Была уже вторая половина апреля, погода стояла тёплая, земля почти просохла и на деревьях распускалась свежая зелень. Корольков со Светловой, несмотря на разгар собственных романтических отношений, решили провести выходные не в привычном горизонтально-уединённом состоянии, а в компании друзей. Ибо прав Сыроежкин, после выпуска не факт, что они часто видеться будут, а романтика не только любовью ограничивается. Дружба — тоже очень важная штука. И решила парочка сорганизоваться в выходные на пикник. Шашлыки, природа, возможно, винишко (для тех кому за восемнадцать), и главное отдых от постоянной подготовки к грядущим экзаменам. Выбрали место (им предсказуемо оказалась Майкина дача — благо рядом с городом и на возвышенности) и оповестили всех друзей-приятелей. В итоге на вокзале должны были встретиться, кроме Вовки с Майкой, Громов, Сыроежкин, Смирнов и Гусев с Кукушкиной. Зойка, кстати, последнее время ходила счастливая и по секрету сообщила Сыроежкину, что они с Макаром недавно закончили школу. На Серёгин немой вопрос «Какую ещё школу?», сообщила, что речь о Школе приёмных родителей, которую супруги исправно посещали целых два месяца по направлению из Опеки. И теперь пара ждёт только подходящего ребёнка (не до конца уверенная в своих силах, Зойка хотела всё-таки усыновить совсем малыша). О разводе — ни слова.
Так вот, хитрый план Сыроежкина состоял в том, что согласившись поехать вместе со всеми, он в последнюю минуту сказался больным какой-то ерундой. Звонившему с вокзала обеспокоенному Элеку он строго настрого запретил приезжать к себе, и велел ехать со всеми отдыхать и развлекаться. А у Серёги, мол, банальный понос, наверное, съел вчера что-то не то. Он отлежится-отсидится и, может быть, позже присоединится к компании. Адрес и как добраться он знает. А так будет дома валяться и кино смотреть. Единственной целью, которую преследовал своим наивным враньём Сергей Палыч, было создать ситуацию, в которой Элек бы находился один, не имея Серёжу в непосредственной зоне доступа, но в дружественном окружении. Если Громов сможет нормально общаться с ребятами эти пару дней, то значит он вполне сможет конструктивно выстраивать отношения с окружающими и дальше, т.е. после выпуска и без Серёжиной поддержки.
Сначала всё было неплохо. На первый взгляд. Разве что Громов несколько часов кряду забрасывал его сообщениями, интересуясь в основном как Серёжино здоровье. И даже выслал ему пару своих селфи. Сыроежкин для чистоты эксперимента сказал, что ему гораздо лучше, но он устал и будет сейчас спать. Больше сообщений от Эла не было, а Серёга сам решил поинтересоваться у Кукушкиной (как у женщины, которая обращает внимание на всякие мелочи и к тому же сама — взрослый и ответственный человек) как там его друг. Зоя через некоторое время ответила, что всё хорошо. А вечером написала, что с Элом, по её мнению, что-то не то — всё больше молчит, теряет нить разговора (хотя не пил ни грамма), сидит отстранённый. Грустным не выглядит, но и положительных эмоций не проявляет.
А с утра пораньше написал уже Гусь, разбудив задремавшего от расстройства только под утро Сергея: «Сыроега, хватит дрыхнуть! Надеюсь ты там просрался уже. Выдвигайся давай к Майке на дачу. Твой совсем плох стал — всю ночь не спал и по-моему даже просидел в одой позе. Почти ни на что не реагирует, только простейшие команды выполняет. Его так домой транспортировать стрёмно — на вокзале за обдолбанного примут. Может хоть ты его в чувства приведёшь. Бери такси за счёт Компании — так быстрее. Не ответишь через пять минут — позвоню». Перезванивать Гусеву не пришлось — сквозь сон Серёжа услышал звук сообщения. Вызвал такси и отписался Макару, что скоро будет. Он совсем пал духом — его Элек тест провалил.
В такси Сергей ругал себя последними словами за жестокий эксперимент — хотел как лучше, называется! В результате теперь неизвестно как приводить Эла в чувства. Да и вообще времени у них осталось чуть больше месяца.
Через час Сыроежкин уже был на месте. Встретили его как будто на похоронах. Одноклассники со скорбными и участливыми физиономиями проводили его к комнатке на втором этаже дачного домика.
— Так и сидит неподвижно со вчерашнего вечера, — сказал Гусь. — Я даже два раза ночью заходил — проверял. Ты, если что — зови, а так мы вас беспокоить не будем, — и вышел плотно прикрыв за собой дверь.
— Эл, — тихо позвал друга Серёжа. — Эл, я тут, — он медленно подошёл к Громову, опустился перед ним на колени, взял его руки в свои, заглянул в глаза. Элек всё так же сидел на стуле рядом с окном. Он не был сильно напряжён, руки тёплые, дыхание ровное, но взгляд был направлен куда-то сквозь Серёжу. Он моргал и весь его внешний вид говорил о том, что физическое состояние парня вполне нормальное. — Элек, ну посмотри на меня, — Серёжа целовал его руки, гладил колени, потом встал и поцеловал в губы. В сказках такое работает, правда, неизвестно, чем страдали сказочные герои, получавшие per-oral дозу слюны своего потенциального возлюбленного. Скорее всего поцелуи при каталепсическом ступоре бесполезны, а Серёжа всё-таки надеялся, что никакой шизофренией Элек не страдает. Но на всякий случай говорил с ним шёпотом — в интернете писали, что на шёпот такие больные реагируют лучше, чем на обычный голос. — Эл, я больше никогда тебя не оставлю, я всегда буду рядом. Обещаю, Эл. Только посмотри на меня. Эл… Эл… Пожалуйста, Эл… Будь со мной… Я люблю тебя, Эл… — снова и снова повторял Сергей, обнимая друга и покрывая поцелуями его, почему-то мокрое, лицо.
Нет, Громов не плакал. Это у самого Серёжи начали сдавать нервы. Отчаяние накрывало его с головой, он опять рухнул на пол, обнял Элека за талию и разрыдался, уткнувшись лицом ему в колени. Сколько так прошло времени Сыроежкин не знал. Скульптурная группа из двух «кататоников» грозила надолго стать украшением Майкиной дачи. Однако, боги смилостивились над владельцами загородной недвижимости Светловых. Ну, и над Сыроежкиным заодно — он почувствовал лёгкое прикосновение к своему затылку, и боясь, что это ему лишь померещилось, медленно поднял свою опухшую от слёз физиономию и с надеждой посмотрел на Громова.
— Серёжа, — хриплым после долгого молчания голосом проговорил Элек, — прости меня. Из-за меня ты плачешь… Прости, — а дальше Серёжа опять был выбит из колеи поведением Громова. На этот раз, надо признать, повод был гораздо более приятным.
Эл тоже сполз со своего стула на пол поближе к Сыроежкинну, обхватил его лицо руками и стал целовать. Как одержимый. Сергей всегда поражался откуда у Громова столько силы. Внешне он был точно такого же телосложения как и сам Серёжа, но ему ничего не стоило, например, носить Сергея на руках по поводу и без. Казалось, он при этом даже не уставал. Сыроежкин поэтому давно для себя уяснил — если Громов чего-то от него хочет и это что-то требует от Эла проявления физической силы — сопротивляться бесполезно. Просто без шансов. И раз Элек решил заняться с ним любовью прямо тут на полу, Серёже разумнее всего будет расслабиться и получать удовольствие. Проблема была только одна — никакой смазки с собой у них не было, а Эл явно рассчитывал на верхнюю позицию, оставаясь при этом всё ещё мало вменяемым. Всерьёз испугавшийся за целостность кожных покровов как своих, так и любовника, Сыроежкин что-то промычал сквозь поцелуй о том, что он не готов и ничего для этого у них с собой нет, но в ответ услышал только: «Всё будет», — и морально приготовился пострадать филейной частью. Раз Элу надо для душевного спокойствия, то Серёжа ему даст и на голом полу без нормальной смазки.
Так сложилось, что у них в паре ведущую роль обычно брал на себя Сергей, а Элек же предпочитал быть снизу. Но иногда на него находило, и Громов показывал себя умелым и крайне выносливым активом. Серёжа после такого, как правило, долго приходил в себя и ещё сутки потом испытывал своеобразные ощущения в нижней части туловища.
