— А ш-ш-т-то с Майей? — не понял Серёжа. — Она т-тоже у… ушла?

— Ушла, — вздохнул Элек. — Мы ей такси вызвали. Сама бы она до дома явно не добралась.

***

То, что Эл культурно назвал «уходом Майи» представляло собой тот ещё цирк. Когда гости разошлись по домам, Элек решил проведать брата, уединившегося со своей подругой в комнате родителей. К счастью, большого бардака там не обнаружилось, всё было цело и на своих местах, разве что Серёжина одежда вперемешку с Майкиной валялась на полу возле кровати. Оба они, и брат, и его девушка спали, едва прикрывшись одеялом. Элек сначала удивился, чего это они вырубились в такое время, а потом здорово напрягся, заметив под Серёжиной щекой характерное пятно. Всё обошлось, но Эл отругал себя последними словами — не уследил за братом, и тот всё-таки напился, да ещё и подружку свою напоил. Чем может закончиться рвота таком состоянии, Громов прекрасно представлял. Так же как и то, что Серёжа, и так будучи не слишком серьёзным и ответственным человеком, дай ему только возможность — напьётся до поросячьего визга. Брат в последнее время был сам не свой — какие-то у них там с Макаром сложности в отношениях возникли, он из-за этого переживал сильно.

И вот Эл, не без труда выковыряв Сергея из постели, потащил его в ванную, оставил там «отмокать» под бодрящим душем, а сам пошёл на поклон к Кукушкиной.

— Помоги мне, пожалуйста, Зоечка, — обратился он к подъедающей остатки «Праги» подруге. — Родители скоро будут, а там Майя… в их кровати.

— Ну и выпроводи её, — невозмутимо ответила Колбаса, и смачно облизала ложечку, которой ела торт.

— Я не могу, Зой… Я Серёжей занимаюсь, ему плохо очень.

— Ну, ты же отошёл от него, вот и сходи выпни её сейчас, — Зойка отложила наконец своё лакомство и в упор посмотрела на Громова.

— Как, Зой? Она же… голая, — жалобно сказал Эл и покраснел.

— Хм. Ладно. Ты иди, Серёжу сторожи, а то ещё утонет, — Кукушкина вдруг резко стала сговорчивой и даже поднялась со своего места. — Я всё сделаю.

Минут через пять Элек вошёл в комнату Сыроежкиных-старших, чтобы унести оттуда Серёжины вещи, и замер на пороге, разинув рот.

Зоя Кукушкина со злорадной улыбкой на лице со всей дури стегала Майку по бокам мокрым полотенцем и приговаривала:

— Живей-живей, сучка драная, собирай свои манатки и уматывай! Позорище белобрысое!

Светлова, всё ещё голая, ползала на четвереньках по ковру в поисках своей одежды, хныкала, пытаясь увернуться от ударов, и нечленораздельно материлась.

— Зоя… — Элек подобрал челюсть, с трудом сглотнул и попробовал воззвать к совести своей девушки: — Ну, не надо так. Ей же больно, — сказал Эл, однако, остановить подругу не попытался.

— Что? — вопросительно вскинула брови Зойка, на несколько секунд прекратив свою экзекуцию. — Это хороший способ привести человека в чувства. Не бойся, синяков не останется. Зато потом ей до-олго пить не захочется. Ты смотри на неё!.. Вот нахалка! — воскликнула Кукушкина и с размаху шлёпнула по заду успевшую опять задремать на кучке своих шмоток Майку.

Та взвизгнула, села на пострадавшее место, проморгалась осоловело, заметила Эла, ойкнула и поспешила прикрыться тем, что было под рукой.

— Всё, Зоя, хватит, — решил всё-таки прекратить это безобразие Элек и забрал у неё полотенце. — Если ты не хочешь, чтобы Майю одевал я, сделай это сама — аккуратно, бережно и без вреда для её здоровья!

Зоя недовольно поджала губки, но спорить не стала. И в следующий раз, когда Элек вышел из ванной в поисках чистой одежды для брата, Майя уже сидела в коридоре полностью одетая, причёсанная, и даже следы размазанной косметики исчезли с её лица. Рядом стояла Зойка с расчёской в руке и презрительно поглядывала на притихшую Светлову. На тумбочке валялись грязные комочки ваты.

— Принимай работу, — отчиталась Кукушкина перед своим парнем. — Одета, оттёрта, правда, слегка потрёпана — но это уже не ко мне вопрос. Такси вызвала.

— Что бы я без тебя делал, Зоечка! — улыбнулся Громов, чмокнул Зойку в нос и наклонился к Серёжиной девушке. — Ты как, Май, лучше себя чувствуешь?

Майка в ответ икнула, захлопала глазами и сказала: «Угу». Зоя закрыла лицо рукой. Вот так, собственно, Светлову и проводили. Но Серёже все эти подробности знать совершенно не обязательно, мудро рассудил Элек.

***

— Слушай, Эл, ну скажи, чего там Гусь-то? Не сильно напился? И чего это твоя Кукушка так выражается?

Укутанный в одеяло Серёжа сидел на кухне, пил сделанный заботливым братом горячий чай и пытался восстановить в памяти события нескольких последних часов. Из спальни родителей доносились такие заковыристые фразы, произносимые звонким Зойкиным голоском, что если проигнорировать все непечатные слова в них, уловить смысл и вовсе не представлялось возможным.

— Понимаешь, — сказал Эл и покраснел так, что даже уши у него сделались пунцовыми, — я попросил Зою сменить постельное белье на кровати родителей. Еле нашёл такое же, как было.

— А зачем? — удивился Сыроежкин.

— Ну, оно было… испачканное, — опустил глаза Громов.

— Да? А кто ж его так? Гости?

— Нет, Серёжа. Ты. Вы… с Майей.

— Ой… Это что же, получается, мы с ней?..

В памяти Сыроежкина замелькали «кадры» того, как они с Майкой танцуют, он обнимает её, целует, она смеётся, потом он пьёт, наливает ей, опять они танцуют, тесно прижавшись друг к другу, потом почему-то в полумраке комнаты он пытается отыскать глазами Гуся, находит… видит его лицо, Серёже становится не по себе, да так, что он утаскивает Майку подальше, прихватив с собой бутылку чего-то красного. Дальше они пьют по очереди прямо из горла, он лезет Светловой под юбку, они падают на кровать… Дальше воспоминания становятся ещё более обрывочными. Серёже хорошо, очень хорошо, но он никак не может кончить. Слышит Майкины стоны, она что-то говорит, а потом внезапно он видит Макара… Вот она, долгожданная развязка, время как будто останавливается, удовольствие оглушает Серёжу, он почти умирает, растворяется в смотрящих на него в упор серо-зелёных глазах и потом больше уже ничего не помнит.

— Чёрт!.. Эл!.. А если она залетит? — в ужасе сказал Серёжа и побледнел.

— Ну, ты даёшь! Это всё, что тебя волнует после этого? — Элек в изумлении посмотрел на брата и даже смущаться перестал. Никак не ожидал от Серёжи такой, пусть и запоздалой, рассудительности.

— Конечно! Ну какой из меня сейчас отец, сам подумай? Да и жениться я не хочу. Чёрт! — Серёжа отодвинул подальше чай и с горестным видом уронил голову на руки.

— Ладно, не переживай, не залетит она, — сжалился над братом Громов и даже погладил его по голове. — Но я думал, ты будешь счастлив после близости с любимой девушкой.

— Ага, посмотрел бы я на тебя, «счастливого», если б Зойка от тебя сейчас забеременела! — фыркнул Сыроежкин. — И откуда тебе про Майку знать — залетит она или не залетит? Ты её гинеколог что ли? — Серёжа недоверчиво покосился на брата, а сам подумал: «Хоть бы он оказался прав!»

— Ну, мне бы папа, ну, мой папа, с деньгами помог, пока я не доучусь и работать не смогу. А с шестнадцати лет и жениться можно. Мы бы с Зоей поженились… — мечтательно сказал Эл и задумался. А через несколько секунд встрепенулся и добавил: — А насчёт Майи я уверен. Я, Серёжа, извини, лично с тебя использованный презерватив снимал.

Серёжа обратно подвинул к себе свою чашку, сильнее закутался в одеяло, вжал голову в плечи и стал с интересом рассматривать чаинки в чае. От сердца у него отлегло, но перед братом было неудобно.