— Эх ты, такого друга потерял! — вздохнул Корольков.
— Насильно мил не будешь, — процедил сквозь зубы Сыроежкин. — Захочет — вернётся.
— Не вернётся, — согласился с Вовкой Корольковым Витя Смирнов. — Я бы на его месте не вернулся. — Дурак ты, Серый. И в школе огребёшь теперь от всего преподавательского состава.
— Жалко его, — сказал Чижиков, неизвестно кого имея в виду. — Пойду я, звонок скоро.
Серёжа стоял и сам чуть не плакал. Так хотел вернуть себе свою жизнь, вернул, а стало только хуже. Некстати он вспомнил как подглядывал за Элеком, пока тот примерял обновки, вспомнил его взгляд, с каким трепетом он смотрел сейчас на Серёжу, только встретив его у школы, грязного, оборванного и вонючего. Сыроежкин жалел, что так вышло. Ну потерпел бы он ещё пару дней, встретился бы наедине с Элом, всё бы утрясли… А тут — банальная простуда, и всё. Слабак он, одним словом.
— Серёга, да что ж ты учудил такое, а? — с жалостью смотрел на Сыроежкина Гусев, — как же ты теперь в школе-то будешь? Ты ж тут звезда, соответствовать надо. А ещё экзамены скоро, а ты не готовился ни хера, — Макар положил руку на плечо Серёже, заглянул в глаза, потом ойкнул, приложил ладонь к Серёжиному лбу. — Бля, да ты горишь весь! Всё, дуйте в школу, я Серёгу домой поведу, — гаркнул он уже одноклассникам. — Вовка, дашь потом списать, домашку, и вообще, заходи вечером, — Гусев, сменив интонацию на менее жёсткую, крикнул на ходу Вове Королькову. И повёл Серёжу, который уже еле держался на ногах, к дому.
Не только Сыроежкин, Майя и Серёжины одноклассники расстроились из-за побега Элека. Был ещё один человек, наблюдавший драму, развернувшуюся перед школьным забором. И человеку этому очень нужен был Электроник. Возможно, даже больше, чем Серёже и Майе. Он внимательно следил за обоими двойниками последние две недели, а одному из них, временно бомжевавшему Серёже, даже помог не помереть совсем с голоду, обронив, якобы случайно, перед ним пятьсот рублей. Теперь у горячего эстонского парня с красивым и странным, что для эстонца, что для россиянина, именем Мик Урри могли возникнуть серьёзные проблемы. Поэтому, недолго думая, он завёл свой черный Кавасаки Ниндзя и поехал искать сбежавшую цель.
========== 2. Макар плюс Серёжа равняется вопрос ==========
— Эх, Серёга, Серёга, — тяжко вздыхал Гусь, пока они с Сыроежкиным шли к дому. — Долбоёб ты, Серёга. До шестнадцати лет дожил, а ума не набрался. Это ж надо было — робота вместо себя в школу отправить!
— Кто бы говорил! Тоже мне, примерный ученик нашёлся, — буркнул в ответ Серёжа и остановился. Его трясло, голова раскалывалась, дыхания не хватало.
— Ой, дурак! Я хоть по помойкам не шарюсь и в подъездах не ночую, — крякнул Макар, взваливая Сыроежкина себе на плечо. До дома было уже близко, а Гусев был парень крупный и сильный. У лифтов сгрузил свою ношу на пол, прислонил к стене и нажал на кнопку вызова. — У тебя дома хоть кто-нибудь есть? — и на всякий случай стал шарить по Серёжиным карманам в поисках ключей.
— Нет у меня никого. И ключей нет, — сказал Сыроежкин пока они поднимались на этаж. — Эти не подходят, отец замки везде сменил.
— Ладно, тогда ко мне, — Гусев нажал кнопку теперь уже своего этажа.
Дома первым делом Макар потащил Серёжу мыться.
— Раздевайся, давай, если сам можешь. Я врача сейчас вызову, а от тебя несёт за километр. Да и дрожишь весь.
— Не надо врача, я отлежусь и домой пойду, — просипел Сыроежкин.
— Тебя не спрашивали, твоё дело в ванну залезть, — Гусев уже набирал номер поликлиники. У Серёжи из груди вырвался лающий кашель. — Во-во, отлежится он.
Вызвав доктора и узнав, что тот будет не раньше, чем через три часа, Макар принялся помогать Серёже. В два счёта раздел его, пока набиралась ванна, с отвращением вышвырнул за дверь толстовку.
— Во вонища-то! У меня майка вся пропахла, пока тебя тащил. Ты где так уделался-то?
— На помойке нашёл, выкини, — с трудом выдохнул Серёжа. Он наконец забрался в ванну, с блаженным видом откинулся на бортик, по шею утопая в пене.
— Бля-а! Фу! — на всякий случай Макар стянул и свою майку и запихнул её в стиралку вместе с Серёжиной одеждой. — Серёга, ты мыться будешь или спать тут собираешься? — Серёжу перестал бить озноб, поэтому он просто лежал с закрытыми глазами в тёплой воде и ни на что не реагировал. — Ладно, я тебя сам помою, — Гусев взял мочалку, вылил на неё побольше геля и завис, не решаясь прикоснуться к приятелю. Любовался на грязную Серёжину мордашку, засаленные пряди светлых кудрей и с трудом удерживался от того, чтобы припасть к приоткрытым пухлым губам, из которых вырывалось свистящее дыхание.
— Дай мочалку, Макар, и выйди. Пожалуйста, — всё так же не открывая глаз, Серёжа протянул руку за банной принадлежностью.
— На, я тебе одежду чистую принесу счас, — Гусев не стал спорить с Серёжей и вышел за дверь. Боялся не сдержаться. Не приставать же к больному человеку — нехорошо это как-то, не по-людски.
Через сорок минут Сыроежкин, замотанный в одеяло сидел у Гуся на кровати, доедал очередной бутерброд с колбасой и запивал его горячим чаем. А Макар сушил ему волосы феном и пытался изобразить на Серёжиной голове с помощью массажной щётки нечто вроде укладки. Это маленькое невинное удовольствие, решил Гусев, он вполне может себе позволить. Тем более, что к волосам Сыроежкина он всегда испытывал слабость. Мягкие блондинистые вихры, которые Серёжа, вопреки моде, никогда не стриг коротко, чем-то даже напоминали женскую причёску. Если бы он ещё не ходил вечно лохматым, то вполне мог сойти за мужской вариант Мерилин Монро.
— Слышь, Сыроега, — не отрываясь от своего занятия поинтересовался у Серёжи доморощенный стилист, — а чего у тебя всё тело в синяках? Я заметил, когда ты в ванной раздевался. Тебя что, били? Скажи кто — я этому уроду харю-то подправлю, — Сыроежкин в ответ на такую наивность чуть не подавился от возмущения.
— Ну, Гусь, можешь прямо сейчас начинать, — просипел малость охреневший Серёжа.
— Не понял?
— Чего тут непонятного? Большинство синяков ты мне и поставил.
— Ты чего говоришь такое? — вылупил на него глаза Макар и даже фен от удивления выключил. — Я тебя не бил никогда. Пальцем не тронул.
— Не бил, — вздохнул Сыроежкин, — но вот трогать — трогал. И не только пальцем. Ты ж меня постоянно пихаешь, толкаешь, щипаешь… Вот и результат. Я такой последние лет пять хожу. Просто одежда скрывает. Я её специально подбираю.
Это было правдой. Серёжа, несмотря на хорошую фигуру, никогда не оголялся. Вещи обтягивающие он носил, но всегда с длинными рукавами, по горло. Шорты, даже длинные, летом не надевал. Бассейн посещал раз в год по завету в гордом одиночестве, в смысле, чтоб там никаких знакомых не было. Не загорал летом, оставаясь весь год бледным как моль. И в дни школьной физкультуры надевал спортивную футболку под школьную форму, чтобы не светить в раздевалке своими отметинами перед одноклассниками. И вовсе ему не стыдно было. Причина такого поведения имела личный характер. И чтобы её понять, имеет смысл оглянуться на всю историю взаимоотношений Макара Гусева и Серёжи Сыроежкина.
***
Итак, в начальной школе они были друзьями. На линейке первого сентября в первом классе маленький рыжий мальчик, на год старше своих одноклассников, оказался рядом с кучерявым блондинчиком, который всё время смеялся и рассказывал всем, находящимся в непосредственной от него близости, разные небылицы. Дети ему не верили, подсмеивались, а он обижался. Дулся целых пару минут, а потом принимался транслировать свои фантазии в мир с удвоенной силой. Макару так понравился новый одноклассник, что он не раздумывая предложил ему дружить. Мальчик Серёжа тут же согласился и уже на правах друга плотно присел на уши товарищу, найдя в нём самого благодарного и преданного слушателя. А Макар, в свою очередь, из кожи вон лез, лишь бы заставить своего друга смеяться. В такие моменты Макару казалось, будто солнце с неба перемещалось куда-то в область Серёжиной светлой головы и оттуда грело и освещало всё вокруг, а его, Макара, — в особенности. И Гусев старательно смешил Сыроежкина, пародировал одноклассников, учителей, рассказывал анекдоты, изображал из себя старого одесского еврея (припоминая дальнюю родню, у которой периодически гостил летом), даже выставлять на посмешище самого себя иногда не брезговал. Одно расстраивало Макара — учительница рассадила их с Серёжей уже на второй неделе занятий в первом классе и ни в какую не соглашалась отменить своё решение все четыре года обучения в началке. Мотивировала это плохим влиянием друзей на успеваемость друг друга. И была права.
