Дальше события развивались стремительно — родители помирились, счастливые и довольные сбегали в суд подать заявление о разводе, и папа буквально в пару дней собрался и помахал своей почти бывшей супруге и Серёже ручкой и отправился в Питер нянчить его годовалого брательника. А мама предложила Серёже ехать с ней в Москву.

Переезжать куда-либо, где нет Мика и его бара, Серёжа категорически не хотел, а жить с чужим мужиком — и подавно. В итоге, начало августа Сыроежкин встретил в полном одиночестве в двухкомнатной квартире в обнимку с купленной в баре втихаря от Урри, бутылкой вермута.

***

Деньги на жизнь родители обещали высылать регулярно, и это даже было Серёже на руку. Если экономить, он сможет побыстрее накопить необходимую сумму на спорт байк (как у Мика, но попроще). Про мотоцикл Сыроежкин не забыл, хотя на фоне его расставания с Элом эта мечта несколько поблекла и прежнего энтузиазма не вызывала.

Кстати, об Эле. У Серёжи в перспективе образовалась ещё одна трата, и деньги на неё уже были, даже с большим-большим запасом. Как только ему исполнится 18, он поедет в Гейдельберг. Найдёт там Эла (надо только подумать как именно это делается) и… А что, «и»? Пусть Элек ему сам в лицо скажет, что не любит, видеть не хочет и всё между ними кончено.

К сожалению, забыть Электроника у Серёжи никак не получалось, несмотря на все старания. Свой новый имидж Сыроежкин старательно поддерживал — это помогало ему окончательно не свихнуться — ведь совсем не смотреть на себя всё же невозможно. Но в остальном дела были плохи — он всё также тосковал. И если бы не работа у Мика, возможно, в какой-то момент он бы не выдержал и… Нет, умирать Серёжа не хотел. Но вот ничего не чувствовать не отказался бы. А способов для достижения такого состояния не так много. Чем медленно загибаться от алкоголя и наркотиков, вызывая омерзение у окружающих, не проще ли решить проблему быстро? Такие мысли от себя Сыроежкин гнал. По крайней мере до того момента, пока не поговорит с Электроником с глазу на глаз. А там видно будет. В конце концов, мосты и высотки везде есть. И в Гейдельберге тоже.

***

Серёжиным планам на счёт поездки в Германию, сбыться было не суждено.

Как-то утром, возвращаясь домой из магазина, Серёжа столкнулся с выходящим из его подъезда Вовкой Корольковым. Тот, как всегда в последнее время, Серёжу не признал — всё не мог привыкнуть к его новой масти. На приветствие, потупив немного, только кивнул. Глаза у него были на мокром месте.

— Ты чего такой, Вов? Что случилось? С Гусем поругался что-ли? — поинтересовался Сыроежкин.

— Так Макар же… Ты, Серёж, не знаешь разве? — удивился Корольков.

— Что я должен знать? Что с Гусем? — испугался Серёжа. Они с Гусевым в последнее время не общались, Серёжа его даже не видел несколько дней.

— В больнице он… Так-то ничего страшного, но играть теперь он вряд-ли сможет.

— Как так?..

— Ну, вот такая травма. Сложный перелом большой берцовой кости и с коленным суставом что-то. Я сейчас к нему еду. Ты со мной?

— Я потом. А мать его дома? — Вовка опять утвердительно кивнул и двинул дальше.

А Серёжа, как был с авоськой, так прямо и явился перед светлы очи Валентины Ивановны. Выяснилось, что Макара госпитализировали прямо с утренней тренировки. Операцию ему готовы были сделать сразу, но, зная, что парень спортсмен, предложили более щадящую и эффективную технологию. Которая даёт больше шансов на полное восстановление всех функций ноги и более короткий срок реабилитации. Одна проблема — в ОМС это не входит. Стоимость в общем-то не астрономическая, но вот вместе с дальнейшими процедурами, необходимыми для быстрой и эффективной реабилитации выходит очень прилично. И Валентина Ивановна пришла домой сидеть на телефоне и узнавать кто из знакомых и когда может одолжить деньги.

В последние месяцы Гусевых прямо-таки преследовали финансовые неприятности. Сначала сгорела дача, потом в ДТП пострадала машина так, что проще новую купить, потом начались проблемы на работе у родителей Макара… В общем, всё их немногочисленные накопления были потрачены, и даже образовалась пара кредитов, по которым они не успевали платить.

А тут ещё и с Макаром неприятность. Жалко до слёз, потому что куда же Гусь без хоккея-то? А им уже из сборной интересовались — перспективный спортсмен, самый результативный нападающий своего Интеграла.

— У меня есть сто пятьдесят тысяч и ещё пятьдесят я могу достать. Этого ведь хватит?

— Да… — Валентина Ивановна не могла поверить своим ушам. — Серёжа, я не смогу принять у тебя такие деньги. Твои родители не одобрят…

— Мои родители здесь не при чём, эти деньги я заработал. И я не вам их даю, а Макару. В долг. Отдаст, когда выиграет чего-нибудь крупное, — как можно увереннее сказал Сыроежкин.

Потом Серёжа позвонил Урри, попросил у него в счёт будущей зарплаты за три месяца пятьдесят тысяч и перевел Валентине Ивановне на карточку двести тысяч рублей.

***

Серёжа с самого начала своей работы в баре у Мика зарплату, которую ему исправно платили, почти не тратил. Только на врачей и анализы после того эпизода в конце мая. И то, это всё покрыла компенсация, а по факту — матпомощь, которую Урри предоставил своему работнику. Так что, благодаря Серёжиной мечте о крутом байке, у Макара появился шанс сделать спортивную карьеру. А байк? Ну что, байк… Серёже сейчас главное на билеты до Гейдельберга заработать. Хотя бы в один конец. А это до своего восемнадцатилетия он успеет.

***

Макара Серёжа навестил на следующий день после операции. Гусев краснел и смущался своего беспомощного положения, но ежу было ясно, что он ужасно рад видеть Серёжу. Сыроежкин пробыл недолго, поинтересовался самочувствием, вручил сок и фрукты, пожелал скорейшего выздоровления и поспешил откланяться. Вовка, который во время всего Серёжиного визита присутствовал в палате (он вообще теперь у Макара в больничке прописался), вышел вместе с ним за дверь:

— Серёж, это ведь ты, да? — остановил Сыроежкина Корольков.

— Что, я? — сделал вид, что не понимает о чем речь, Серёжа.

— Деньги на операцию…

— С чего ты взял?

— Ну, у них же не было денег… Никто не мог одолжить, и кредитов не давали… А тут ты. Только тёть Валю навестил и она сразу сюда приехала, всё оплатила…

— … Ты только Гусю не говори, — не стал дальше отпираться Сыроежкин. — А то он психанёт, выкинет что-нибудь… Не надо, короче.

— Хорошо. Я не скажу. Серёж, — Вовка так смотрел на Серёжу, что тому стало неудобно. — Спасибо тебе.

— Да ладно тебе, пусть Гусь благодарит. Когда Олимпиаду выиграет, — отшутился Серёжа.

***

Больше Сыроежкин в больницу не ходил, встретил Макара, когда тот уже был дома. Гусев гулял во дворе. С костылём.

— Привет, Сыроежкин! — Макар радостно помахал идущему на работу Серёге.

— Ну, здравствуй, Гусев, — кивнул ему Сыроежкин.

— Серёг, ты чего такой мрачный-то, а? Как причёску сменил, тебя, прям, не узнать стало. И не только внешне, — Гусев пытался шутить, но у него выходило откровенно плохо. Он и сам расстроился, глядя на депрессующего друга.

— А то ты не знаешь, чего я мрачный, — криво усмехнулся Серёга. — И почему покрасился. Что, уже не нравлюсь?

— Нравишься, — серьёзно сказал Макар. — Ты мне всегда нравишься. Тебе этот цвет даже больше идёт. В смысле, ты и блондином красивый был, а теперь… как-то более естественно что-ли…

— Да брось, я ж пошутил. Мне похер на самом деле, как я выгляжу. Лишь бы не как… раньше. Зря ты… тогда, — Серёжа тяжело сглотнул, — сказал ему. У него чего-то там в мозгах его электронных переклинило и… всё, короче. А мне теперь как? — имени Электроника Серёжа в последнее время не произносил даже мысленно. Просто «он». Вроде так немного легче.