Когда все наплясались, а если точнее подёргались под музыку, Эл сборник с медляками поставил. Народ разбился на пары, а Макар благоразумно заныкался в самый темный угол — чтоб, с одной стороны, людей своей постной рожей не смущать, а с другой — дабы его ни одна девчонка танцевать не вытащила. Настроения не было совершенно.
Музыка играла, гости делали вид, что танцуют, хотя кроме невнятных перетаптываний на месте ничего изобразить не могли, кто-то неловко пытался соблюдать дистанцию, держась от партнёра на гигиеническом расстоянии, кто-то без всякого зазрения совести тискался и целовался на виду у одноклассников… Макар скромно подпирал собой стенку, цедил свой лимонад и глазел на танцующих.
Громов лапал свою Зойку, Зойка, пока Эл не видел, пялилась на Сыроежкина, Сыроежкин с бокалом чего-то красного и явно алкогольного в одной руке и такой же пьяненькой Светловой — в другой смотрел… Гусеву показалось, что на него, но эту мысль он быстро отбросил — взгляд у Сыроеги был не то чтоб слишком осмысленный.
«Пыль на ветру… Все мы только пыль на ветру», — пел по-английски красивый мужской голос под аккомпанемент акустических гитар, и Макар попробовал закрыть глаза, внять словам песни и абстрагироваться от происходящего. Его мечты и вправду развеялись в прах, стоит только на Серёжу лишний раз взглянуть, чтоб в этом убедиться. И ладно бы только мечты — люди тоже очень быстро обращаются в пыль… Макар вспомнил Митю, и из-под закрытых век его сами собой потекли слёзы — еле успел стереть их рукой, пока никто не заметил. Потом подумал, что вот, не ценил он в своё время Дениса Евгениевича, а тот ведь был по-настоящему заинтересован, свидания ему какие устраивал… А теперь и его нет в жизни Макара. Всё проходит, ничто не длится вечно. И его, Макара, любовь тоже закончится… в худшем случае одновременно с жизнью.
Лишь только «Канзас» закончил вещать о бренности всего сущего, зазвучала удивительно красивая мелодия, по которой, как по идущему вверх эскалатору, Гусев выбрался из пучин настигшей его меланхолии и приготовился уже внимать сладкоголосому «Роберту Антоновичу», поющего под гитару «Джимми Патриковича», как вдруг услышал:
— Элек, потанцуй со мной!
Мелкий, а справедливости ради, за последние полтора года ставший уже не таким мелким, Чижиков по кличке Рыжиков, ни сколько не стесняясь, подошёл к Громову и попросился с ним танцевать. Эл растерянно посмотрел на Зою, потом почему-то оглянулся на Макара, потом опять на Зою, сказал: «Зоя, один танец!» и… обнял Чижа за талию и стал танцевать! Кукушкина вытаращила от такой наглости глаза, ахнула, видимо, не найдя слов выразить переполняющее её возмущение, и пошла плюхнулась на диван, куда успел уже переместиться Гусев. Закинула ногу на ногу, сложила на груди руки и поджала губы. Макар, глядя на этот «детский сад», улыбнулся. Первый раз за вечер.
— Не щёлкай клювом, Зойка — уведут у тебя Хромова, Хлазом моргнуть не успеешь, — съязвил Гусев и протянул Кукушкиной бокал с Хванчкарой.
Зоя бокал взяла, выдохнула через нос сердито и в два глотка всё выпила.
— Он, что… вообще?! — словарный запас у Кукушкиной от негодования таял на глазах. — И, Гусь, ты… это… серьёзно? Про «уведут»?
— Ещё как, Зоя, — понизил голос Макар, — сама что ли не видишь как он за Элом увивается?
— Но он же… он же… парень! А Эл, Эл не такой! — запаниковала Кукушкина.
— Ты действительно хочешь это проверить, такой он или не такой, м? — вопросительно поднял одну бровь Гусев.
— Ну, уж нет! — Зойка ещё раз метнула злобный взгляд в сторону своего парня, танцующего с Чижом, решительно встала и бесцеремонно разбила их пару.
Макар не без удовольствия полюбовался на то, как Колбаса отпихнула в сторону Чижикова, крепко прижала к себе Громова и до конца песни ни на кого другого даже не взглянула. А стоило Элу повернуть голову в сторону — тут же развернула его обратно и сама стала его целовать. Эл от счастья вообще забыл, где находится. Ну, судя по тому, с каким энтузиазмом он ей отвечать стал.
Заиграла следующая композиция. Простая светлая мелодия и слова, показавшиеся Макару отвратительными. Эта песня Аббы была из новых, но уже снискала себе популярность, её даже у нас по радио иногда крутили. Английский язык в школе, даром что математической, преподавали хорошо, и с пониманием текстов англоязычных песен к концу восьмого класса даже у Гусева проблем не возникало. «Победителю достаётся всё», — пела Агнета или Анифрид, он не различал их по голосам. Макар думал, что будь у него хоть сколько-нибудь способностей к сочинительству, он бы сам такой текст накарябал, основываясь исключительно на личном опыте. Он проиграл и должен отойти в сторону. К чему теперь сожалеть? Лузер и есть лузер — иди, довольствуйся малым и не отсвечивай! Всё просто. «Does it feel the same when she calls your name?» — задумчиво повторил за певицами Гусев и осмотрелся. В полумраке комнаты всё также танцевали и обжимались пары, одиночки вроде него сидели-стояли в стороне, планомерно уничтожая напитки и оставшиеся закуски, а вот Сыроежкина со Светловой видно нигде не было.
Зачем Макар пошёл их искать и что конкретно ожидал увидеть, найдя, он и сам не знал. А уже через полтора часа, прогуливаясь у ещё не включённого фонтана на площади Свердлова, эти вопросы и вовсе перестали его интересовать — он увидел то, что увидел. Значит, так было надо. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы оказаться здесь, в обществе себе подобных, и не забивать голову всякой ерундой. Боги кинули кости. Победитель получает всё, проигравший вынужден падать. Каждому своё.
Комментарий к 17. Каждому своё
1. https://youtu.be/tH2w6Oxx0kQ - Dust In The Wind (Kansas)
2. https://youtu.be/QkF3oxziUI4 - Stairway To Heaven (Led Zeppelin)
3. https://youtu.be/iyIOl-s7JTU - The Winner Takes It All (ABBA)
========== 18. Маленькие грязные секреты ==========
— Какой тебе Гусь? Совсем ничего не соображаешь? — выговаривал брату Эл, придерживая его за волосы над унитазом.
Серёжу рвало уже третий раз за последние полчаса, и Элек нервничал, что к приходу родителей брат будет по-прежнему в полувменяемом состоянии. Хорошо хоть Зоя, плюясь и ругаясь, но всё же согласилась помочь с приведением квартиры в божеский вид, фактически в одиночку ликвидировав все последствия праздника. Самого Громова ещё и на уборку срача, оставшегося после гулянки, точно не хватило бы — он возился с Сергеем как с младенцем: вытащил его, бессвязно мычащего, из постели, запихал под душ, чтобы хоть немного привести в чувства, вымыл-высушил-одел. А потом началось! Непривыкший к алкоголю организм старался ускоренными темпами избавиться от токсинов и задействовал для этого все свои ресурсы.
Эл поил Серёжу кипячёной водой с солью, заставил проглотить целую пачку активированного угля, следил, чтобы братик не расшиб себе лоб, когда его скручивало особенно сильно, а Серёжа, едва только смог связно говорить, заладил своё: «Где Гусь? Где Гусь?» Эл не выдержал:
— Причём здесь Гусь, придурок? Родители через час будут, они от моих звонили, что выходят. А ты в таком виде! Что я им скажу? Отец на меня рассчитывал, надеялся, что я за тобой прослежу. А ты?.. Скажи спасибо Зое, что теперь хоть в квартиру войти не страшно!
— Гусь д-д-давно… ушёл? Он… п-пил? — Серёжа наконец пришёл в себя, но его начало знобить, и разговаривать опять стало трудно.
— Ты бы лучше о Майке так беспокоился! — проигнорировал вопрос Элек. — Макар взрослый парень, а она — девушка! Твоя, между прочим. Во всех смыслах теперь.
