Так прошёл ещё один день в пути с тихой и настороженной ночёвкой на таком глухом берегу, куда не всякий охотник заберётся да не всякая русалка выйдет. Рарог словно бы внял словам Грозы, близко не подходил и заговаривал с ней мало: только по тем поводам, которых не избежать. И наконец сказал Калуга, что на другое утро должен уж появиться и Белый Дол.
Не обманул парень: не прошло много времени после того, как поутру струги отошли от берега, не успело Дажьбожье око подняться над растрёпанными верхушками елей, что тянулись тёмно-зелёным частоколом вдоль берега, укутанные понизу густыми зарослями ольхи, так и впрямь показался знакомый обрывистый берег вдалеке, нависающий, словно подбородок великанской головы, над сияющим в тёплом рассветном золоте руслом. Ещё пара мгновений – и выросли над ним бурые стены Белого Дола. Стоял он аккурат на широком высоком яру – с воды просто так не подберёшься.
Зашлось в груди от волнения, и даже кончики пальцев похолодели – от мысли, что вот-вот – и Гроза встретит отца, которого не видела, посчитай, с самого студеня. Как бывал он в Волоцке на Коляду – а там вернулся в тот острог, что ему поручили. Да и то не одному: был в той крепости десятник один, Житмир, которого Владивой к нему приставил: чтобы приглядывал. Не доверял он больше своему ближнику так, как раньше, хоть и пытался при Грозе о том не говорить, зная, что она осерчает сильно. Словно Ратша немощным совсем стал, что сам с дружиной небольшой не управится.
Подходить близко к острогу не стали: Рарог приказал пристать к пологому бережку в надёжном укрытии леса – даже с высоких стен не разглядишь, что кто-то там скрывается. Удавалось и до того проходить мимо других острогов незаметно, а потому ватажникам не о чем было беспокоиться.
– Жаль, что уходишь, – вздохнул Калуга, как начала Гроза свои вещи из-под скамьи выуживать, ожидая, как зашуршит струг дном по песку.
– Да она тебя хоть стряпать научила лучше, – отозвался кто-то из мужиков. – Всё впрок.
Остальные хохотнули негромко, словно опасались всё ж, что чистый воздух разнесёт их голоса далеко – и кто-то лишний услышит. То ли люди, то ли духи лесные – и то, и другое им вряд ли нравилось.
– А то, может, оставайся с нами, Гроза? – сверкнул зубами другой ватажник – она не все имена успела запомнить. – Мы не обидим.
Гроза улыбнулась, но тут же посмурнела вновь, как встретилась взглядом с Рарогом. Он всё сидел у кормила и смотрел на неё чуть исподлобья, словно мысли какие тяжкие в голове ворочал. А больше всего о том, что она ему тогда в шатре сказала. Нынче было тепло, потому многие мужи сидели в одних только рубахах, а он ещё и рукава закатал до локтей – и она видела теперь ясно рисунок на его коже с внутренней стороны предплечья, но издалека толком рассмотреть не могла. Казалось только, что запрятан среди мудрёных линий знак Велеса.
Как ударился, чуть качнувшись, струг о мягкую мель, а рядом с ним три других, Рарог резко встал и, перешагивая через скамьи, добрался до увенчанного медвежьей головой носа. Гроза и вздрогнула даже, как его пальцы вдруг ухватили её под локоть. Обернулась, заглядывая в его лицо.
– Чурила, Калуга, – с нами пойдёте, – велел громко. – Проводим девицу хотя бы до веси.
Другие мужи заворчали, но не слишком рьяно: наверное, и понимали, что одной Грозе будет боязно идти через опасно сумрачный ельник. Недобрым казалось это место, гранью между Явью и Навью. Отражались бородатые ели в спокойной нынче глади реки – и казалось, мир весь опрокидывался в неё. Только ноги намочишь – и утянет за собой.
А с Рарогом рядом, несмотря ни на что, и впрямь было спокойнее: помнила Гроза о требах, что приносил он Велесу – не иначе своему покровителю. Значит, и не обидит никто подле него. И ощущение это необъяснимое, казалось бы – защищённости – рядом с ним становилось всё крепче. Вопреки тому, что она гнала его второго дня от себя. И сама не хотела приближаться лишний раз.
Рарог не забыл прихватить с собой и лук, и кистень привесить к поясу. Спрыгнул на сырой берег и Грозу в руки поймал, крепко схватив за талию. Ещё мгновение она висела в тисках его широких ладоней, пытаясь достать носками черевик землю, и смотрела в его глаза, словно в колодец, отражающий острые верхушки елей вокруг.
– А коли не отпущу тебя, Гроза? – шепнул он, не обращая внимания на тихое бурчание ватажников, которые толкались позади, ожидая, когда их пустят тоже спуститься. – И плевать на глупости, что ты мне говорила. Лисица хитрая. Кусачая.
– Так и будешь всю жизнь держать? – она упёрлась ладонями в его плечи.
– Так и буду, – он улыбнулся.
– Не удержишь.
Потому что невозможно удержать в руках воду: всё равно просочится сквозь пальцы – капля за каплей. Пусть уйдёт на это не одна зима, а всё равно не избежать того, что Богами уготовано. Что кровью самой в тело влито – замешанной на речной прохладе, на силе её и неумолимом стремлении двигаться, бежать дальше и дальше, не задерживаясь ни у одного берега. И останется у того, кто воду пленить пожелает, только сердце высушенное в груди, словно пустая ореховая скорлупа.
Гроза извернулась и наконец встала на ноги. Пошла вперёд, не оборачиваясь, теребя ленту на перекинутой через плечо косе. А сердце так и вздрагивало в груди, словно загнанное. Чувствовала она спиной взгляд Рарога. Да и всех его ватажников, что смотрели им вослед со стругов.
Продрались скоро через густой подлесок, который, чем дальше в чащу, тем становился всё более чахлым, задавленный могучими разлапистыми елями. А под ними – только трава низкая и ковёр из палой хвои, по которому так удобно идти. Пахло влагой только едва-едва растаявшего в тени снега, где он может и до середины травеня лежать оплывшими, плоскими, словно блины, кучками. Тянуло прелью хвойной и рекой – в спину.
Шуршали тихо шаги, и ровное дыхание мужчин наполняло безветренную тишину леса. Кажется, и спокойно вокруг, а оказаться одной здесь вовсе не хотелось, случись такая оказия, откажись всё же Рарог проводить до веси. Но идти не пришлось слишком долго: всего-то чуть больше версты через полосу леса – а там показалась вдалеке пересекающая ещё почти голый луг дорога, а дальше, на другом её конце – приземистые избы, чёрными камешками рассыпанные почти до самых стен острога.
– Может, дальше Гроза и сама дойдёт? – буркнул Чурила. – Нужно ли нам сейчас близко к острогу соваться?
– Ничего с тобой не будет, – одёрнул его Рарог. – Ноги разомнёшь.
Казалось на ровном безлесном месте, что весь совсем близко, а не так получилось на самом-то деле. Идти пришлось ещё много. И Гроза сама уж хотела мужчин отправить назад: всё тяжелее становились их взгляды, но вмешиваться в их дела не стала. Рарог решил – другие подчинились. Так было верно.
Но вот уж дорога выпрямилась, побежала дальше, вливаясь в узкую улицу Белодоли.
– Тут уж я и сама дойду, – Гроза повернулась к Рарогу, решительно остановившись ещё за околицей веси. – Спасибо, что позволил на свой струг взойти. И что проводил – спасибо.
Находник обхватил пальцами ремень налучи, глядя на неё сверху вниз.
– Как пожелаешь, Лиса.
– Я заплатить обещалась. Сколько нужно, скажи. Хочешь, весь кошель отдам, – она потянулась уже было к мешочку из кожи, что висел на поясе.
Но Рарог её руку остановил, задержал, сжимая ладонь в слабом кулаке.
– Ничего не надо. Может, так хоть ты будешь думать о нас немного лучше, – его лицо вновь озарилось лукавой улыбкой. – Одно только спрошу с тебя…
Он подался чуть вперёд, а Гроза дёрнула руку из крепких и тёплых пальцев, невольно упирась взглядом в его губы. Ведомо, что сделать собирается. И ватажники тоже это поняли – захмыкали тихо, нарочно отводя взгляды, словно им вдруг интересно стало, что вокруг творится.
– Эй, смотрите! – воскликнул Калуга. – Едет кто-то. И ещё.
Рарог выпрямился, сразу становясь похожим на настороженного волка. Заострились черты его лица, а глаза сузились, становясь и вовсе похожими на чернёные клинки. Гроза обернулась к веси: в их сторону и впрямь ехал как будто небольшой обоз. А с ним – люди пешком. Лишь когда ближе они подошли, стало понятно, что там только женщины и молодые девицы да дети – рассаженные по телегам. И торопились они сильно, да как будто нехотя уходили.