что сила идёт немалая.

«Ну что же, – вздохнул он. – Тем почётнее будет принять смерть». – Страха не чувствовал, было стыдно перед памятью отца, что не сдержал своего слова».

Когда хазары высыпали на поле перед кибиточной крепостью болгар, стало видно – в орде тысяч тридцать всадников. На равный бой в поле рассчитывать не приходилось.

«Не так их и много, – подбодрил себя Аспарух. – Столько же, сколько и нас, вместе с детьми и женщинами. Боги позволят – отобьёмся».

Между тем, хазары с ходу, с воем и визгом устремилась в атаку. Поливая осаждённых потоком горящих стрел, они кружили каруселью на безопасном расстоянии от границ лагеря. Пошлёт воин одну-две стрелы и в сторону…

Появились первые убитые и раненые. Но поджечь кибитки нападающим пока не удавалось, пропитанные водой шкуры гасили пламя. Пока выручало то, что хазары в пешем строю не воевали. Их воин с малолетства, оседлав лошадь, жил и умирал на ней. Цель такой атаки заключалась в том, чтобы нарушить кольцо обороны: поджечь или растащить арканами часть повозок лагеря. Когда сделан проход, тогда руби, убивай и дели добычу.

Защитникам зевать было некогда: рубили арканы, гасили возгорания. Борьба пока шла на равных. Хазары не спешили лезть под стрелы, зная, птичка в западне и помощи ждать неоткуда. Чем труднее достаётся добыча, тем сладостней миг победы. За стеной повозок добыча и женщины. Много женщин…

Поэтому круг – две стрелы. Ещё круг – и снова две стрелы. Если не срезал с седла выстрел болгарского стрелка – повезло. Вот Али не повезло – лежит на изрытой копытами земле. Не нужна ему уже новая жена. А мне нужна. Я ловкий. Меня не убьют. Капля камень точит. Круг – две стрелы. Ещё круг – ещё две стрелы…

Какая всё-таки скукота эти длительные пыльные переходы под палящим солнцем.

Покачиваясь в такт движения коня, Павел размышлял о том, какие бы ещё нововведения применить для своего войска. Но мысли путались и рвались на части…

Вспомнился Драгмир со своей любовью – княжной болгарской. Она ему свет застит, на ровном месте уже спотыкается. Ещё та подруга, поискать. Глазки только и умеет строить, а больше ничего. «Дядя хан… Честь рода… То да сё…» Короче – пропал хлопец. Каши нам теперь с ним не сварить… Тина от меня, вроде бы, отстала или козни новые выстраивает по мою душу. У неё ведь просто так ничего не бывает. Коль притихла, добра не жди. Радует, что чуточку степеннее стала. Будущая мамаша всё же. Губы Павла непроизвольно расползлись в счастливую улыбку. К Груту поехать, что ли? Об оружии потолковать. Он приглашал… Но это – очередное застолье. Просто так не отпустит… Ну и чёрт с ним, вдвоём, глядишь, что-нибудь толковое придумаем!

Павел, развернув коня, направился к своему товарищу и первому заму.

Грут сидел в кибитке босой и в одних штанах. Жара. Она всех сводила с ума.

– А, наконец-то мой король вспомнил своего верного слугу! Милости просим! Здравы будем! – чуть не криком встретил он капитана, пока тот протискивался в кибитку.

Павел сразу понял, что конунг уже принял на грудь.

– И тебе того же, – скромно ответил Павел. – Вот зашёл насчёт оружия договорить. Прошлый раз про лук ты мне хорошо всё обсказал, а про копьё – нет.

– Не с того, твоё величество, начинаешь. Ты ведь кто сейчас у меня? Гость! А что гостю в первую очередь преподносят? Неждана! Ты как короля встречаешь!

Из-за полога, сильно смущаясь выскользнула гибкая фигурка девушки и, потупив глаза, протянула гостю чашу с мёдом.

У Павла от удивления глаза поползли на лоб. Он автоматически принял чашу, а девушка, грациозно поклонившись, скрылась за пологом.

Капитан всё так же, на автомате, замахнул чашу и оттёр бороду.

– Ну, ты, блин, даёшь! – вымолвил он, отбрасывая чашу. И тут же, будто очнувшись от наваждения, зарычал. – Ты, что же это, надёжа-князь, творишь? Кому я говорил: «Не потерплю насилия!» Котяра ты мартовский! – Павел непроизвольно потянулся к рукояти сабли.

Грут побледнел и стал отходить назад.

Из-за полога с криком: «Нет!» – выскочила Неждана и упала к ногам Павла.

– Король! Не казни его. Я сама пришла. Люб он мне.

– Так он же старый, – от непонимания ситуации сморозил глупость Павел. И прекрасно сознавая это, сделал попытку исправить оплошность. – Ну, это. Я хотел сказать – ты девушка, а он уже в годах.

– Да он любого молодого в бараний рог скрутит.

– Не надо за меня заступаться, женщина, – Грут как пушинку поднял Неждану и отставил в сторону. – Сам за себя могу ответить. Руби мне голову, король.

– Грут, дружище, прости. Морена попутала. Ты ведь знаешь, как я ненавижу насильников. – И, повернувшись к Неждане: – Что стоишь? Мне и моему конунгу Груту по мировой чаше мёда.

Грут всё ещё обиженно сопел:

– А сам говорил «Я вас на княжнах женю».

– Правильно говорил. А Неждана ведь гостья у нас. Нам через земли её отца идти. Политика.

– А мы уже сговорились. Вот отец даст благословление и поженимся. Верно я говорю?

Неждана зарделась, но глаза счастливо блеснули.

«А князья то мои не промах, – подумал Павел. – Раз и в дамках. Конечно, был бы на месте Драгмира Грут, то и болгарская княжна у него в кибитке бы уже разгуливала. Опыт – великая сила. Интересно было бы знать, после свадьбы угомонится?»

Как бы отвечая на его вопрос, Грут махнул рукой и сказал:

– О копьях потом расскажу. Гулять, так гулять!

Павел, заглаживая свою вину, промолчал.

– Неждана, позови каких-нибудь девушек. Не пристало будущей жене конунга за столом прислуживать.

– Да мне и самой не в тягость.

– Прекрати! Что о нас король подумает.

«Горбатого могила исправит». – Вздохнул капитан. Но, чувствуя за собой вину за случайно брошенную фразу, спорить дальше не стал.

Чаши с мёдом подносили потом две девчушки славянской внешности.

Поднимая очередную чашу, Грут, глядя прямо в глаза Павлу, спросил:

– Неужто, за девку срубил бы?

Не отводя взгляда, тот ответил:

– Не за девку…

– Не понял?

– За невыполнение приказа.

– Вот теперь понял, что из тебя настоящий вождь получится.

– Послушай Грут, воинам твоим и тебе не обидно, что вас из гуннов в ругов, руссов переименовали?

Грут расхохотался.

Павел терпеливо ждал, пока он отсмеётся.

– Среди нас и так половина ругов. Можно сказать – твоих земляков.

Павел вопросительно посмотрел на Грута.

Тот пояснил:

– На Каталаунских полях руги сражались на стороне Аттилы. И естественно, вместе с ним потерпели поражение. А куда им было возвращаться. Вот они вместе с нашей армией и вернулись за Понт. Да ты их видел. У них бритые подбородки и длинные усы. А затылки выбриты так, что один чуб торчит. На правом плече выколот дуб. Это дерево для них священно. Они около него, вместо капища, Богам поклоняются.

«А ведь и князь Святослав, и казаки точно также брили головы, – подумал Павел. – Вот ведь традиции в народе живучи, к примеру, тот же дуб Вещего Олега. Да тут над чем подумать историкам – откуда Русь-матушка пошла. А может и я чем посодействовал?».

Девушки наполняли воинам чаши. Капитан, уже привыкший к забористому напитку, пьянел не так быстро. Но мёд брал своё, в голове начинался шум и язык понемногу развязывался.