- Будет сделано, - гаркнул завхоз, приложив руку к голове в воинском приветствии, и кинулся к гаражу выполнять приказ.

Со стороны тропинки уходящей к реке послышался громкий детский гомон.

- Нашли, тело нашли, - заверещали дети, увидевшие водолазов вернувшихся с реки и несущих на носилках утопленника. Майор МЧС, услышав детский гвалт, во весь дух бросился к подчинённым. За ним кинулись пожарные и участковый.

Эльвира была не в силах смотреть на тело Антона. Подошедший Арсений обнял подругу со спины, обхватив руками и прижавшись к её шее лицом, но девушка резко вырвалась из объятий и направилась ко второму корпусу. Арсений молчаливо смотрел ей вслед, не осуждая подругу за этот поступок и догадываясь об эмоциях, бушующих в её душе. Шагая к себе в комнату, Эльвира мечтала быстрее оказаться в автобусе и убраться подальше от лагеря, от окаянного места забирающего жизни ребят. Приподнятое утреннее настроение сменилось жесткой хандрой. Щемящее чувство безысходности закололо в сердце. После гибели Павла всё казалось пустым и напрасным. Даже собственная жизнь перестала быть для неё ценной. Её пока еще короткое и не насыщенное событиями существование разделилось на две части: счастливую и радостную до момента гибели Игоря и мрачную и трагическую после. Почему Бог так к ним жесток? Неужели порушенный храм стоит жизней молодых ребят? Эльвира вспомнила свои размышления двухдневной давности, когда идя в лагерь по тропинке через поле, она удивлялась божьей нерасторопности и всепрощении к тем, кто порушил его дом. Теперь же когда кара господня их настигла - она укоряет его в излишней жестокости. О чём я думала, призывая Бога покарать нечестивцев?

Её раздумья прервал пронзительный женский плач. Мама Антона, добежав до бездыханного тела своего сына, прижалась к его лицу молочно-жемчужного цвета и продолжала безудержно рыдать.

- За что? За что мне это горе? – кричала женщина, воздевая руки к ясным небесам, - Почему ты забрал у меня самое дорогое?

Отец Антона, опустившись на колени и взявшись за распухшую руку сына, раскачивался и тихо приговаривал сквозь выступившие слёзы:

- Сынок, любимый сынок. Прости меня, пожалуйста, если чем-то тебя обидел. Если не мог уделить времени, в котором ты нуждался. Я люблю тебя, очень сильно люблю. Прости, что я не говорил этого - пока ты был жив. Прости меня мой мальчик.

Мужчины, несущие носилки, остановились, опустили их на землю и отвернули лица в стороны, сдерживая жгучее желание заплакать. Небо, словно услышав обращенный к нему призыв, затянулось грозовыми облаками и пролилось мелким дождём. Грянул гром. Детвора вмиг разбежалась по корпусам, на площадке перед носилками остались стоять мужчины, склонив головы, и безутешные родители Антона.

Эльвира остановилась. Сердце дрогнуло от доносившегося плача. Мир перевернулся в её глазах, сиюминутно перестав быть прежним приветливым и ласковым и превратившись в озлобленную и жестокую сферу наводнённую смертью и страданиями. Смахивая полившиеся ручьём слёзы, Эльвира как в тумане добралась до комнаты, изнемождённо упала на кровать и зарылась лицом в подушку. В открытое окно повеяло свежим воздухом, наполненным дождёвой прохладой.

Дверь в комнату распахнулась. Майя чуть слышно вошла и присела на краюшек кровати рядом с Эльвирой. Поглаживая рукой по её спине, Майя приговаривала.

- Элечка, Элечка, что с нами будет?

Арсений замер посреди площадки растерянный, как собачонка брошенная своими хозяевами. Он до безумия хотел с кем-нибудь поделиться страхами, заполонившими его душу. Но вокруг пустота. Даже Эльвире, которая всегда была готова выслушать, сейчас не до его переживаний. Храм, треклятый храм. Это с него начались несчастья. Воистину чёрт их направил в это место, верно рассчитывая, что они сгинут все до одного, столкнувшись со смертельной таинственной силой. Подняв лицо навстречу дождевым каплям и вытянув руки вверх, Арсений внимал раскатам грома, силясь услышать ответ на самый главный вопрос.

Глава восемнадцатая.

В автобусе, держащем путь на Москву, висела гнетущая тишина. Только монотонный шум ревущего мотора разносился по просторному салону. Эльвира, прижавшись лицом к прохладному стеклу, сидела у окна. На соседнем кресле расположился Арсений. С момента посадки автобуса они не перекинулись и парой фраз. Арсений не хотел показаться надоедливым, а Эльвире разговор был ни к чему. Скорая встреча с родными грела её сердце. Откинув мрачные воспоминания о лагере, девушка была поглощена ожиданием приезда домой. Туда где всегда её ждали, где ей были рады и счастливы только лишь от одного её присутствия. Сдобный запах бабушкиных булочек с корицей приятно щекотал в носу. А вкус! За них Эльвира готова была отправиться в любой конец земли и не променяла бы их ни на одно из изысканных блюд мишленовского ресторана. А какие многолюдные семейные посиделки устраивала бабушка. Когда в их трехкомнатной квартире на Малом Предтеченском переулке собиралась вся многочисленная родня, разлетевшиеся по одной шестой части суши. Следуя зову рухнувшей в одночасье родины, родственники съезжались к ним, заполоняя все комнаты собой и своими вещами и внося сумятицу в устоявший семейный уклад. Кутерьма, приходящая в дом с приездом гостей, всегда нравилась Эльвире. Помимо новостей из провинции, гости привозили многочисленные угощения для московской родни, начиная от алтайского мёда и заканчивая огромными копчёнными астраханскими осетрами. Эльвире было не обременительно сопровождать гостей в прогулках по Москве, тем паче в отличие от большинства визитёров в первопрестольную они выбирали не привычные походы по торговым центрам, заполонившими собой любой свободный клочок земли от Садового кольца до МКАДа. Им, как потомкам уроженцев Москвы, больше были по сердцу неспешные прогулки по старинным переулкам, паркам, музеям и храмам столицы.

Ей - коренной москвичке (вырождающийся вид, как говорила её прабабушка Ирина Аркадьевна), нравилось выступать в роли экскурсовода, проводя гостей по знакомым с детства местам и делясь малоизвестными фактами об истории зданий. Нельзя было сказать, что рождением в Москве Эльвира гордилась и считала каким-то особо важным достоинством, выделяющим её из многомиллионного населения столицы. Напротив её родословная, намертво приросшая к этому месту, как древесное семя, попав в благодатную почву, вырастает, поднимаясь своей кроной к небесам, и одаривает всю окрестную землю своими ростками, побуждала Эльвиру со всей любовью к родному городу рассказывать приезжим об его укромных уголках.

Согласно семейным преданиям, основателем московского рода Самойловых был купец Афанасий, перебравшийся в столицу из Касимовского уезда в середине семнадцатого века для развития торговли мукой и прочим продуктовым разнообразием Черноземья. Его братья, оставшиеся на родных землях, всячески способствовали расцвету дела Афанасия, направляя в его лавки первостатейные товары по сходным ценам. Перенеся и наполеоновское нашествие, и смертоносные эпидемии оспы и чумы, и разоряющие пожары род Самойловых за три с лишним века разросся до астрономических размеров, включив в себя кроме неизменных купцов: учёных, инженеров, промышленников, музыкантов и даже балерину Большого Театра. Одно за века осталось неизменным - сплоченность людей, вышедших из рода Самойловых и связанных одной кровью.

Первым огромным ударом по коренным жителям Москвы и по разросшемуся семейству Самойловых в частности явилось послереволюционное время, когда Москва, обретя столичный статус, столкнулась с массовым наплывом людей из окрестных губерний, бежавших в столицу в надежде спастись от голода и найти работу. Растворив в своей массе недобитые большевиками жалкие остатки дворянства и купечества, эта людская волна, презрев историю древнего города, принялась рушить старинные здания, особняки, церкви, монастыри и воздвигать на их месте монструозные символы новой эпохи. Москва стремительно превращалась из зажиточного купеческого города в яркую витрину победившего коммунизма. Милый слуху московский говор сгинул под натиском твердых чеканных лозунговых фраз, оставшись с тех пор на задворках столичных театров и превратившись для старых москвичей в систему опознавания «свой-чужой».