Белый как мел Сыроежкин медленно развернулся к Громову, натянул на себя улыбку, обнял его за плечи и сказал: — Эл! Рад тебя видеть! Давай отойдём на пару минут пока время есть, пообщаемся.

— Привет! — улыбнулся Элек. — Пошли. Привет, ребята! — кивнул он застывшей соляными столбами компашке Сыроежкина.

— Мы сейчас, — обернулся к приятелям Серёжа и состроил некую гримаску, которая должна была дать им понять, что его двойник малость не в себе, а к таким людям надо быть снисходительным.

— Что ты мне хотел сказать Серёжа? — спросил в коридоре Элек.

— Эл, я действительно рад тебя видеть и мне очень приятны твои прикосновения и поцелуи, но… но на людях такие вещи делать не принято. Мы оказались в неловком положении.

— Почему не принято? Я видел как Витя Смирнов так же делал с Аней Соколовой.

— Но Аня кто? Девушка! А я кто?

— Ты парень.

— Вот! Между парнями такие вещи не приняты. То есть можно целоваться и обниматься, но так, чтобы посторонние не видели. Эл, мы живём в обществе, здесь есть свои традиции. Они не все могут нам нравиться, но считаться с ними приходится, чтобы быть в хороших отношениях с окружающими. Понимаешь?

— Кажется, да. Прости. Я поступил глупо. Это больше не повториться, — лицо Эла снова стало каменным, а голос невыразительным. Серёже как по сердцу ножом полоснули. Прозвенел звонок.

========== 5. Личная жизнь ==========

До конца учебного дня Серёжа сидел как на иголках. Эл не замечал его, односложно отвечал, когда Серёжа пытался с ним заговорить. Майю тоже игнорировал. Девушка по доброте душевной решила помочь, напомнила Громову, что они вроде как теперь друзья, и предложила пойти вместе в столовку. Он отказался. А когда настала пора идти по домам, Элек так быстро исчез, что никто и не заметил как.

— Что я наделал! — плакался друзьям Сыроежкин. — Ну полез он ко мне с поцелуйчиками, надо было подыграть. А я ему мораль читать принялся. Кто я такой, чтоб людей жизни учить? Никто и звать никак!.. А теперь он и на сообщения не отвечает, — ребята сидели в парке на лавочке. Сыроежкин набирал очередное сообщение Элу с извинениями.

— Ты всё правильно сделал, Серёжа, — сказал Корольков. — Громов — человек своеобразный, как не от мира сего. Вы с ним друзья, а кто же как не друг должен говорить что такое хорошо, а что такое плохо? Раз уж он сам не понимает.

— Но вышло-то хуже! — ныл Сергей. — Он же только-только оттаивать начал, какие-то эмоции проявлять… А теперь опять — не человек, а машина.

— Да, жалко, — согласилась Светлова. — Он неплохой человек оказался. Чокнутый малость, но не плохой. Я к нему раньше несправедлива была.

— Давайте просто подождём, понаблюдаем, может, отойдёт, — предложила Зойка.

— А кто-нибудь его адрес знает? — не унимался Сыроежкин. — Я с ним лично поговорю. — Что, совсем никто? — ребята отрицательно мотали головами.

— Ты, Сыроежкин, больше всех с ним дружишь, а тоже адреса не знаешь, — заметила дотошная Кукушкина. - Подожди уж до завтра.

Завтра было всё тоже самое. Сыроежкин лез к Громову в попытках наладить контакт, Громов на этот самый контакт не шёл. Серёга уже не знал что и предпринять и был на грани отчаяния.

Последним уроком была физкультура. Самый нелюбимый Серёжин в этом классе предмет. Когда-то, десять лет назад, он неплохо бегал и прыгал, мог подтянуться двадцать раз и отжаться ещё больше. Но после второго курса института, когда физра исчезла из их расписания, физическую активность Сыроежкин забросил. Сергей производил впечатление подтянутого человека, но реальной силы и выносливости в нём не было. Так что соревнования с семнадцатилетними подростками были для Серёги сплошным позором. Он только выглядел молодо, организм же как был двадцатисемилетним, так и остался.

Бежали стометровку. Сыроежкину очень не хотелось опять ударить в грязь лицом перед одноклассниками и особенно перед своим куратором-консультантом. Гусев, который был даже на пару лет постарше Серёги, бегал и прыгал даже лучше школьников. На Серёгин вопрос «какого, собственно, хрена?» только заржал и сказал, что спортом надо заниматься.

В общем, в забеге Серёжа старался изо всех сил. Бежали они парами — двое бегут, двое с секундомером стоят. Сыроежкин с Корольковым бежал, который тоже не сильно спортом увлекался. Смирнов и Гусев «секундантами» работали. Остальные в это время отдыхали — типа, зрители-болельщики. Однако, Серёжин нетренерованный организм подвёл бедолагу — на полной скорости он подвернул ногу и пропахал физиономией стадион. Ободрал себе всё что только можно и связки в голеностопе растянул. И вот лежит, значит, Серёжа на земле весь в грязи, ссадины кровоточат, нога болит так, что слёзы на глазах, и понимает, что самому ему не встать. Только подумал, а его уже аккуратно в воздух подняли и на руках как принцессу несут. Серёжа еле успел своего спасителя за шею обнять, чтоб обратно не свалиться.

Всё время, пока Сыроежкина в медкабинете обрабатывали, Громов рядом стоял, не ушёл, даже когда медсестра его выгнать хотела. Через полчаса промытый, намазанный, заклеенный и забинтованный Серёжа при помощи Элека уже хромал к дому.

— Спасибо тебе, Эл, ты мне так помог сегодня! Зайдёшь ко мне, а? Ты же устал со мной возиться, а я тебя покормлю, у меня тортик есть, — пытался очередной раз начать разговор упрямый Сыроежкин. Эл молчал. — Ну не обижайся на меня, пожалуйста, ну дурак я!

— Серёжа, я не обижаюсь на тебя. Я даже не совсем понимаю, что надо чувствовать когда обижен, — наконец заговорил Громов. — И ты не дурак. Ты всё правильно сказал. Просто… — Эл опять замолчал. Было видно, что ему тяжело подобрать правильные слова. Тем временем они уже поднялись в Серёжину квартиру и он помогал Сыроежкину улечься поудобнее — у Серёжи всё болело. — Просто, мне очень тяжело не проявлять к тебе эмоций. Получается только так — не реагировать вообще ни на что. Переключаюсь на автоматический режим.

— Автоматический режим? Эл, ты же не машина! Какой режим, какие переключения? — не понял Сыроежкин.

— Это… образное выражение.

— А-а-а… Тогда ладно. Эл, переключайся обратно в человека, — улыбнулся Сергей.

— Я попробую, — уголки губ Элека слегла дрогнули и он тоже улыбнулся. — Только, я боюсь, что опять сделаю или скажу что-нибудь не то.

— Здесь никого кроме нас нет, так что делай, что душа пожелает! — подбодрил его Серёжа. Эл наклонился и осторожно коснулся губами губ своего двойника.

— Не двигайся, Серёж, тебе лежать надо. Я останусь тут до утра — тебе понадобится помощь.

— Эл, теперь я не жалею, что навернулся на физре, — с трудом засмеялся Сыроежкин — рассаженная щека ещё болела.

В школу Сергей вернулся только к концу недели, когда уже смог более-менее нормально ходить. Всё это время Элек жил у него — готовил, прибирался, ходил в магазин и помогал перемещаться по квартире. А ещё ходил в школу, снабжал друга домашними заданиями и контролировал их выполнение. Объяснять непонятные моменты у Громова, правда, получалось с трудом. В этом деле Королькову нет равных. Но самое главное, Эл опять стал похож на человека. И спал с Серёжей в одной кровати. Любовник из Сыроежкина пока был никакой, но даже просто лежать в обнимку под одним одеялом было приятно.

***

Постепенно жизнь налаживалась. Серёга кое-как учился, занимался с Корольковым и Кукушкиной (Зойка тоже программу за одиннадцатый не тянула). А выходные проводил с Элом. Они гуляли, смотрели фильмы, готовили, ели, спали, а в перерывах между этими увлекательными занятиями позволяли себе немного откровенных ласк. Физическая сторона близости Элеку нравилась всё больше. Кроме того, у него проявился неожиданный талант. Когда он выразил желание попробовать удовлетворить друга ртом, тот, конечно, с радостью согласился, но на особое удовольствие не рассчитывал. Первый раз всё-таки. Однако, сосал Громов так, что Серёга и пары минут не продержался — кончил. Прямо в горло, глотательные движения Сергей даже чувствовал головкой своего члена. Сам Сыроежкин так не мог, несмотря на весь свой немаленький опыт — никак не получалось у него подавить рвотный рефлекс. Элек не жаловался — его всё устраивало. Серёже иногда казалось, что если он будет лежать бревном (чего делать ни в коем случае не собирался), Громов всё равно будет доволен.