Серёжа будто бы видел себя со стороны. Вот он вплотную подходит к незнакомой тачке, вот наклоняется к двери пассажирского сиденья, вот внимательно приглядывается, стараясь рассмотреть салон — в машине двое мужчин, один на коленях у другого. Его штаны приспущены, он приподнимается, будто собираясь встать, и резко опускается обратно. Тот, что снизу, обнимает сидящего за бёдра, делает рукой характерные движения в районе его паха, целует через футболку его спину… В какой-то момент скачущий на нём парень почти ложится на сложенное впереди кресло, его грубо возвращают назад, так происходит ещё раз и ещё… Машина раскачивается сильнее, и всё, чего хочет в этот момент Серёжа, чтобы она замерла, не двигалась. Никогда больше. Он со всей силы бьёт сложенными в замок руками по крыше автомобиля и даже не чувствует боли от столкновения с твердым металлом. Физически он не чувствует вообще ничего, единственное ощущение, с головой поглотившее Серёжу, это смешанная с обидой ярость. И вот она наполняет болью всё его существо.

— Сука! Какая же ты сука!.. Блядь!

Он видит перед собой ещё недавно любимого человека и понимает, что единственное чувство, которое он сейчас испытывает к нему, — ненависть. Разве можно любить и ненавидеть одновременно?.. От этого Серёже становится по-настоящему страшно, он пятится назад. Макар зовёт его по имени, и звук его голоса сладкой дрожью отзывается в теле. Пока ещё отзывается.

— Не подходи ко мне, ублюдок!

В руке кусок арматуры, откуда она? Серёжа не помнит, как взял этот прут, хочет бросить его, но вместо этого замахивается на Макара. Он действительно готов ударить, избить, может, даже убить его. Если только Макар подойдёт поближе. В отчаянии Серёжа кричит:

— Ещё шаг сделаешь — уёбу! Понял?! Тварь! Больше я тебя не знаю, урод! Ясно?!

Слёзы застилают глаза, Серёжу начинает трясти. Всё. Больше испытывать судьбу нельзя. Только бы не видеть его, не знать! Никогда не знать…

Серёжа со всех ног бежит к дому, ему не хочется возвращаться туда, но деваться всё равно больше некуда. А там всё будет напоминать о том, сколько времени они провели вместе, как любили друг друга, как были счастливы. Но это ложь, обман. Не было ничего! Никакой любви. Он сдуру трахался с последней блядью, которую может поиметь любой, у кого стоит на парней, и воображал себе, что его любят. Такие люди любить не умеют. И Серёжа не умеет любить таких людей. Тысячу раз был прав Эл, когда предупреждал его: «Он шлюха, Серёжа, ты его любить не сможешь…»

Не может, да. Просто, чтобы понять это, Серёже понадобилось увидеть всё своими глазами. Интересно, сколько раз за последний год Макар проделывал это за его спиной? Скольким сосал, скольким дал, скольких сам трахнул? Нет! Этого лучше не знать. Ничего не знать, ни о чём не думать. Сосредоточиться на настоящем моменте.

В подъезде Серёжа останавливается на секунду и прислушивается — никто не идёт за ним. «Небось остался дальше трахаться со своим Денисом! Что и требовалось доказать — ему всё равно с кем», — Серёжа размазывает по лицу слёзы и решает не ждать лифт: так он услышит, если хлопнет входная дверь. Хотя зачем ему это? Ступеньки расплываются перед глазами, его всего колотит, ноги дрожат… В подъезде тишина.

В какой-то момент он оступается, нога подворачивается, Серёжа неловко машет руками, пытаясь схватиться за перила, и летит вниз.

***

— Чёрт! — выругался Серёжа, потирая ушибленную голову.

Кряхтя, поднялся на ноги и огляделся: половину лестничного пролёта он точно своими рёбрами пересчитал. Осторожно подвигал руками и ногами, вдохнул-выдохнул — вроде всё цело. Головой только о стенку шандарахнулся. Башка теперь гудела, а в месте удара выросла здоровенная такая шишка. «И чего я ночью на лестницу попёрся? Дурак!» — подумал Серёжа и осторожно, держась за перила, стал подниматься дальше.

Звонить в квартиру Сыроежкин не рискнул — если мать узнает, что ему в такое время дома не сидится, пилить начнёт, нотации читать… Всю душу вынет, короче. Нашарил в кармане штанов связку ключей и стал как можно тише открывать дверь — авось удастся проскользнуть к себе незамеченным. В этот момент внизу хлопнула дверь подъезда, и Серёжа вздрогнул, чуть ключи не уронил — звук болью отозвался в его голове. «Тоже вот, шляются по ночам всякие, людей только пугают! Алкаши наверное. Что за дом вообще такой?» — посетовал он про себя, скинул в прихожей ботинки и, пошатываясь, побрёл в свою комнату. Свет включать не стал, на ощупь добрался до дивана, разделся, плюхнулся на постель и сразу же уснул.

— Серёжа, вставай! В школу опоздаешь!

Голос матери бил по ушам, и, чтобы его его не слышать, Серёжа с головой зарылся в подушки. «Какая школа, о чем она вообще? Я ж болею», — удивился Сыроежкин и всё-таки вынырнул из своего кокона наружу.

— Мам, ну ты чего? Меня ж не выписали ещё, — проныл он, открыв один глаз.

Мать стояла перед ним в новом платье и с какой-то хитрой укладкой на голове. «Не иначе как гостей ждёт или с подружками собралась куда-то. Вот и перепутала из-за этого всё», — решил Серёжа.

— Откуда не выписали? Серёжа! Опять за старое? Нечего прогуливать и сочинять мне сказки. Иди скорее умывайся и завтракай, скоро Макар зайдёт, — сердито сказала мать и ушла на кухню.

— Это-то я-то — сказки?.. — вслед ей возмутился Серёжа. — Сама-то!.. Школу придумала, а мне только к врачу вечером. Может, не выпишут ещё.

Голова после вчерашнего падения всё ещё была чугунная, спать хотелось жутко, но встать всё-таки пришлось — надо было хотя бы до туалета дойти. И Сыроежкин, ещё до конца не продрав глаза, натыкаясь на все углы и удивляясь по дороге, кто это додумался переставлять ночью, пока он спал, мебель, потащился в ванную.

Справив нужду, Серёжа со второй попытки натянул на себя штаны, нажал трясущейся рукой на рычаг слива и, стараясь не поддаваться панике, подошёл к висящему над раковиной зеркалу. Взглянул на своё отражение и… замер от ужаса. Он себя не узнал.

========== 28. Вспомнить всё ==========

— Ма-ама-а!..

То что на помощь к нему прибежала не только мама, но и папа, который должен был быть в рейсе, Серёжа даже не понял — он в панике, вцепившись в своё лицо дрожащими пальцами и усиленно моргая, сквозь пелену слёз вглядывался в зеркало.

— Что?.. Что случилось? Ты цел? — стали наперебой спрашивать родители и одновременно крутить его во все стороны, чтобы удостовериться в отсутствии у ребёнка травм.

— П-почему я так вы-выгляжу? — едва не сорвавшись в истерику, заикающимся голосом спросил Серёжа.

— Как ты выглядишь? — не поняла мать и сама же ответила: — Как обычно ты выглядишь. Хорошо даже.

— Но я же старый! Я скоро умру, да?

— Что значит «старый»? — насторожился отец, осматривая Серёжину голову — на затылке прощупывалась здоровенная такая шишка. — Сколько тебе по-твоему лет?

— Двенадцать! — выкрикнул Серёжа. — А выгляжу на все двадцать! Я постарел за одну ночь, понимаете?! Я умру… — и разрыдался.

— На шестнадцать… На шестнадцать с половиной лет ты выглядишь, Серёженька, — прошептала мать. — Столько тебе и есть.

— Ты вчера ударялся головой? — спросил отец и осторожно дотронулся до шишки.