Брожение в умах начинается с мелочи. Полгода назад шестидесятилетний мужчина обратился в Конституционный суд с заявлением, – поведав о детских страданиях, потребовал внести в семейное законодательство, что «каждый мальчик имеет право кого-то назвать „мамой“». «Кого из отцов?» зашёл в тупик суд и предложил родителям-мужчинам полюбовно меж собой сговориться. Разумную идею отверг мужской общенациональный референдум, и тогда сенатор Гитсон, либерал-демократ от штата Иллинойс, предложил называть мамой суррогатную медсестру. Но и здесь возникли проблемы. Федеральный закон защищает медсестру от судебных исков, требующих выплаты алиментов в случае смерти одного или обоих супругов, и запрещает без согласия медсестры разглашать её имя. Профсоюз суррогатных матерей также выступил против любых поправок к закону, остерегаясь изворотливых адвокатов, способных найти лазейку и нанести материальный ущерб медсёстрам. С влиятельным профсоюзом ни одна политическая партия ссориться не осмеливается. Пока ведутся дебаты, у Виктора мамы нет. Когда он достигнет совершеннолетия, узнает, что Хелен – его суррогатная мать, и её, если не будет стесняться, он назовёт «мамой».

Ещё с одной проблемой пришлось столкнуться. Учебник по детской психологии настоятельно рекомендует родителям брать иногда ребёнка в свою постель, вырабатывая у него подсознательные навыки нормального сексуального поведения и – добавлю от себя – предотвращая трагедию, случившуюся когда-то в семье Лизы Конде. Она родилась в радужной семье, воспитывалась в соответствии с общепринятыми нормами морали и нравственности, а в шестнадцать лет её как подменили, Лиза закрутила тайный роман с одноклассником. Чтобы их разлучить, родители переехали в другой город, возили дочь к психологам, подружили с хорошей девочкой, радужной, отличницей, спортсменкой, но все усилия оказались тщетны. Лизу тянуло к мальчикам. Поступив в колледж, она переехала в девичье общежитие, и всё закружилось сызнова; её вылавливали в соседней обители, в комнатах мальчиков, офицеры полиции нравов составляли протоколы о проникновении на запретную территорию, выписывали штрафы и предупреждали о серьёзных последствиях. Впустую. Родители от неё отказались – не вынесли позора.

Просыпаясь, маленькие дети просятся в родительскую постель, в которой они чувствуют себя защищёнными, и, пробуждаясь, Виктор заходил иногда в нашу комнату. Хотя мы с Даниэлем спим раздельно, наши кровати стоят вплотную друг к другу. Но чтобы объяснить сыну, почему отказываем ему в естественной просьбе, солгали, что страдаем кожным заболеванием, внешне невидимым: прикосновение чужого тела раздражает оболочку мозга и провоцирует рак кожи.

– А что такое «рак кожи»? – полюбопытствовал малыш.

– Нехорошая болезнь. Будут делать уколы. Ты ведь не любишь уколы шприцом.

– Не люблю, – нервно подтвердил Виктор и на всякий случай пустил слезу.

Даниэл отвлёк его компьютерной игрой, но радовался напрасно, – на следующий день Виктор вернулся из садика с выстраданной за день серией детских вопросов.

– А как же ты берёшь меня на руки? Ты не заболеешь?

– Нет, – успокоил он малыша, – пока ты не достиг пяти лет, я могу безбоязненно брать тебя на руки. Но спать ты должен в своей кровати.

На другой день воспитатель детского сада для мальчиков спросил Даниэля:

– Что у вас с кожей? Почему вы не укладываете Виктора в вашу постель? Мальчик страдает…

Даниэл покраснел, замялся, но это не вызвало подозрений и воспринялось с пониманием.

– Современная медицина делает чудеса, но в ряде случаев она бессильна.

– А что у вашего супруга? – настойчиво спросил воспитатель.

– Та же болезнь. Вот, спаровались два инвалида, товарищи по несчастью.

Воспитатель сочувственно покачал головой. – Бывает. – И рассказал об отце Фрэнка, страдающего схожей болезнью. Мы догадались: отец Фрэнка «наш». Я видел его несколько раз, когда он приходил в садик за сыном, но не подозревал, что одних мы кровей.

С дочкой обычно я виделся на детской игровой площадке. По выходным вшестером мы ходили в сквер, оборудованный аттракционами и детскими спортивными сооружениями и, пока Виктор под наблюдением Даниэля лазил по турникетам, я помогал Лизе катать Ханну на качелях. Хелен читала книгу, а Лиза рассказывала о шалостях и маленьких хитростях нашей дочери.

Сложнее сохранить в тайне интимные встречи. Мы жили в одном доме, но чтобы попасть из одной квартиры в другую, нужно выйти наружу и проскочить два лестничных пролёта. Каких-нибудь двадцать секунд. Но как объяснить детям ночные перебежки из одной квартиры в другую? – рано или поздно они нас застукают. Нашла выход Лиза. Пролистывая «Семейную газету», обратила внимание на объявление, на первый взгляд странное.

– Как тебе нравится? – Она вслух зачитала: «для особо прихотливых заказчиков: быстро и качественно выполняю любые строительные работы, включая установку потайных дверей».

– Тебя задело слово «прихотливых»? Он мог написать капризных заказчиков, с прихотями, привередливых, взыскательных, придирчивых.

Лиза недоверчиво покачала головой.

– Нет, дело в ином. Необычный сделан акцент. – Как опытный психолог, выискивающий скрытые пружины того или иного поступка, Лиза предположила. – Объявление закодировано. Потайная дверь. Это то, что нам требуется.

– Хочешь проверить? – шутливо спросил, не ожидая, что Лиза отреагирует моментально.

– Почему бы и нет?

Не моргнув глазом, она открыла сумочку, вытащила портативный сканер и провела по газетному объявлению. На телефонном дисплее рядом с номером абонента высветился профиль мужчины. Ниже имя – Ричард Меллони.

Лиза на секунду задумалась и глянула на меня.

– Рискнём?

– Как хочешь.

– Не дрейфь, старина, прорвёмся, – улыбнулась она и нажала кнопку «Разговор».

Два длинных звонка, на третьем – откликнулись.

Лиза пояснила, что хочет соединить находящиеся на разных этажах детские комнаты, чтобы девочки могли приходить друг к другу в гости, без суетливой беготни по лестницам. Безобидную ложь о девчонках Лиза произнесла с лёгкостью – искусству лгать гетеросексуалы научились с того дня, когда осознали себя изгоями общества.

Собеседники быстро поняли эзопов язык, второй по популярности после языка жестов. Для оценки объёма работ Лиза назначила строителю встречу на воскресенье. Когда он появился в нашем доме, я ахнул. Подателем объявления оказался Ричард, отец Фрэнка. Оказалось, он также шестым чувством вычислил меня, но помня о конспирации, себя не выдал. Спальни находились одна над другой. Ричард предложил в дальнем углу платяного шкафа разобрать пол, а на первом этаже в платяном шкафу в потолке сделать потайное окно, внешне неразличимое. В нужное время окно автоматически открывается, а дальше на выбор: складная лестница, трап-подъёмник или домашний дрон с грузовой платформой.

Три года мы прожили в любви и согласии. Затем Лиза мне изменила – сошлась с Ричардом, развелась с Хелен и переехала с Ханной в Бей-Ридж. Поближе к Ричарду. В лесбийской семье при разводе девочка остаётся с женщиной, которая её родила. Хелен не возражала – её отношения с Даниэлем остались прежними, и она ежедневно виделась с сыном. А я? Остался ни с чем. То, что Ричард, разлучивший меня с Лизой, наказан судьбой – ему не позволено видеться с Фрэнком – не служит мне утешением. Его ситуация была сродни нашей, и он также жил в двухсемейном доме. Пока его жене не надоело бегать по этажам, и она стала нормальной женщиной – радужной.

Жизнь пошла кувырком.

К тридцати пяти годам я привык к сдержанности, научился управлять эмоциями, скрывать чувства, лицедействовать – никто не мог заподозрить, что скрывается в мозжечке, ответственном за любовь, когда лет двадцать назад осознал, что не такой как все, и моё естество конфликтует с окружающим миром. Я нравился сверстникам, но научился избегать двусмысленных ситуаций, приглашений на вечеринки, погрузился в учёбу и удостоился звания сухаря, у которого на роду написано оставаться вечным холостяком; подружек выискивал среди зубрилок, одиноко просиживающих в библиотеках, понимая, по лукавым, неосторожно брошенным взглядам, истинную цель посещения читального зала. Начиналась опасная игра, к которой я приступал осторожно, – «зубрилка» могла оказаться из полиции нравов. Всё складывалось удачно – я ни разу не прокололся – даже знакомство с Лизой, закончившееся крахом, нельзя отнести к несчастному случаю.