Макар в который уже раз перечитал своё письмо, подумал, что стоит его выбросить и как всегда опять положил обратно. Он сам не знал, зачем хранит его. То ли потому, что обращено оно к Серёже, и Сыроежкин был и остаётся единственным человеком, с которым Гусеву хотелось поделиться личными переживаниями, пусть и в одностороннем порядке. То ли потому, что это письмо представляло собой конец целой эпохи в его жизни — Одесса, детство у бабушки, трагическая история Мити — всё ушло в небытие. Здоровье бабкино после отъезда Макара здорово пошатнулось, и родители, потратив кучу денег на маклеров и всего шесть месяцев времени, путём сложной цепочки обмена жилплощади превратили одесский двухэтажный дом с участком в тридцать соток в маленькую единичку на первом этаже «точки» на противоположной стороне их улицы. Теперь Серафима Марковна жила там. Макар часто бывал у бабушки — помогал, проведывал, да и просто составлял компанию, чтоб ей не скучно было. Квартира была совсем крошечная, но довольно уютная. Макар слышал, как родители рассуждали, что когда-нибудь потом они переедут туда, а сыну оставят свою двушку — у него ведь будет семья, дети… Ему нужнее. Но Макар знал — в бабкину микроскопическую единичку, «когда-нибудь потом» поедет именно он. Потому что никакой семьи и детей у Макара никогда не будет, а одному много не надо.

Одиночество… Это то, к чему Гусев морально готовил себя вот уже целый год с лишним. Как раз с тех пор, как он первый раз побывал в гостях у Дениса Евгениевича, а перед этим так неудачно столкнулся возле собственного подъезда с Сыроежкиным и его девушкой. Сколько потом было ещё таких встреч, когда Макар становился невольным свидетелем Серёгиного с Майкой любовного воркования, обнимашек, поцелуйчиков и прочих нежностей, какими и обмениваются обычно влюблённые! Сначала смотреть на это было тошно до отвращения, потом обидно до слёз, а потом просто больно. Так что Гусев не нашёл ничего лучше, как постараться по возможности избегать Сыроежкина. Просто, чтоб лишний раз не расстраиваться и не думать, что ещё немного, и он сам последует примеру несчастного Мити Савельева (Может, они тогда встретятся? Он бы хотел…). Но Серёжа держал его, что называется, «на коротком поводке». Стоило Гусеву отдалиться, Сыроежкин лип к своему «лучшему другу», как банный лист. Лип, но подругу при этом не забывал… Макар начал считать дни до окончания школы.

Так что о Серёже теперь Гусев предпочитал мечтать на расстоянии, разглядывая с завидной регулярностью его фотографии и перечитывая письма. Смотреть на фотки он мог долго, чуть ли не часами. Вспоминал обстоятельства, при которых они были сделаны, аккуратно гладил пальцами изображение, изучал давно выученные наизусть малейшие детали… и почти никогда на них не дрочил. И не только потому, что секса Макару в последнее время хватало — он заходил к Денису каждый раз после тренировки и плюс ко всему тот старался хотя бы пару раз в месяц организовать им полноценные свидания. Дело было в другом — Гусев очень хотел «забыть» Серёжу, разлюбить его. А как это сделать? Надо начать хотя бы с малого — перестать подкреплять свои мечты о Сыроеге сексуальной разрядкой. Иначе вообще можно с ума сойти. Впереди теперь следующий этап — доставать свою папочку не чаще раза в месяц. А ещё лучше — раза в два месяца… На этом поприще Макар пока терпел полное фиаско.

Мысли о том, что в личной жизни в итоге он останется совершенно один, неожиданно нашли своё подтверждение на последней тренировке перед Серёгиным Днём рождения. Точнее, после неё. Макар как всегда навестил «своего доктора» в медицинском кабинете, а когда они оба, усталые, но удовлетворённые, расположились на кушетке, Денис Евгеньевич сказал:

— Макар, я как мог, пытался избежать этого, но мне не удалось. Ты должен меня понять, но…

— Ты о чём, вообще, Динь? — Макар естественно ничего не понял, но нутром почуял — ничего хорошего Денис ему не скажет.

— У меня свадьба в это воскресенье, Макар, — виновато посмотрел на него Денис. — Прости…

— Ну, поздравляю, чё! — не зная толком как реагировать, сказал Гусев. — Можешь не извиняться, я как бы и не ждал, что ты женишься на мне, — он коротко усмехнулся. Денису же было явно не до смеха.

— Ты не понимаешь, да?.. — спросил доктор с таким видом, будто разговаривал с неизлечимо больным.

— Ну женишься и женишься… Чё такого-то? Дело житейское, — осторожно высказался Гусев и с опаской посмотрел на любовника.

— Мы не сможем больше встречаться, Макар… — скорбно произнёс Денис Евгеньевич.

— П-почему?.. — голос вдруг подвёл Макара, и свой вопрос он смог только просипеть.

— Макар… — Денис запустил пальцы в его волосы, потом нежно погладил по щеке и грустно улыбнулся. — Потому что изменять жене — это плохо. Разве ты не знаешь? — сказал и потянулся губами к его шее.

Макар сидел неподвижно и пытался осмыслить слова Дениса Евгениевича. Доктор больше ничего не говорил — он целовал его так трепетно и осторожно, как никогда раньше. При других обстоятельствах Гусев непременно оценил бы такую деликатность, но сейчас все его чувства словно заморозились — он не чувствовал ласк, не испытывал возбуждения. Макар автоматически обнял Дениса, подался ему навстречу, когда тот вошёл, но мыслями он был далеко.

«Ещё один», — сказал себе Макар, покидая медицинской кабинет. Ещё один человек, который что-то для него значил, ушёл из его жизни. Если Митю он потерял по собственной глупости, Денис бросил Макара сам. «Хорошо хоть на этот раз никто не умер, — подумал Гусев. — Как там Роза Львовна говорила? Любовные драмы для вашего брата — норма жизни… Ну-ну!»

Эта нелепая фраза могла вызвать только кривую усмешку, но, похоже, в данном случае старая библиотекарша оказалась права. Денис чуть не плакал, когда рассказывал Макару, что родители начали догадываться о его пристрастиях и стали напрямую давить с женитьбой. Он не был готов рвать с ними все отношения и в итоге сдался — сделал предложение Тане Васильевой, дочери Борисыча. Теперь будущий тесть, которому любимая дочурка, давно уже все уши прожужжала о том, как она любит Дениса Скворцова, и который тоже, оказывается, подозревал его чёрти в чём, будет особо пристально следить за Денисом и его отношениями с молодыми людьми. В частности с Гусевым. Поэтому да, изменять жене не только нехорошо, но и чревато серьезными неприятностями.

Что греха таить — Макар был здорово обижен на своего бывшего. Денис, по его мнению, попросту струсил — не отстоял своё право самому решать с кем ему жить и с кем спать, пошёл на поводу у родни. Макар так точно не сделает. Возможно, он и не скажет родителям о том, что ему нравятся парни (по крайней мере, пока ему жить не надоест), но уж жениться его никто не заставит. Уйдёт из дому, если что. В конце концов-то!..

***

Кто принёс к Сыроежкиным вино Гусев не знал. Знал, что не он, и всё. В любом случае, пить здесь Макар не собирался принципиально — потому что напьётся, не сдержится и чего-нибудь учудит. Зато сам Серёжа себя не ограничивал — «Букет Молдавии» в одно лицо уговорил! Тут даже его брательник остановить не смог. Родители же их посидели полчасика для приличия, детей поздравили, да и свалили к Громовым, типа, чтобы молодежь не смущать. И вот она, свобода! На Днюхе у Сыроеги с Элеком собралась почти половина класса — все весёлые, нарядные, подарками близнецов завалили, дискотеку устроили. Отмечать решили у Серёги — квартира у него большая, музыки разной импортной вагон, стереосистема японская есть, даже цветомузыка имеется. А к потолку в большой комнате, где все в основном тусовались, Эл зеркальный шар примонстрячил (достал же где-то! Хотя чему удивляться, с его-то папашей). В общем, прикольно всё было, гости довольны, виновники торжества — тем паче. А тут ещё и целая авоська винишка образовалась — можно оторваться по полной!