— Самое интересное, — продолжил изливать душу Эл, — что когда к нам в девятом классе перевелась Майка, между нами с Серёжей ничего практически не поменялось. Вроде как он ухаживал за Светловой, но трахал регулярно меня. Конечно, мне тяжело было делить его внимание с Майей, да и в принципе хотелось открытых отношений, но я понимал, что такое в нашей ситуации невозможно. Поэтому мирился с так называемой «Серёжиной девушкой». Однако, всё же я был слишком наивен тогда — Майя на самом деле представляла для меня опасность.

— Да, Эл, я помню, мы все тогда малость офигели, когда Сыроега сказал, что они с Майкой живут вместе, — подтвердил мысль Громова Гусев. — Я всё никак понять не мог зачем это, в шестнадцать-то лет? Ну, Светлова — ещё куда ни шло, девки, в конце концов, раньше взрослеют, но Сыроега! Сам сопля ещё, а туда же — семейную жизнь ему подавай!.. — этот факт у Гусева даже спустя столько лет в голове не укладывался. — И родители ж, главное, согласились… А ты тогда стойко держался, учитывая… ваши обстоятельства.

— Я в некотором смысле сам был виноват в их сближении, — печально вздохнул Эл. — Мы же с Серёжей в основном у меня встречались, пока профессор на работе. Ну, и в гараже очень редко. Но там неудобно же, не помыться и всё такое… А тут вышло, что Виктор Иванович неделю дома должен работать был. В гараж идти не хотелось, а Серёжины родители оба до позднего вечера отсутствовать должны были. Какие-то дела у них там, я и не вникал. В общем, уговорил я Серёжу к нему пойти. Он сначала не соглашался, боялся, вдруг что… Но я так хотел его, прямо… — Элек так разволновался от этих воспоминаний, что даже сел на кровати. Потом тяжело сглотнул и продолжил, — знаешь, у меня буквально кожа горела — так хотелось к нему прикоснуться. По-настоящему, а не украдкой и через одежду. И я его уломал. А в самый разгар нашей любви вернулись Серёжины родители. Мы так увлеклись друг другом, что ничего не слышали. Ну… и из-за стонов моих тоже, — тут Эл закрыл руками лицо — так стыдно как в тот раз ему никогда в жизни не было. Ни до, ни после.

— Ни хера себе!.. — Гусев пошёл налить себе ещё выпивки, и Элу молока принёс, на этот раз тёплого.

— Да уж. О приходе его родителей я узнал, когда Павел Антонович в буквальном смысле содрал с меня Серёжу. Я обернулся, а там… мать в шоке стоит, а отец… Я как в замедленном кино увидел, что он замахивается кулаком, чтобы ударить сына. И я успел, перехватил его руку. Может, это и неправильно, но я не мог допустить, чтобы кто-то ударил Серёжу, пусть даже и собственный отец. Серёжины родители меня и так не любили после той истории, когда я вместо него у них дома жил. А тут ещё, представляешь, я их сына развращаю. Как меня Павел Антонович материл! Могу сказать, «гнойный пидор» — было самым безобидным выражением. Но всерьёз испугался я не когда он меня матом крыл, а когда сказал, что с Серёжей отдельно разберётся. И Надежда Дмитриевна поддакивала ещё.

***

— Убирайся отсюда немедленно, выблядок! — Павел Сыроежкин швырнул в лицо Электронику его одежду. — Иначе отправишься домой голым. — А с тобой я поговорю отдельно, Сергей. И хватит прятаться за спиной у этого пидараса, — Павел Антонович схватил Серёжу за предплечье и грубо рванул на себя.

— Оставьте Серёжу в покое! — Элек даже повысил голос на Серёжиного отца.

— А ты, мелкий извращенец, закрой свой поганый рот! — рявкнул он на Эла. — И никогда не смей больше приближаться к моему сыну. Иди ищи для своей грязной жопы других хуёв!

— Я люблю вашего сына! — проигнорировал оскорбления в свой адрес Эл. Ему было важно это сказать, признаться Серёже в любви, пусть и в таких обстоятельствах. Прежде так прямо Эл никогда не говорил о своих чувствах, а сейчас не выдержал, не смог больше молчать. Конечно, в тайне он надеялся, что своим признанием спровоцирует и любимого на откровение, и Серёжа тоже скажет, что любит его. Но тут вмешалась Надежда Дмитриевна:

— А он тебя любит? Ты думал об этом? — сказала она. — Разве ты не понимаешь, что это просто возраст? У Серёжи не получилось с девушкой, а ты воспользовался этим, втянув его в противоестественную связь. И если то, что ты сказал про любовь правда, то ты отстанешь от нашего сына и больше никогда к нему не подойдёшь с… такими намерениями.

Серёжа молчал. Он сидел на краю кровати, прикрывшись одеялом, опустив голову на руки, и за всё время не сказал ни слова.

***

— Если б ты знал, Макар, как я надеялся услышать от него, что он тоже любит меня! Но нет… он ничего не сказал, даже головы не повернул в мою сторону, пока я одевался. А потом… Я не видел его неделю. Были каникулы, и в школу ходить было не нужно. На звонки он не отвечал, в соцсетях не появлялся. Я приходил тогда к его дому, несколько дней просидел там с утра до вечера перед подъездом, но Серёжа не выходил. Даже к окну ни разу не подошёл. Ты на сборах был, поэтому не в курсе, а меня тогда Виктор Иванович каждый вечер с трудом домой уводил, я уходить не хотел. А потом Серёжа ответил мне на звонок. Сказал, что всё в порядке, но со мной он встретиться не может — у него свидание с Майей.

— И как же? — Макару с трудом верилось, что ребятам пришлось пережить такую драму незаметно от друзей. — Как вы с ним в итоге-то?

— Как-как, написал мне, что больше встречаться мы не сможем, что с Майкой у него всё серьёзно и, возможно, они даже будут теперь жить вместе. И действительно, с полного одобрения родственников с обоих сторон, Серёжа с Майей переехали в квартиру Майкиной бабки, она неподалёку тоже была. У Светловых был вполне рациональный интерес — бабка старая, одна жить не могла, следовательно, надо съезжаться, а у них тесно — две комнаты всего. Вот Майку и переселили в отдельное жильё. А то, что Серёжа при ней — так даже и лучше, ибо юной девице совсем уж одной жить не стоит, мало ли что.

— Ну, с ними понятно, а Серёгины-то родители почему согласились? — мотивы Сыроежкиных старших Макару были всё равно не понятны.

— Ну как же? Живя с Майей Серёжа не мог бы встречаться со мной, — криво усмехнулся Эл. — Всё время находился бы, так сказать, под бдительным оком Светловой. Его же на улицу-то после «домашнего ареста» первый раз выпустили только после того, как он Майе свидание назначил. Вот так вот.

— Да… — протянул Гусь, — нелегко Сыроеге пришлось. Уж очень предки у него… нетолерантные оказались, — Макару было даже сложно представить с каким негативом Сергей столкнулся в собственной семье. У самого-то Гуся были прекрасные отношения что со своими родителями, что с Вовкиными — обе пары были в курсе, но никак своё отношение к ориентации отпрысков не показывали.

— Собственно, поэтому после школы Серёжа все контакты с ними и оборвал, — подытожил Эл.

— Слушай, ты ж говорил, что два года Серёгу… того, — хмыкнул Гусев, — а он с Майкой жил… Вы втроём что-ли? — ужаснулся сам своей догадке Макар.

— Нет, что ты! — Громов даже несколько опешил от такого предположения. Когда Серёжа сказал, что всё, мы больше встречаться не будем, и он теперь с Майей, у меня нервный срыв случился — вся моя электроника, к сожалению, от проблем с психикой не спасает. Я после этого закрылся у себя в комнате и запустил программу остановки сердечной деятельности. Но в самый последний момент испугался и прервал её. Только в себя пришёл не сразу — Виктор Иванович когда домой вернулся, застал меня в таком полуовощном состоянии и сразу всё понял. Я всё ему рассказал и про Серёжу, и про особенности наших с ним далеко не дружеских отношений…

— Ну, профессор, я так понимаю, гомофобией не страдал? — догадался Гусев.

— Не страдал. Но меня тем не менее потащил к психотерапевту — всё-таки попытка суицида, что у человека, что у киборга — дело серьёзное. В общем-то и ориентация тут не причём. Вот, собственно, с тех пор я и сижу на таблетках и состою на учёте в ПНД. А ещё я тогда месяц в клинике провёл и потом дома на больничном ещё сколько-то. Короче, в десятый класс только в октябре пришёл.