– Ничего не чувствуют, потому что численность населения Земли около семи миллиардов.

Захар задумался, глядя на маленький светящийся глобус, подаренный когда-то Дедом Морозом по личному заказу под бой курантов. Захар чувствовал себя счастливым всего секунду назад, когда думал, сколько людей на свете счастливы! Но тут же расстроился, вспомнив про больных и одиноких. Папа Захара продолжал читать статью в журнале о глобальном потеплении и прогнозах на ближайшие сто лет в аспекте изменения климатических условий на планете. Папу беспокоили перспективы выращивания зерна и стратегических запасов в отечестве гораздо больше, чем процент счастья на душу населения. Маленькая кухня старенькой однокомнатной квартиры не вмещала больше двух желающих пофилософствовать в обществе чайника, поэтому мама удалилась в ванную заниматься бельем. О чем думала мама в ванной, никто не знал. Скорее всего о белье и стиральном порошке, которым следовало бы его постирать. О чем еще могут думать мамы?!

– Пап, а вот если учесть ось времени, тогда как?

– Что как?

– Ну вот минуту назад я чувствовал, что счастлив, а потом расстроился. И так же другие люди. Как тогда посчитать, сколько счастливых, а сколько несчастных?

Папа молчал, будто бы обдумывая сложный вопрос. Не спеша потянулся за чайником, подлил в остывший чай кипятку и посмотрел рассеянно на Захарку.

– Слушай, дорогой почемучка, ты уроки сделал?

– Ну пап!

– Сейчас на Земле  одним лишенным похода в кино станет больше!

Разочарованно промычав что-то вроде "Ну ты же обещал" и "Нам вообще мало задали", Захар побрел в комнату.

И все же, как посчитать, если люди каждую секунду чувствуют что-то новое? Мысль не отпускала и продолжала преследовать пытливый ум. Захар взял листок бумаги и нарисовал круг. Разделил его пополам. Если и правда существует баланс счастья, то как не учитывай, как не считай, всегда происходит компенсация счастья несчастьем! А если нет баланса? И как это вообще определить?

Захар встал и прошелся босиком по ковру от окна до двери, потом обратно. В окне все было серо-белым и холодным. Мелкая крупа сыпала с неба и покрывала человечество сбалансированным ощущением безысходности. Бездомный пес самозабвенно грыз что-то возле мусорки и был абсолютно счастлив! Посмотрев на него, Захар понял, что нельзя считать только людей. Собака также чувствует радость и печаль. Да и птица тоже. Значит все живое может быть в состоянии эмоционального плюса или минуса.

Эта мысль окончательно все запутала. Захар снова сел за письменный стол, за которым уроки делал еще его отец, если верить семейным легендам. Стертая в середине полировка некоторым образом это подтверждала, но вырезанное на оборотной стороне столешницы словечко несколько противоречило образу отца в глазах потомков. "Ни в чем нельзя быть уверенным до конца. И в счастье тоже", – думал Захарка.

Неожиданно в комнату вошла раскрасневшаяся мама. Она присела на диван и улыбнулась.

– Ну что, за уроки взялся? Умничка. Много задали?

– Не очень.

– Скоро обедом вас покормлю.

– Угу, – промычал сын.

– А когда освободишься, сходим погулять! Погодка-то сегодня какая!

– Дурацкая погода, по-моему, – огрызнулся Захар.

Он терпеть не мог, если заставляли идти на улицу. В выходные не хочется никуда идти. И так всю неделю приходится носиться по морозу то на шахматы, то на тренировку, то к другу, то в школу. Жить-то когда?

– Хорошо, посмотрим, – уклончиво сказала мама и отправилась к папе на кухню. Оттуда послышалось недовольное бурчание мужского голоса и шелест журнальных страниц.

Кот Мушкетер сбежал со своего теплого лежбища, устроенного почему-то на кухне прямо возле холодильника. То ли холодильник приятно грел его бок, то ли мысли о еде распаляли его воображение – доподлинно неизвестно. Кот упорно валялся прямо на проходе и соглашался сдвинуться с места только ради хозяйки – то ли из уважения, то ли из меркантильных соображений насчет обеда.

Захар потрогал кошачий нос, погладил крупную пушистую голову любимца и снова погрузился в мысли. Чтобы хоть как-то освободиться от потока логических заключений, нужно было сделать вывод, поставить точку на вопросе о счастье человечества. Иначе уроки до завтра не сдвинутся с места . Захар взял новый лист и написал: "Счастье – абсолютный плюс, несчастье – минус. Есть еще третье состояние – когда человек не задумывается, счастлив он или нет. Это ноль." Теперь пришлось исключить животных, они ведь не умеют думать о счастье, а значит у них всегда ноль. Снова остается только человество.

Начну-ка я с себя. Например, для счастья нужен байк. Если мне его купят, я буду счастлив. Но долго ли? Так уже было с велосипедом, ноутбуком, плеером… Я потом снова чего-то хотел и снова был несчастным, что у меня этого еще нет. Счастье –  временная вспышка, и само стремление к ней, в некотором роде счастье. Достижение – в некотором роде несчастье, потому что знаешь – вспышка погаснет. Брррр, как все запуталось! Минус на самом деле может быть плюсом и наоборот. Как теперь считать плюсы и минусы?!

Из кухни послышались голоса на повышенных тонах. Папа недовольно объяснял маме, как ему надоело что-то… Что именно, слышалось неразборчиво. А мама отвечала, что она тоже устала и хочет чего-то неразборчивого. В такие моменты ребенок чувствует тоску, похожую скорее на страшный колючий минус, чем на гладенький ровненький плюс. Захар погрустнел. С кухни потянулся запах свежесваренного борща и свежезапекающейся корочки пирога с яблоками. Слаще аромата в жизни Захара не было ничего. Минус незаметно оброс сверху и снизу палочками, нагло превращающими его в плюс.

В комнату неожиданно ворвался папа. Швырнув на пол журнал, он принялся рыться в шкафу. Натянув первые попавшиеся брюки и свитер, распространяя вокруг тучу гневных раздосадованных минусов, папа вдруг сказал:

– Знаешь, сын, ты был прав! Нет никакого баланса. Счастье – туфта на постном масле. Все несчастны, все!

Проводив папину спину до входной двери, услышав жесткий хлопок и треск косяков, Захар сказал встрепенувшемуся Мушкетеру:

– Ты прав, дружище, лучше не задумываться, потому что ноль больше минуса…

Вечером мама плакала на кухне, на том самом месте, где все утро папа читал о глобальном потеплении. Забыв про хорошую погоду и погрузившись в мысли о чем-то своем женско-несчастливом, мама подливала Захарке чай и подкладывала новые кусочки пирога. Кот Мушкетер занимал захваченное силой и присвоенное на законных основаниях место – единственный путь к холодильнику, прижавшись к нему боком, как к родному. Позой сфинкса родственник тигров и львов выражал свой вечный нейтралитет, спокойный и умиротворенный ноль.

Захар молча поглощал вкусноту и, ощутив наконец чрезмерную сытость в распухшем от пирога животе, решился спросить у мамы: