– Я вам не верю. Если она его дочь, пусть даже незаконнорожденная, и они, как вы говорите, тайно поддерживали родственные отношения, то почему Лиза не пришла на похороны?

– А ты невнимательный, – усмехнулся Питер. – На ритуале прощания в похоронном доме обратил внимание на женщину, с ног до головы одетую в чёрное?

– Мусульманку?

– Вот именно. Лиза не хотела быть узнанной, поэтому так оделась. Даже вы, проживший с ней не один год, не смогли её опознать.

– Значит, Джейкобу я обязан тем, что лишён права видеться с дочерью?

– Для вашего и её блага. Всю жизнь Джейкоб чувствовал свою вину перед Лизой, покровительствовал ей. Теперь на правах его друга… Ко мне перешла обязанность заботиться о Лизе.

– Она взрослый человек, в попечительстве не нуждается.

– Я не об этом. На Лизино имя он оставил счёт в банке. Миллион долларов. Она получит его, если докажет, что стала лесбиянкой и избавилась от греховного прошлого.

– Если всё, что вы говорите – не вымысел, зачем она сошлась с Ричардом?

– Женщины непредсказуемы. А Лиза с детства была своенравной и независимой. Такие у неё гены. Она наотрез отказалась от миллиона долларов, посчитав, что расставшись с тобой, обезопасила Ханну.

– Для чего вы всё это мне рассказали?

– Скажи Лизе, что порозовел.

– Нет, не успел. Пяти минут не хватило. Он скоропостижно скончался.

– Это надо ещё доказать. Подумай, – в голосе Питера послышались грозные нотки. – Следствие располагает данными, что смерть Джейкоба насильственная.

Я встрепенулся. Питер снисходительно улыбнулся и предложил сделку.

– Я могу тебя выручить, если будешь покладистым.

Похороны закончились. Не спеша подходили люди. Понурив голову, они следовали мимо нас к воротам кладбища. Питер приложил палец к губам – нас могли подслушать – и скороговоркой выпалил:

– На завтра тебя вызывают в суд. Не делай глупости. Признайся, что был любовником Джейкоба Стайна.

Непреднамеренным разговор не был. Чрезмерная осведомлённость незнакомца, назвавшегося близким другом покойного, удивила, насторожила и вспугнула. Я оцепенел. Питер развернулся, и, не попрощавшись, влился в проходящую мимо толпу, спешащую к выходу. Я стоял, как истукан, никого не замечая вокруг, в полной растерянности, обуреваемый обволакивающими разум гневными думами, как грозовое облако, медленно оседающее на город. «Меня подставили, сделали разменной монетой, игрушкой в руках заговорщиков. Лиза уступила папочке и ловко выставила меня за дверь».

Кто-то ненарочно толкнул меня локтем. Я очнулся и побрёл к выходу. Путь к воротам кладбища заполнился тягостными раздумьями: принять предложение человека, близкого к следствию, назвавшегося другом Джейкоба и Лизы, и, избегая обвинений в убийстве, солгать, сознаться в невинной любовной связи, или сказать правду, и в качестве доказательства предъявить портрет Ханны. Мол, нерадужные знают пределы мужской дружбы и в любом состоянии контролируют эмоции. Лгать или не лгать? Гамлетовский вопрос, на который однозначного нет ответа…

На следующее утро в назначенный час в сопровождении Энтони Кована, адвоката, дальнего родственника Даниэля, Роберт Маркус – иногда в стрессовых ситуациях удобнее и полезнее дистанцироваться от главного героя, и говорить о себе в третьем лице – прибыл в сорокаэтажное здание федерального суда Южного округа штата Нью-Йорк.

Предсказание Питера подтвердилось. Судья не захотел никого выслушивать, зачитал обвинение в преднамеренном убийстве бывшего офицера полиции Джейкоба Стайна, и постановление об аресте подозреваемого. В течение семидесяти двух часов следствие должно или подтвердить обвинение, или освободить арестованного. Копию постановления судья вручил адвокату. Обвиняемого известили, что на время предварительного заключения свидания с адвокатом запрещены, надели на него наручники и отправили в тюрьму. Прежде чем бедняга оказался в камере, его ожидала стандартная процедура: в медицинском кабинете нагого Роберта Маркуса подвергли унизительному осмотру. Убедившись, что он ничего не прячет в укромных местах тела, арестованного впихнули в душную камеру с наркоманами, сутенёрами и уличными грабителями. На допрос, оказывая психологическое воздействие, вызывать не спешили – предоставили возможность познать «прелести» тюремного быта. К следователю вызвали через двадцать четыре часа. Краснолицый жирный боров, с практически отсутствующей шеей, угрюмый, с маленькими злыми глазками, готовыми четвертовать заключённого, с первых же секунд произведший на запуганного Роберта жуткое впечатление. Он отрывисто задал дежурные вопросы: «фамилия? имя? год рождения?» – Ответы лежали перед ним; спрашивая, он соблюдал формальность, но сразу же обозначил агрессивный настрой, призванный сломить волю к сопротивлению. Проскочив вопросник, детектив оглушительно рявкнул:

– Ты убил Джейкоба Стайна?!

Роберт Маркус вытаращил удивлённо глаза.

– Нет, конечно. Это несчастный случай.

– Что вас связывало?!

– Мы приятели. Не более того. Три раза виделись. В театр вместе сходили.

– Вонючий раздолбай! – заорал детектив, превратившись в свирепого бульдога, рвущегося с цепи и готового растерзать насмерть. – Если не сознаешься, отдам на растерзание крокодилам! – Он нажал кнопку на пульте. Пятеро мордоворотов вошли в комнату, демонстративно расстегнули ширинку, калачиком сложили на груди руки и с наглой, самодовольной ухмылкой уставились на жертву, ожидая указаний главного инквизитора.

– Это противозаконно, – взмолился Роберт. – Уберите их, я подпишу любые бумаги. Подтверждаю, мы были любовниками.

– В этом нет необходимости, – детектив презрительно скривил губы. В его глазах арестованный ничтожная букашка, которую, если не надо проводить дознание, следует, не притрагиваясь рукой, раздавить туфлей. – После медицинского освидетельствования врач заключил, что ты – девственник, с точки зрения розовых. Патологоанатом обследовал труп Джейкоба и не обнаружил следов любви.

– Я же говорил, – обрадовался Роберт возможности оправдаться, – могу честно всё рассказать.

– Я жду, – смягчился бульдог, сменив сардонической улыбкой презрительную гримасу. – Только без утайки. Чистосердечное признание облегчит твою участь. Присяжные учтут это при вынесении приговора. – Он оскалил зубы и нетерпеливо принялся постукивать пальцами по столу.

– Начну по порядку, – осторожно молвил кандидат на электрический стул, помня совет Питера, признаться в любовных отношениях с покойным. Растягивая время и надеясь на чудо, он попросил водички.

– Хоть ведро, – смилостивился детектив, открыл баночку пепси, перелил содержимое в пластиковый стакан и протянул арестанту. – Не захлебнись. – Мелкими глотками Роберт отпил полстакана, и ничего не придумав, неторопливо приступил к исповеди.

– В тот злополучный день мы гуляли в Ботаническом саду, пообедали в китайском ресторане – по копии чека и кредитной карточке, по которой оплачен счёт, можно определить время ухода. На машине Джейкоба подъехали к моему дому. Он предложил попить кофе. Я чувствовал себя некомфортно, вспотел, и когда зашёл в квартиру, решил освежиться, принять душ. Джейкоб оставался в гостиной. Когда я вернулся, его там не оказалось. По-видимому, ему стало плохо. Он разделся и лёг в постель…

Роберт замолк, не став уточнять, что Джейкоб разделся догола и попросил подойти к нему.

Детектив внимательно слушал. Показания фиксировались на камеру.

– А дальше?! – нетерпеливо потребовал он.

– Когда я вошёл в спальню, он был мёртв.

– С чего бы это? – гаркнул детектив. – Так я и поверил тебе. Взял да помер.

– Сердечный приступ. Вы же знаете Нью-Йорк. Высокая влажность и чудовищные скачки погоды здорового человека превратят в инвалида.

– Это всё что ты хочешь сказать? – саркастично усмехнулся бульдог. – Прямо-таки дитё невинное. А теперь, херувимчик, расскажи нам, как твои нежные пальчики оказались на коробочке и на флакончике «Виагра-Плюс»?