– Всем нам, всем очень хочется на это надеяться. Она была ангелом. Всем будет ее не хватать. – проговорила Галэрия, складывая столовые приборы.

Оссет поднялась и, подняв голову, резко сдернула скатерть вместе со всеми приборами с блестящего дубового стола.

– Ты ничего не знаешь! Она не мертва, не смей, не смей даже говорить об этом! – прокричала она. – Это из-за тебя тогда…

Достав из-за пояса кинжал, она бросила его вперед. Лезвие просвистело над головой мачехи и врезалось в картину позади. Леди Галэрия хотела казаться невозмутимой, но в этот раз, похоже, перегнула палку. Оссет прошла мимо нее, выдернула кинжал, торчащий из нарисованного водопада, и вышла вон, громко хлопнув дверью. Галэрия вздрогнула и сделала страдальческое лицо.

– Бедняжка. Я не хотела сказать ничего дурного. Для такой гордой натуры, как она принять свою вину сложно. Гораздо проще начать искать виноватых.

Ашир многозначительно кивнула и вернулась к завтраку.

– Ты уже говорила ей? – спросила Галэрия, обращаясь к няне.

– Пока нет. Сейчас ей нелегко, пусть все уляжется…

– Нет. – резко прервала Галэрия. – Тф должна сказать ей. Именно поэтому, надо сделать это как можно раньше. Новая жизнь поможет Оссет забыть о своей вине.

Ашир взглянула на мачеху. Та произносила имя сестры как нечто неприятное, даже уголки ее рта скривились. Словно читая ее мысли, она решила не расспрашивать о странном разговоре, не укреплять свои размышления, тогда на ней не будет вины за сокрытие тайны. Ашир вышла, перед уходом поцеловав в щеку мачеху. Раньше она любила это делать, но теперь чувствовала себя предательницей.

Она нашла сестру в библиотеке. Не за чтением. Оссет стояла напротив стеллажей и метала дротики в круглую деревянную мишень. В полумраке библиотеки она была похожа на тощего мальчишку со средневековых гравюр.

– Вернулась. – не глядя прошипела Оссет. – Поставь себе на голову яблоко и подойди сюда.

– Не смешно. Тебе обвинять ее, и тем более бросаться ножами. Что, если бы ты не промахнулась?

– Я никогда не промахиваюсь. Я сделала то, что хотела сделать. Убийство пока не входит в мои планы.

– Пока? Если однажды ты замыслишь нечто подобное, просто знай, я не стану тебя покрывать. – медленно процедила Ашир.

– А если наоборот?

– Не будем об этом. – волшебница отвела взгляд.

– Змея задумала учинить мне какую-то пакость, я просто кожей чую.

Ашир вздрогнула, но решила не укреплять ее подозрений. И своих.

– А ты с детства ходишь за ней, как собачка. – продолжала Оссет, не выбирая слова. – Наверное, опять лобызались перед уходом. Конечно, у всего свои плюсы, в Академию она тебя отправила, ты всегда получаешь лучший кусок, и сейчас я не о анасовом пироге. Но все-таки? Кого бы ты выбрала – ее, или сестру? Я не меня, Лионор. Она обвиняла и тебя тоже. Я тут думала, в том, что случилось и в самом деле наша вина, за которую придется ответить, и меньшее, что грозит нам это домашний арест, большее – заключение в городской темнице. И что же сделаешь ты? Продолжишь искать ее, не смотря ни на что, или лучше придумаешь отходной план? Ведь у тебя впереди еще год Академии и блестящее будущее придворной магички.

– Я… – Ашир запнулась. – Я буду искать сестру. Хоть до старости. Не смей больше говорить со мной так.

– Это то, что я хотела услышать. Потому что я вспомнила одну вещь, которая может изменить все. Ты еще помнишь маму?

– Почти нет. Она стала жрицей и бросила нас.

– Да.

Ашир задумалась. Перед глазами промелькнул расплывчатый образ темноволосой женщины. Холодной женщины, которую она едва ли знала. Мама. Это слово в их доме практически не произносили. Сколько тогда ей было лет? Семь лет, пять месяцев, четыре дня. Был конец лет и резкие заморозки, после которых все цветы в саду погибли. Ашир вспомнила, как с няней посреди убитого сада и слушала ее утешения. Лето вернется, и цветы снова зацветут. На щеках не было ни одной слезинки, только пустота внутри. Будто со своим уходом мама забрала частичку чего-то важного. Но шло время и все возвращалось на свои места. Скоро все казалось таким естественным, словно так было всегда.

– Ты довольно легко пережила это, как и я, но не Лионор. Она очень скучала по ней, теперь я вспомнила. И когда спустя два года появилась… она, Галэрия, это был удар ниже пояса.

– Она надеялась, что мама вернется. – «Все мы надеялись.»

Оссет кивнула.

– Но жрицы не возвращаются. У них другое имя, другая жизнь, в которой нет места прошлому. Ты думаешь…?

– Да. Именно это я и думаю.

– Она решила утопиться в двенадцать лет. Из-за мачехи? Это очень глупо, но пусть так. Как это поможет нам?

Оссет начала нетерпеливо ходить по комнате, поправляя карманы куртки и накручивая волосы на пальцы.

– Что с тобой? – спросила Ашир.

– Да нет! – возбужденно заговорила Оссет. – Она не пыталась утопиться, теперь я знаю, это было в видении. Она едва не утонула, помнишь, сначала ее нашла я – потом прибежала ты?

– Да. Такое не забыть. Она была такой страшно бледной и безжизненной.

– Странно, что в воды в легких тогда почти не было, правда?

– Да. Но и такое тоже бывает.

– Это не тот случай. – прошептала Оссет. – Я не все тебе тогда рассказала.

Оссет торопливо оглянулась по сторонам и подошла ближе к Ашир, усаживаясь в большое мягкое кресло напротив.

– Так расскажи. И поскорее.

– Я… боюсь.

– Чего ты боишься? – нетерпеливо спросила Ашир. – Что на нас обвалится потолок, что эльфы прямо сейчас выскочат из-за стеллажей и порешают нас? Что дом загорится или море неожиданно вольется в окно? Прости. Просто ты ведешь себя, как будто это вовсе не ты.

– Я знаю. Держи.

Оссет дрожащими руками передала сестре свой кинжал.

– Похоже, не рассказать тебе все нельзя. Я начну издалека, хорошо? Так будет легче. Только сяду поудобней, сейчас. Ты помнишь, как у меня появился этот кинжал?

– Кажется дядя подарил тебе его, когда вы были на ярмарке?

– Нет. Она появился у меня гораздо раньше, в ту ночь, когда едва не утонула Лионор. Посмотри на него, ты ничего не чувствуешь? Никакой магической ауры?

Ашир присмотрелась к блестящему тонкому лезвию и узорчатой рукоятке оружия и сосредоточилась.

– Ничего. Разве что, рисунок необычный. У нас таких не делают.

Оссет, казалось, не слышала ее и была полностью погружена в свои мысли.

– Я хочу, чтобы ты прямо сейчас уничтожила его.

– Что? – изумилась Ашир. – Ты в своем уме, Оссет? Это же твоя любимая игрушка!

– Все гораздо сложнее. Уничтожь его, немедленно, умоляю.

Волшебница повели плечом в недоумении, но решила исполнить просьбу. Она закрыла глаза, сосредоточившись на энергии разрушения. Сила била ключом по ее венам, чародейка чувствовала ее, свирепую, рвущуюся на волю, жаждущую выхода, она могла бы разрушить весь дом. Ашир сосредоточилась на кинжале, представляя, как тонкие трещинки покрывают метал, какой он хрупкий, словно замок из песка, и вот, рассыпается у нее в руках на тысячи частичек. Еще чуть-чуть, и он рассыпется. Что-то пошло не так. Она не чувствовала металлической пыли, сыплющейся на пол. Ашир открыла глаза и ахнула: рукоять была цела, а само лезвие светилось ровным белым свечением. Она в недоумении посмотрела на грустно улыбающуюся Оссет.

Невозможно. Подающая надежды чародейка не справилась с простым разрушающим заклинанием? Ашир закрыла глаза, снова представляя кинжал, расплавляющийся от магического жара. И снова ничего. Но на этот раз свет, еще более яркий, больно ударил по глазам. Волшебница выронила серебристый предмет из рук, и он тут же утрат свое свечение.

– Почему, как? – в недоумении спросила она, обращаясь к сестре.

Рыжеволосая девушка сидела, опустив голову вниз.

– Я не знаю. Только догадываюсь. Я тоже пыталась его уничтожить. Много-много раз. И каждый раз – ничего. Он будто обладал разумом, наказывал меня за наиболее сильные попытки. Зато если не пытаться – нет цели, которой он не поразил бы. Ты наверное думаешь «Да к чему это? Говори уже быстрей!» – и правильно. Я бы тоже так думала. Но сейчас я с каждым моим словом мысленно готовлюсь к смерти. Если тебе не трудно, подними этот кинжал. И держи крепко, спрячь его, а лучше запри подальше.