Он же сам там чуть не умер, на балконе этом.

— Но жить я тоже не хочу, — сказал Макар, и Элу от этих слов стало по-настоящему страшно.

Он больше ничем не мог помочь другу. Если человек не убил себя сам, то при таком настрое он будет искать смерти другими, «пассивными» способами. Алкоголь, наркотики, плохие компании, опасные увлечения, неоправданный риск — да мало ли возможностей для тех, кого ничего уже здесь не держит?

— И что же, ты так и будешь здесь стоять?.. — растерянно спросил Эл. — Это же глупо…

— Я знаю, глупо, да, — согласился Макар. — Я и не хочу. Просто… не могу заставить себя спуститься. Не хочу никого видеть.

— А родителей? Они же не виноваты… — Эл наугад пытался найти хоть какую-то зацепку, которая встряхнула бы Макара, помогла подумать не только о себе.

— И родителей. Ни родителей, ни Серёжу, ни друзей, ни одноклассников, ни учителей — никого вообще. Пойми ты, я просто не смогу опять как ни в чём ни бывало смотреть на них, говорить с ними… Это слишком тяжело для меня.

— А я?.. Ты же говоришь со мной, смотришь!.. Значит, и с ними сможешь, — ухватился за «последнюю соломинку» Эл.

— Мне просто некуда от тебя деться, — вздохнул Гусев. — Я вообще сбежать думал, пока ты сюда поднимался.

— Но ведь не сбежал же!

— Это так, остатки гордости… Чтоб уж совсем трусом в собственных глазах не выглядеть. Хотя кого я обманываю? Трус я и есть… Даже прыгнуть зассал, — Макар присел на притащенный в качестве стула кем-то из жильцов старый ящик и уронил голову на руки. Помолчал немного, потом сказал: — Иди домой, Эл. Замёрзнешь, холодно здесь…

— Не пойду.

— Не дури, я серьёзно. Тебе о Зойке думать надо, о ребёнке. А не здесь со мной торчать.

— А тебе разве не всё равно до меня? — с вызовом сказал Эл.

— Нет, не всё равно, — Макар казался теперь абсолютно спокойным, и Эла это пугало даже больше, чем его истерика и бредовые рассказы про Митин призрак.

Больше Макар в разговоры с Элом не вступал, прикасаться к себе не давал, хотя и бросал время от времени на него настороженные взгляды. Эл тоже молчал, держался от Гусева на расстоянии и думал, что в принципе он прав — делать ему здесь нечего. Но вот уйти отсюда Элек тоже не мог. Физически. Шли минуты, а может, и часы, ничего не менялось, и Эл впал некое подобие прострации.

Макар вдруг сам подошёл к нему, взял за руку, сказал: «Пошли, хватит здесь хернёй страдать!» и повёл вниз.

— К себе ты сейчас не доберёшься, у отца переночуешь, — сказал, подходя к дому, Макар.

— Обещай мне, что не будешь дурить и ничего с собой не сделаешь, — ответил ему Эл.

— Я постараюсь, — кивнул Гусев.

Элу от его слов легче не стало — выглядел Макар так, словно у него на лбу крупными буквами написано было: «Я постараюсь, но вряд ли у меня получится».

А потом возле квартиры Гусевых они увидели Серёжу. И только тогда, когда Макар, изменившись в лице, кинулся к его брату, у Эла немного отлегло от сердца.

Серёжа в куртке, домашних штанах и тапочках на босу ногу сидел под дверями Макаровой квартиры и клевал носом. «Неужели понял наконец-то?» — подумал, глядя на эту жалостливую картину Эл, и так и замер, несколько ступенек не дойдя до этажа. Макар присел рядом с Серёжей, обнял его, погладил по волосам, тот дёрнулся во сне, едва не стукнувшись головой о стену, и проснулся.

Эл смотрел, как брат лихорадочно прижимает к себе его любимого человека, и не знал, то ли грустить, то ли радоваться. Наверное, всё-таки радоваться: Серёжа Макара простил, они будут вместе, опасность миновала… «Береги его», — неслышно прошептал ему свою единственную просьбу Элек и стал спускаться. Больше ему здесь делать действительно нечего.

Уже дома, забравшись в постель и наконец-то отогревшись, Эл ещё раз прокрутил в голове события минувшей ночи и неожиданно для себя понял, что в общем-то у него и впрямь нет поводов для грусти. Когда-то, ещё в самом начале их непростых отношений, Эл понял, что между ним и Гусевым есть связь. И она никуда не делась с годами — наоборот, сейчас эта связь была настолько крепкая, что Эл сам, без чьей-либо помощи, буквально наугад смог найти друга в огромном городе, когда тот попал в беду. Пусть Макар пока этого не понимает, но он принадлежит Элу, это же очевидно! А раз так, они обязательно будут вместе — пусть не сейчас, пусть позже… Просто Гусеву, чтобы осознать это, принять, нужно чуть больше времени, чем когда-то понадобилось Зое. Но в любом случае результат будет тот же.

А пока Элу и впрямь не разорваться — через полгода родится ребёнок, хлопот будет невпроворот, нужно очень стараться в учёбе, чтобы потом быть в состоянии достойно обеспечивать семью, помогать Зое… Так что это даже хорошо, что Макар пока с Серёжей, а не шляется чёрти где неприкаянный. Лишь бы Серёжа дел не натворил и не разрушил всё по глупости…

Элек вспомнил о брате, о том как они познакомились, как волновался Серёжа, когда он пропадал, как потом был рад его видеть, как близки они были всё это время… До тех пор пока Эл не решил, что Серёжа — его соперник. Подумать только, из-за дурацкой ревности чуть не потерять близкого человека, того, с кем у него одна кровь и одинаковая внешность! Больше такой ошибки он ни за что не совершит. Всё! К чёрту ревность — взрослые люди, а Эл уже по-настоящему взрослый, не ревнуют по пустякам. А уж к родным братьям — и подавно.

Что Элек умел делать хорошо, так это работать над собой. Одним усилием воли он подавил все негативные чувства к брату, и заснул в каком-то смысле уже другим человеком.

Несмотря на усталость, спал он беспокойно, всё пытался выбраться из вязкого кошмара, липнущего к нему, как разлитая в море нефть липнет к пеликанам и чайкам. Снилось Громову, что он ходит где-то в темноте, ищет своего любимого, зовёт его и никак не может отделаться от чувства, что с Макаром случилось что-то непоправимое. Серёжа не выполнил его просьбу, не уберёг друга от несчастья и теперь уже никто не может ему помочь. Но Эл упорный, в конце концов он находит Макара, они даже занимаются любовью… Только Эл, как ни пытается, всё не может разглядеть его лица. Дурной и странный сон… Если б Элек знал, как часто он будет видеть его в будущем!..

========== 30. Там, где сердце ==========

— Ты что, не рад, Гусь? — искренне удивился Серёжа, когда Макар не разделил его бурных восторгов по поводу переезда.

— Ну, рад, конечно… за тебя, СыроеХа, — пожал плечами Макар. — Двадцать минут на автобусе, это не тоже самое, что полтора часа с пересадками, включая метро.

Никакой радости от известия, которым огорошил его друг, Макар, понятное дело, не испытал. Серёжа съезжает от родителей и будет жить теперь на другом конце города, рядом с институтом. А значит, видеться они будут… в лучшем случае по выходным. Потому что факультеты у них разные, расписание разное и дорога теперь тоже, получается, у каждого своя. Во всех смыслах.

— А чего вчера не сказал? Не хотел праздник портить? — Макар хлебнул огуречного рассола и поморщился: голова после обильных возлияний за здоровье молодых ещё гудела, жажда мучила, и соображал он плохо. Вот и ляпнул, не подумав, про праздник, а не надо было — теперь дураком выглядит.

— Почему портить? — не понял Сыроежкин. — Кому портить? Вчера просто не до того было — свадьба же, бухие все… Сам-то как отжигал, забыл что ли?