— Мне папа рассказал. Он общается с большим количеством разных людей, у него много друзей и знакомых, в том числе, есть и… такие. — Эл впервые с начала их разговора опустил глаза и даже несколько замялся. — И когда я спросил его о гомосексуалистах, он мне рассказал, что вы ведёте беспутную жизнь, снимаете друг друга на одну ночь в специальных местах и разносите венерические заболевания.

— И ты, зная это, общаешься со мной? — скептически посмотрел на Громова Макар. Сами слова Элека он ни подтверждать, ни опровергать не стал — он действительно ничего не знал об этой стороне жизни.

— Ну, мой папа же общается, — пожал плечами Эл. — Этот порок не делает людей такими уж плохими. Если человек морально устойчив, как мой папа или я, то ему ничем не грозит такое общение. С гомосексуалистом можно даже дружить, если в остальном он хороший человек… Например, как ты… — Элек опять посмотрел Гусеву в глаза.

— То есть ты сказал профессору, что я педик?! — с ужасом произнёс Макар. Желание сдохнуть, не доходя до квартиры, стало практически непереносимым.

— Нет! — замотал головой Элек. — Я не называл имён, просто сказал, что есть один знакомый, со спорта.

— Фу-у… — выдохнул с облегчением Макар. — Элек… — он взял ладони Громова в свои и с мольбой взглянул на него. — Элек, пожалуйста, если ты не считаешь меня совсем плохим человеком, не говори ничего Серёже. Ну, хочешь, я опять на колени встану? — у него был единственный шанс убедить Громова, и Макар очень боялся его упустить. — Не надо, чтобы Серёжа знал. Пожалуйста…

— Но пойми, я не могу допустить, чтобы ты втянул его в противоестественную связь! Мой брат подвержен чужому влиянию, его легко сбить с пути, он… Мне не хочется это говорить, но он слабый и безвольный человек, я боюсь за него.

Макар не знал, прав ли Элек. Можно ли склонить человека «на свою сторону» или он изначально должен быть таким? Митя был таким или это Макар его совратил? Если второе предположение верно, это означало надежду. Надежду, что когда-нибудь они с Серёжей смогут быть по-настоящему близки, во всех смыслах. Надо только всё время быть рядом.

— Эл, обещаю, я не сделаю Серёже ничего плохого, не буду заставлять, склонять, обманывать… Я действительно его люблю. И именно поэтому сплю с другими, чтобы… Чтобы не смущать его своими желаниями. Эл, пожалуйста! Не говори ему, что я такой, что влюблён в него, что приставал к тебе, что трахаюсь с Денисом… Не ломай мне жизнь, Эл! Я всё, что хочешь для тебя сделаю… только не говори…

— Я буду следить за вами, — сдался в итоге Элек. — И если я замечу, что ты выходишь за рамки обычной дружбы… Макар, я не шучу, но мой брат узнает всё.

— Спасибо… Спасибо, Эл… Я обещаю…

Макар не то чтобы всерьёз собирался выполнять своё обещание, напротив, если у него появится хоть маленький шанс соблазнить друга, он им обязательно воспользуется… Да вот только в то, что такая удача и впрямь случится в его жизни, Гусев уже почти не верил. Поэтому говорил вполне искренне. Элек ему поверил.

Опасность миновала, адреналиновая волна после тяжёлого разговора схлынула, и Макар снова почувствовал слабость. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, и он, чтобы не упасть, вынужден был сесть прямо на снег. Громов суетился над ним и хлопал крыльями как настоящая наседка, порывался позвать людей, чтобы помогли донести друга дому, но Гусев ему запретил — не захотел позориться. Через несколько минут его немного отпустило, и Эл практически на себе доволок его до лифта.

«Странный он, — усмехнулся про себя Макар, глядя на товарища. — Действительно же — друг, по-другому и не скажешь. В беде, по крайней мере, не бросит. Правда, с такими друзьями и враги не нужны…»

Однако, расстались новоявленные друзья-враги достаточно миролюбиво. Элек ещё раз извинился за причинённый Макару физический ущерб, Макар в очередной раз заверил Элека в самых чистых своих намерениях в отношении его драгоценного братца, а в конце Громов сказал:

— Мне нужна твоя помощь, Макар. Я почти в отчаянии, а обратиться больше не к кому. Серёжа мне принципиально отказался помогать, только на тебя вся надежда.

— Сделаю всё, что ты скажешь, — тяжело вздохнул Гусев. Выбора у него всё равно не было.

========== 13. Гоп-стоп, Зоя ==========

В то, что фингал свой и сотрясение друг получил на тренировке, Сыроежкин поверил сразу. И целую неделю, пока Макар отлёживался дома, проторчал у него… вместе с Элом. Потому что Громов несмотря на все заверения Гусева ему не доверял и честь брата решил оберегать лично.

Макар, конечно, рад был видеть рядом Серёжу, но в комплекте с Элеком они буквально сводили его с ума. Серёжа пребывал в каком-то перевозбуждённом состоянии, всё время трещал о чём-то — пытался пересказывать школьные новости, обсуждать дворовые сплетни, смотреть вместе с Гусем телевизор (для чего норовил забраться к больному товарищу на постель под предлогом того, что так лучше видно), порывался мерить ему температуру и щупать пульс, хотя к сотрясению это никакого отношения не имело, в общем, суетился и создавал суматоху. Громова такая ситуация бесила, и Макар не без злорадства наблюдал, как Элек, не зная толком что же предпринять, гоняет брата под разными предлогами на кухню, засаживает за уроки (ну, тут и у Гусева не получалось отмазаться), стаскивает его с макаровского дивана, «чтобы не мешал другу спокойно болеть», и любым способом старается держать Сыроежкина от него на расстоянии.

Только когда Элек уходил на тренировку, Серёжа заметно успокаивался, говорил, что чего-то он сегодня устал и просил разрешения прилечь рядом. Макар на это просто утягивал друга на диван, подминал под себя и так в тишине и покое спал до прихода родителей. Сыроежкин, что удивительно, тоже дремал — не иначе как и впрямь уставал.

За время болезни у Гусева была хорошая возможность как следует обдумать своё щекотливое положение. Элек, пусть и не был болтуном, а наоборот, слыл парнем честным и порядочным, всё же держал Макара, что называется, под колпаком. И это был огромный минус. Но имелся также и не менее жирный плюс — Серёжа, и Макар за последние дни в этом смог убедиться, испытывал к нему сильную симпатию. Такую, что её вполне можно было, разумеется, приложив определённые усилия, перевести совсем в другое русло. К сожалению, поступить так, как он сделал в своё время с Митей Савельевым, Гусев не мог. Стоит ему предпринять активные действия — это станет заметно въедливому и не по делу внимательному Громову, и не пройдёт и пары дней, как Серёжа во всех подробностях узнает и о приставаниях к любимому братику, и о непотребствах со спортивным врачом Интеграла. Но хуже всего то, что Эл пригрозил рассказать о гусевских домогательствах к Сереже их общему с Сыроегой отцу — во время последнего разговора он ясно дал это понять. Во что в таком случае превратиться жизнь Макара, и будет ли после этого в ней хоть какой-нибудь смысл, думать не хотелось, потому что тогда у Гусева в отношении Серёгиного братца появлялись совсем уж нехорошие мысли.

Исходя из непростых условий задачи, решение для себя Гусев видел только одно — Сыроежкин сам должен его захотеть. Макару же остаётся только ухаживать за своей «Дамой Сердца» как рыцарю из куртуазного романа, который сложит к ногам возлюбленной весь мир, но сам скорее умрёт, чем позволит себе её скомпрометировать.

Как надо ухаживать за девушками Макар не знал, и уж тем более не представлял, как надо ухаживать за парнем. Он вообще подозревал, что парни за парнями не ухаживают в принципе, а без лишних разговоров и танцев с бубнами переходят непосредственно к делу. Как, например, сделал это с ним Денис Евгеньевич, или как сам Гусев поступил по отношению к Мите.