— Понятно… Спасибо, Семён Николаевич, — Серёжа медленно встал и на негнущихся ногах пошёл к выходу.
***
Как ему теперь жить дальше Сыроежкин не представлял. Поэтому, чтобы не выйти «случайно» в окно своего девятого этажа и не загреметь в психушку, он решил сосредоточиться на маленьких повседневных делах.
Как только закончилась учёба, Серёжа, во-первых, пошёл к врачу — долечивать никак не заживающую анальную трещину и сдать анализы на ВИЧ и ЗППП, а во-вторых, попросил Мика пригнать ему к гаражу мопед — в среду он готов приступить к своим профессиональным обязанностям. Урри оказался на редкость внимательным боссом и вообще неплохим человеком. Увидев утром Серёжину Альфу на парковке, он забеспокоился и сразу же позвонил Сыроежкину выяснить, как тот добрался до дома. Узнав о случившемся (ему Серёжа поведал версию с хулиганами, стукнувшими его по голове) предложил денежную компенсацию, как пострадавшему «при исполнении», от которой Серёжа естественно не отказался, и лично привёл в порядок его транспортное средство.
А в среду Серёже позвонил Электроник. Радость, правда, у Сыроежкина была от этого недолгой — извинившись, что уехал без предупреждения и не попрощавшись, близнец сообщил ему, что раз уж так у них всё неправильно вышло, лучшее, что они могут сделать для себя и друг друга — это всё забыть и больше не общаться. Пусть каждый живёт своей жизнью. Серёжа тогда даже ответить ему не смог — спазм в горле и острая нехватка кислорода не позволили ему произнести и звука. А потом у него началась истерика, самая настоящая — с потоками слёз, рыданиями и порчей подручного имущества. Хорошо, телефон не разбил — хоть на это ума хватило. Ну, и то, что он в этот момент сидел один в гараже, тоже кстати оказалось.
***
В баре Мик, как Серёжу увидел, сразу потащил к себе в кабинет — гримировать. С такой зарёванной рожей выпускать парня на сцену было просто нельзя.
— Что случилось-то? — поинтересовался у него Урри.
— Меня Эл бросил, — коротко ответил Сыроежкин. — В Германию улетел. На год. И знать меня больше не хочет, — Урри на это только присвистнул.
— Что ж ты натворил такое? — в то, что Электронику Серёжа мог просто надоесть, Мик не верил. В своё время андроид чуть ли не бредил своим двойником. Да и позже, насколько мог Урри издали наблюдать, Элек, находясь рядом с Сыроежкиным, буквально светился от счастья.
— Ну, было кое-что… Не хочу об этом говорить.
— Как знаешь. Но, вообще, тебе грех жаловаться — Макар твой так тебя любит, что даже мне иногда завидно становится, — Мик решил перевести разговор на шутливый лад.
— Если бы не Гусь, ничего бы этого не было, Эл был бы сейчас со мной, — мрачно возразил Сыроежкин.
— Ладно, молодёжь, вы со своими проблемами сами разбирайтесь, но чтобы на сцене ты был в форме! Ты меня понял, малыш?
Серёжа понял. Он своей работой в баре очень дорожил — если бы не эти выступления, позволяющие ненадолго забыться, он бы не выдержал, вскрылся. Без Эла была такая тоска, что хоть волком вой, хоть в петлю лезь. А тут в полумраке заведения, среди гомона голосов незнакомых людей, занятых собой и выпивкой, было легче. Когда он играл и пел, то вообще почти забывал о реальности. Главное, полностью погрузиться в музыку и ни в коем случае не вдумываться в слова песен. Потому что иначе Серёжа начинал себя жалеть (да, тут ему было себя очень жалко) и горевать от несоответствия песенок суровой реальности. В результате голос начинал дрожать, а на глаза наворачивались слёзы. Как-то даже Серёжа так ушёл в свои переживания, что вместо бодрой Runaway ископаемых Del Shannon заиграл раммштайновскую «Без тебя», не удержался и пустил слезу. Ну про него же песня… В конце получил выговор от Мика, который пригрозил ему штрафом и очередной раз напомнил, что весь репертуар надо согласовывать с ним.
***
Лето, начавшееся так тоскливо, грозило закончиться и вовсе погано. Серёжа постепенно остался совсем один.
***
Гусь сразу после занятий умотал в очередной свой тренировочный лагерь, потом как всегда усиленная подготовка к сезону, а редкие свободные минуты проводил либо с товарищами по команде, либо с Вовкой Корольковым. Потому что Сыроежкин его отшил. То есть Серёжа выразил ему свою искреннюю признательность за оказанную помощь и заботу, но без обиняков сообщил, что раньше, может, чего у них и получилось бы, но не теперь. Без Эла ему никто и ничто не нужно, он сам живёт-то через силу, на отношения ни с кем он больше не способен, да и секса ему не хочется. «Депрессия, — подумал Гусев. — А депрессии вечно не длятся. Пройдёт время, оклемается. Придётся подождать». Ждать было больно и трудно, и Макар не выдержал.
В один из редких своих выходных пошёл к Вовке и всё ему рассказал. И про себя, что он гей, и про Серёжу, как его любит с первого класса, и даже про их короткий и болезненный для Макара роман. И про Элека, с его непростыми отношениями с двойником (тут без подробностей, некоторые вещи не для обсуждения). Про интригу, которую Макар затеял, чтобы близнецов разлучить, тоже не утаил, хоть и стыдно было. Рассказал и сидел, боялся на Вовку глаза поднять. Как тот отреагирует? Но Вовка только руку ему на плечо положил, и спокойно сказал:
— Я догадывался. Что у вас с Серёжей что-то есть. И то, что ты его давно любишь, для меня тоже не секрет. Я тебя понимаю.
— Как?!. — Макар в лёгком шоке уставился на Королькова.
— Так! — улыбнулся Вова. — Просто я внимательный и умный — всё замечаю и делаю правильные выводы.
— И что, тебя это… не коробит? — всё ещё удивлялся Гусев.
— Нет. А должно? А вообще, — вздохнул Вова, — ты неправильно сделал, что встал между ними. Серёга, тебя, конечно, любит, но у него зависимость от Элека. Это же видно. Как бы он руки на себя не наложил.
— Что ты! Сплюнь три раза! — ужаснулся Макар. Такая мысль ему в голову почему-то не приходила. — Сыроега не такой…
— Ну… будем надеяться, — поспешил успокоить друга Корольков. — А ты лучше о себе подумай. Тебе переключиться надо. Найти кого-нибудь.
— Пфф! Ты как моя мать говоришь, — усмехнулся Гусев. — Скажи ещё, что молодость проходит!
— А то! Состаришься, и никто замуж не возьмёт, — засмеялся Корольков. А про себя подумал: «Я возьму. Даже если ты будешь старым лысым дедом с палочкой. Будем вместе на лавочке сидеть и целоваться вставными челюстями. Пока никто не видит», — и опять захихикал.
— Ой, ладно тебе, буду век в девках ходить, — тоже заржал Гусь. — Но вообще ты прав, конечно. Я и забыл когда трахался последний раз. Отношений я ни с кем сейчас не хочу, но хотя бы для секса кого-то найти надо.
— Ну, весь интернет к твоим услугам, — с трудом натянул на себя улыбку Корольков. Тяжело это, обсуждать с кем бы потрахаться любимому человеку, когда сам только и мечтаешь оказаться в его постели. «Но, раз назвался лучшим другом, так и дружи как полагается, — подбадривал себя Вова. — В конце концов, любовники меняются, а хорошие друзья — они на всю жизнь».
Но стоило захлопнуться за Макаром входной двери, всё напускное веселье как ветром сдуло — Вовке сделалось так горько, что он чуть не расплакался. Зойке, что ли позвонить? Она умная, может чего дельное подскажет.
Кукушкиной Вовка открылся недавно, когда случайно увидел их с Майкой в парке. Девчонки шли по тенистой дорожке, смеялись, ели мороженное, одно на двоих, и… целовались. Народу-то — никого. Один Вовка, которого они не заметили. Тогда-то Корольков и решил, что если и изливать перед кем-то душу на тему своей нетрадиционной ориентации, то перед Зоей. Должна понять. К тому же они друзья. Зойка тогда поахала, поохала, сказала, что у Вовки вкус, безусловно хороший, но у Гусева, при всех его неоспоримых достоинствах, есть один существенный недостаток, и имя ему — Серёжа Сыроежкин. Поэтому, пока этот никчемный человек жив, увы, Вове ловить нечего. Вовка тогда с ней не согласился — отказываться от Макара он даже и не думал. Пусть и только как друг, но он всегда будет рядом с Гусевым.
