Серёжа хлебнул остывшего чаю, провёл большим пальцем по рисунку, стирая ползущую по нему вниз рыжую каплю, и подумал, что разговаривать с предметами может только форменный псих. Потом подумал, что человек, которому почти на две недели отшибло память, под это определение и так подходит, и с чистой совестью продолжил:
— Вот скажи, Гусь, ты что, и правда, пошёл бы вены резать или с крыши прыгать, только потому что я тебя послал? В жизни не поверю. А Эл вот поверил… придурок! Ещё и других накручивает. Очередная бредовая идея у него. Скажи, а? Ведь так же? Конечно, так! Чего ещё ждать от человека, который на полном серьёзе считал себя роботом?! И сутками шлялся не пойми где… До сих пор ведь никто не знает, где он был и чем там там занимался.
Серёжа сделал ещё глоток и как можно увереннее сказал:
— Вот если бы ты, Гусь, меня бросил, я бы совершенно точно ничего с собой делать не стал! Потому что, — на этом месте Серёжа внезапно запнулся и с удивлением обнаружил, что никак не может представить себе, что Макар и впрямь его бросил. — Потому что… потому что, ну, куда ты без меня, а?
От этих мыслей внутри у Серёжи стал расползаться противный холодок, к горлу подступил ком, и даже стало немного подташнивать. Внезапно сидеть здесь, за столом в собственной теплой и светлой кухне, стало невыносимо. Он встал, вылил остатки чая в раковину, сполоснул кружку, аккуратно вытер её полотенцем и убрал в шкафчик. Затем пошёл в коридор, зачем-то накинул куртку, хотя весь был покрыт испариной, нащупал в кармане ключи, как можно тише открыл дверь и вышел на лестницу.
Звонил он недолго, но мысленно успел приготовиться, что его вежливо, а может, и не очень, пошлют по известному адресу. В два часа ночи в дверь звонить-то! Открыли почти сразу — гусевская бабка, увидев его на пороге, разочарованно вздохнула и спросила:
— Чего ты хочешь, Серёжа?
— А Макар дома? — выпалил Серёжа, слишком поздно сообразив, что даже не извинился за ночное вторжение.
Впрочем, извинений от него не ждали, по крайней мере уж точно не за это.
— Его нет, — сухо сказала Серафима Марковна.
— А он звонил? — спросил Серёжа.
— Нет. А тебе? — поинтересовалась в свою очередь Серафима Марковна.
— И мне… нет, — севшим голосом сказал Серёжа.
— Что-нибудь ещё?
Серёжа отрицательно покачал головой, и дверь перед ним тут же захлопнулась. Выходит, не только Эл беспокоится за Гуся, предки его, вон, тоже не спят. И Денис этот, любовничек херов, подорвался, как по команде, с Элом Макара искать.
Что делать в такой ситуации Серёжа не знал. Спустился на улицу, вышел во двор, беспомощно огляделся по сторонам — вокруг тихо и пусто. Ровным белым ковром лежит свежевыпавший снег, от этого двор кажется больше и светлее. Серёже сделалось так одиноко, как никогда ещё не было. Куда бежать, где искать теперь своего Гуся? А что если Эл прав, и искать уже, может, и некого?..
Серёжа так и стоял посреди двора, прислушиваясь к каждому шороху и вглядываясь в каждую мелькнувшую тень, пока совсем не перестал чувствовать ног, а глаза не начали слезиться от напряжения.
Он повернул обратно, добрёл до дверей Макара, прислонился к стенке и стал ждать. Так или иначе, а здесь он его не прозевает. Неудобно, конечно, и ноги затекают, но сейчас это было единственное место в мире, где Серёжа чувствовал себя чуточку спокойнее. Ноги потихоньку согрелись, однако, идти к себе переодевать промокшие тапки он не рискнул — вдруг отойдёт, а Макар как раз в это время вернётся?
На лестнице было прохладно, и Серёжа плотнее закутался в свою куртку. Время шло, стоять он устал, присел на корточки и незаметно для себя провалился в сон. Полностью Серёжа не отключался, стараясь всё же прислушиваться, не хлопнет ли внизу входная дверь, и время от времени заставлял себя открывать глаза. Но сновидения при этом видел. Сколько минут или часов он так погружался в полудрёму и опять выныривал из неё, Серёжа не знал — часов у него при себе не было. Снился ему всю дорогу какой-то бред, который при своём очередном пробуждении он с трудом отличал от яви, и осадок после которого всегда оставался тяжёлый и муторный. А в последний раз и вовсе кошмар привиделся. Глупый, если судить со стороны, но оттого не менее страшный. Серёже казалось, будто стоит он на балконе на каком-то высоком этаже, но не у себя дома, а где-то в другом месте. Стоит, значит, посреди зимы в домашней одежде и мёрзнет. А чтобы согреться, пьёт горячий чай — из своей любимой кружки, разумеется. Пьёт чай, смотрит, поёживаясь, на ночную улицу, но теплее не становится — его трясёт, руки двигаются плохо, и в какой-то момент кружка из озябших пальцев выскальзывает и летит вниз, на обледенелый асфальт. В ужасе Серёжа перегибается через перила, пытается схватить её, ему это естественно не удаётся, слышится звук удара, и всё, что он может — это беспомощно смотреть, как бьётся на сотни осколков его любимый богемский гусь. Во сне это событие буквально повергло Серёжу в отчаяние, да так, что он закричал, словно от невыносимой боли, а потом всё-таки перелез через ограждения и прыгнул следом за своей несчастной чашкой. От удара о землю во сне Серёжа дёрнулся наяву и как следует приложился бы головой о стенку, если бы… Если бы кто-то не успел просунуть между стеной и его затылком свою ладонь.
— Серёжа… Всё хорошо, Серёжа. Вставай, ну…
Всё ещё плохо понимая, сон это или не сон, задыхаясь от пережитого ужаса, Серёжа обеими руками вцепился в сидящего с ним рядом на полу Макара и со всей силы прижал его к себе.
— Серёжа… — выдохнул Гусев и крепче его обнял.
Серёжа судорожно стискивал в объятиях своего Гуся и тяжело дышал, говорить он не мог.
Через пару минут сознание окончательно прояснилось, Серёжа немного успокоился, чуть ослабил хватку на Макаре и смог наконец оглядеться. Вокруг всё та же лестничная площадка, освещённая тусклыми лампочками, рядом дверь квартиры Гусевых, лестница в полутора метрах… а посередине лестничного марша, прислонившись к перилам, стоит Эл.
Когда Серёжа увидел его лицо, невольно вздрогнул и сильнее прижал Макара к себе. Эл смотрел на них не отрываясь, скорбно сведя брови, и молчал. Потом нервно сглотнул, заметив Серёжин взгляд, сказал что-то беззвучно одними губами, развернулся и медленно пошёл вниз.
Серёжа не сразу понял его последние слова, а когда до него наконец дошёл их смысл, его больно кольнуло в сердце: «Береги его», — сказал Эл. Беречь? Конечно, он будет! Как же иначе? Это ведь тоже самое, что беречь самого себя — теперь Серёжа это точно знает. И если они с Гусём и дальше будут вместе, никакие опасности им не грозят, в этом он тоже уверен.
***
На улице было всё так же темно. Ради интереса Эл посмотрел на часы: надо же — утро… Через пятнадцать минут начнёт ходить общественный транспорт. Это ж сколько, получается, они на том чёртовом балконе проторчали? Теперь ведь заболеют оба. Макар так точно — он там, считай, целую ночь провёл. А вот Элу болеть нельзя — простудится, ещё Зою заразит. Тьфу-тьфу, конечно. Надо быстрее до дома добраться и уж там как-нибудь отогреться, чаю с мёдом выпить… И выспаться, да. И никакой школы сегодня.
Эл, пошатываясь, брёл к автобусной остановке, глотал холодный воздух и старался не заснуть на ходу. Стресс потихоньку отступил и на него навалилась дикая усталость.
