Кувырок в сторону ближайшего противника. Как бы мимоходом, Павел нанёс ему удары по почкам. «Один – ноль», – сам по себе начал отсчёт мозг.

На выходе из кувырка достаёт следующего нападающего ударом сдвоенных ног снизу в челюсть. Та хрустнула словно орех. Мозг продолжал счёт. Дальше всё закрутилось так, что со стороны просто ничего не было понятно. Просто с регулярной периодичностью из кучи мельтешащих тел, рук и ног вываливался один, а то и двое отыгравшихся бойцов. Когда счёт стал девять – ноль, Павел угомонился и последнего противника отправил в нокаут банальным хуком. Как говорил известный классик: «Народ безмолвствовал».

Тина потянула онемевшего Аспаруха за рукав. Тот вздрогнул.

– Если бы твой десяток был вооружён, то они бы все были мертвы. Я однажды видела его карусель смерти. В бою он неукротим.

– Так вот что значил твой совет. А он, случайно, не посланец Богов? Смертному – такое не под силу.

– Нет. Он смертный, я сама лечила его раны. Просто Боги прислали его сюда с другой войны. На которой, как он сам говорил, он был не самым лучшим воином.

За ходом поединка внимательно следили ещё один заинтересованный наблюдатель:

– Моё сердце не ошиблось, – беззвучно прошептали девичьи губы. – Что бы такое придумать, чтобы сегодня он снова был мой. Брат! Брат меня любит. Он поможет.

Павел в полном молчании сделал круг почёта и занял своё место на трибуне. С поляны унесли воинов. Слава Богам, все остались живы. Место поединщиков заняли стрельцы из луков и соревнования пошли своим чередом. Стрельцы показывали чудеса в обращении с этим грозным оружием. Стреляли и пешими, и на полном скаку. Но неизменно все стрелы попадали туда, куда направляли их воины.

«А стрелять, как умеют они, я уже не научусь. Такому учат с детства», – с лёгкой завистью подумал Павел.

Тина сидела, прижавшись к его плечу, и с гордостью поглядывала по сторонам.

Не дожидаясь окончания торжеств, так как всё это грозило затянуться до глубокой ночи, Аспарух попросил Тину отпустить мужа вместе с ним, сославшись на важные дела.

Королева, немного подумав, дала своё согласие.

В шатре у Аспаруха они остались вдвоём.

– Устал от этой суеты. Да и поговорить с тобой один на один хочется, – произнёс хан, разливая по чашам мёд.

– А как я устал, – поддержал его Павел. – А ведь действительно, после того как я оказался здесь, я живу в каком-то диком темпе… «Как до сих пор не сломался! – додумал он про себя. – «Столько событий! Одни женские интриги чего стоят!»

– Послушай, брат, ты где так научился искусству боя? Я равных тебе не встречал, – спросил его Аспарух.

– Были учителя. Кстати, если хочешь постичь хоть малую толику, можешь приобщаться. Я и мои ученики учат гвардейцев рукопашному бою. Приглашаю. Можешь пару десятков своих лучших бойцов привести.

– С удовольствием.

За время беседы они осушили по паре чаш мёда.

– А ты знаешь брат, что моя сестра в тебя влюблена?

Павел поперхнулся и, против его воли, щёки залились пунцовой краской. Аспарух, заметив это, расхохотался.

– Неужели ты думаешь, что у нас что-то может остаться в тайне. Она сама мне призналась. Плохо, что вам нельзя иметь двух жён. А может, породнимся?

– Да ты что! Две волчицы в одном логове! Они же отравят друг друга.

– Гюльна – нет. Она воспитана по-другому. Да и гунны придерживались наших традиций. Не думаю, что королева Тина думает иначе.

– Как быть нам, султанам? Чёрт меня дери. Если есть три жены… – переиначил на свой лад слова песни из известной кинокомедии.

– Не понял? – протянул Аспарух.

– Это я так, к слову, – усмехнулся капитан.

За разговором Павел не заметил, как в шатре появились девушки. А может они постоянно были? В голове приятно шумело. И тут, он увидел среди девушек Гульну. А она что тут делает?

– П-почему принцесса прислуживает как служанка?

– Желает угодить почётному гостю.

– А я желаю, чтобы она сидела рядом с нами, – Павел сам удивился произнесённым словам.

Он не заметил, как Гульна над его чашей прошептала какой-то заговор и бросила в мёд щепотку молодой травки. Затем присела рядом и пригубила сама из его чаши…

***

Глядя на спящего рядом короля, Гульна с благодарностью думала: «Хороший мне бабушка Хайнэ заговор подсказала. Да и любовная трава видно сильная. Он был такой ненасытный. Как зверь. А какой ласковый. От приятных воспоминаний тело вновь налилось истомой».

Они лежали прикрытые лёгкими покрывалами, когда из другой половины шатра появился хан.

– Вставай король, на дворе уже полночь. А я обещал королеве вернуть тебя после полуночи, – склонился он над спящим.

Капитан тряхнул тяжёлой головой и уставился на Аспаруха.

– Так это был заговор, – просипел пересохшим горлом он, поднимаясь, и, не стесняясь своей наготы, стал одеваться. – А тебе-то что за прок в нашем свидании? Неужели ты так сильно любишь свою племянницу, что готов потакать ей во всём?

– Это так, но не любовь главное…

– А что же ещё?

– Тот который родится от вашей любви – будущий Великий вождь!

– Почему вы все так уверены, что от меня будут рождаться великие воины и вожди? – раздражённо вскричал Павел.

Они уже выпили с Аспарухом по чаше козьего молока и его голос восстановился.

– Это не мы уверены. Звёзды да кости нам предсказали, – серьёзно ответил хан.

И Павел ему почти поверил.

– Но ведь и ты хан! Жёны твои нарожают тебе много сыновей.

– Ты прав. Но после моей смерти место главного хана займёт лишь самый достойнейший. И это будет он – твой сын.

– Не понимаю. В другом ханском стане Гульну бы уже удавили.

– В другом – да. Но болгарам, окружённым множеством врагов, нужно становиться крепким государством. И не о тёплом месте для своих сыновей пекусь я, а о процветании и могуществе Болгарии. Что возможно только лишь при сильном правителе.

Павлу ни с того ни с сего на ум пришло название темы давнего школьного сочинения – «Марксизм-ленинизм о роли личности в истории». В нём он, пользуясь брошюрами источников, доказывал, что личность в истории – это ничто. Другое дело – сплочённые пролетарские массы. Какие там к чёрту массы! Вот они! Аспарухи. Которые ещё при жизни думают, чтобы построенное ими не пошло на разор! Казалось бы, какое дело ему до того, что будет с государством после его смерти. Ан нет. Ещё и государства нет, а мысли правителя о достойном преемнике.

Лишь Гульне было наплевать на споры мужчин. Она лежала, свернувшись калачиком, и думала о своём, о женском. О том, что она никого уже не полюбит. Разве можно кого-нибудь любить после такой, поистине королевской любви. Все мужчины просто жалкие уродцы в штанах по сравнению с её Само. Она непроизвольно улыбнулась сравнению.

Павел, не стесняясь присутствия Аспаруха, наклонился и крепко поцеловал потянувшуюся к нему принцессу. Затем вышел из шатра. Он шагал по ночному лагерю, вспоминая пережитое, не замечая, как безмолвной тенью за ним следует его охрана. У каждого своё предназначение в этом мире.

Утро выдалось свежее и солнечное. Минуло три дня после той злополучной ночи. Всё произошедшее вспоминалось каким-то далёким нереальным видением. Павел не мог понять, что с ним происходит. Его, то непреодолимо тянет к Гульне, то он её ненавидит так, что готов убить.

Не только он сам, но даже Тина стала свыкаться с мыслью, что его считают чуть ли не племенным быком- производителем. Павла передёрнуло от пришедшей в голову мысли. Фу ты, чёрт, ну и влип я с этими средневековыми страстями. Тину ему было жалко. Он любил её, в этом у него не было сомнений. В отношениях к другим… Без ста граммов не разберёшься.

«А не сходить ли мне к Груту?» – мелькнула крамольная мысль. Павел попытался выбраться из постели, не потревожив сладкий сон Тины. Но меры предосторожности оказались бесполезными. Дитя степи спало чутко.

– Ты куда? – прижалось к нему тонкое девичье тело.