***
— Оставайся сегодня у меня, — предложил Громов, разливая по стопкам профессорский коллекционный Наири, с которым Макар так по-варварски обошёлся в начале их «свидания». — Мне скучно, завтра выходной, тренировки тоже нет. Ничего такого я тебя больше делать не заставлю.
— Ой, брось, Эл, мне всё понравилось, я ещё могу — только свистни, — отмахнулся Гусев и чокнулся с Элом за его здоровье, так сказать. — Скажи лучше, тебе от профессора не влетит, что ты его добро так разбазариваешь?
— Папа знает, что я практически не пью, и доверяет мне. Скажу, что угостил друзей, — пожал плечами Эл. — У него хорошая винотека, и одной бутылки Армянского коньяка ему явно не будет жалко. Так что пей, я сейчас ещё и покормлю тебя, — сказал Громов и достал из холодильника большой кусок холодной буженины, приготовленной перед отъездом заботливой Машей.
— Ого!.. — только и смог сказать Макар — нечасто ему приходилось есть такие блюда. — Может, у тебя ещё и икра красная завалялась?
— Сейчас сделаю тебе пару бутербродов, — просто сказал Элек.
— И с чего такая щедрость? — полюбопытствовал Гусев, жуя буженину с хреном и с вожделением поглядывая на икру. — Я, конечно, понимаю, что вы не бедствуете, но всё-таки?
Эл хотел было уже сказать, что раз продукты в доме есть, не прятать же их от друзей, но осёкся. Посмотрел на Макара, который сидел, с чувством уплетал деликатесы и облизывал свои красивые полные губы. Ещё пятнадцать минут назад эти самые губы делали Элу так хорошо, что живот до сих пор сладко сводит при воспоминании об этом. А пару часов назад — точно так же хорошо, но какому-то другому мужчине. А до него во рту Гусева был ещё чей-то член, и ещё, и ещё… Сколько их всего было, таких членов, получивших разрядку в глотке его друга? Элек даже представить себе боялся. Никто из этих незнакомцев не испытывал к Гусеву никаких чувств, помимо похоти, им всем было плевать на него — красивый и дешёвый спермоприёмник, вот чем был для них Макар.
«И ведь ты же даёшь это делать с собой добровольно, сам предлагаешь! Людям, которые совсем не любят тебя, в отличие от этого твоего Мити, или Дениса Евгеньевича, или… или… меня… — Эла вдруг охватила такая не то обида, не то злость на Макара, что он в ответ на его вопрос об угощении только усмехнулся криво и сказал:
— Ну как же, тебе ведь платят твои клиенты? Вот и я плачу. Продуктами питания.
Макар перестал жевать, с трудом проглотил то, что было у него во рту, и молча уставился на Эла. Видимо, не нашёлся с ответом. Да и что, в самом деле, скажешь против правды? Эл с каким-то болезненным удовольствием отметил себе, как залился краской Гусев — значит, не совсем ещё стыд потерял, и добавил:
— Или ты предпочитаешь деньгами?
========== 19. Жаркое из гусятины ==========
Гусев знал, что пьянство до добра не доводит — гудящая с утра голова и дикий сушняк были лишними тому подтверждениями. И это ещё повезло, что родителей дома не оказалось, и Макар был избавлен от выслушивания очередной порции упрёков и нравоучений. Но как, скажите, было не напиться, когда вчера такое случилось?!. Его маленькую грязную тайну узнал человек, который о ней должен был узнать в последнюю очередь! В предпоследнюю, если говорить точно. Макар думал, что на месте умрёт, когда его, выходящего из кабинки общественного туалета, как раз после очередного отсоса, встретил Элек Громов.
Надо сказать, к Элу у Макара было неоднозначное отношение. Милый, правильный, слегка занудный Серёжин братец с трогательным сдвигом по фазе являлся таковым только с виду. Гусь-то давно просёк: Громов в некотором смысле самый настоящий робот — не зря он себя таким когда-то считал. Эл, если сочтёт целесообразным, человека пополам сломает. С Гусева, собственно, и начнёт. Вот и вчера, как отреагировал Элек, едва узнав о не самом достойном гусевском хобби? Правильно, тут же принялся его шантажировать. Способ беспроигрышный на самом деле, уже не раз срабатывал.
Вообще, поиздевался Громов над ним знатно — не единожды, образно выражаясь, мордой по столу провозил: зубы чистить заставил, рот «дезинфицировать», а потом ещё и «услуги оплатил». Чтоб, значит, знал, шлюха, своё место и не выпендривался. Макар всё молча проглотил, и в прямом, и в переносном смысле — а куда иначе деваться? Ни о его наклонностях, ни о постыдном способе проведения досуга ни родители, ни, тем более, Серёжа знать не должны. Так что профессорский коньяк после всех перенесённых унижений, пришёлся Гусеву весьма кстати. А что касается предложения денег, то тут Макар только в первую минуту растерялся. Чуть куском буженины не подавился даже. А потом подумал: «Ах ты, маленький сучонок, думаешь, раз ты Серёжин брат, тебе меня чморить можно? Нет, дорогой, тебе это дорого обойдётся. В буквальном смысле дорого!»
— ДеньХами? — серьёзно переспросил Макар в ответ на громовскую издёвку. Отложил в сторону вилку и встал из-за стола. — Я действительно предпочитаю деньХами. Но мы не оХоворили это заранее. Поэтому сегодня я сделаю тебе скидку.
Он подошёл вплотную к Элеку и, глядя ему в глаза, легонько обнял за талию. Насладился пару секунд произведенным эффектом, осторожно поцеловал в шею, потом так же нежно — под челюстью, в ямочку между ключицами, провёл руками Громову по спине и крепко прижал к себе. Эл опять ухватился Макару за плечи, учащённо задышал и взглянул на него мутноватыми от похоти глазами.
— Четыре рубля, малыш, — выдохнул ему в ухо Гусев.
— Что? — Громов попытался собраться с мыслями, но вновь охватившее его возбуждение здорово притупило умственные способности.
— Один минет — пять рублей. Для своих — четыре, — мурлыкнул, улыбнувшись, Макар и провёл кончиком носа Элу по щеке.
Это было весело — Элек оказался настолько горяч, что заводился с пол-оборота. Манипулировать им, изголодавшимся по человеческой ласке и нехитрым чувственным удовольствиям, оказалось удивительно просто. «Грех не воспользоваться», — подумал Гусев.
— Это… дорого… — прошептал Эл. — Пять рублей. Тебе никто столько не платит…
— А ты будешь, малыш, будешь… — Макар целовал его лицо, старательно избегая губ, зарывался пальцами в волосы и даже лизнул кончиком языка ухо, вызвав у Громова совсем уж неприличный писк. — Тебе ведь никто больше не сделает так хорошо, Эл, а я смогу, ты уже знаешь… У меня монополия на такие услуги для тебя, — тихо рассмеялся Гусев и сильнее прижался к Элу. Тот не только не возражал, а сам уже вовсю о него тёрся. Макар счёл это хорошим знаком и озвучил своё главное предложение: — Хочешь абонементное обслуживание?
Эл в ответ коротко простонал сквозь стиснутые зубы, двинул бедрами и хрипло выдохнул:
— Сколько?
— Каждый отсос — три рубля. И можешь пользоваться, когда пожелаешь…
— Никаких общественных сортиров… и чужих членов в твоём рту, Гусь… Будешь моей личной… шлюхой, — уже задыхаясь от возбуждения, сказал Громов, с силой надавил Макару на плечи и расстегнул ширинку.
Эту часть вчерашнего вечера Макар вспомнил даже с некоторым удовлетворением. Потрогал рукой ещё слегка ноющую челюсть (милый мальчик Элек в порыве страсти совершенно с ним не церемонился) и достал из кармана новенькую хрустящую десятку — вот она действительно грела душу. Стараться ради неё пришлось здорово, но Макар, откровенно говоря, и сам бы приплатил: Эл — молодой, красивый, чистенький — сосать ему одно удовольствие. Тем более, что в процессе Гусев его облапал и обцеловал практически везде, где позволено было. А в третий раз даже сам разделся, и их возня в постели стала совсем походить на нормальное занятие любовью. Эл остался доволен, честно дал ему всю причитающуюся сумму, ещё раз напомнил условия их договора, намекнул, что работать Макару так ещё как минимум до осени (или пока Зоя к Элеку не вернётся), и притащил из кухни бутылку коньяка: «Давай, что ли, и правда, отметим, Гусь?»