— Элек, кстати, шампанское любит, — продолжил резать по-живому Чиж, — он мне сам рассказывал. Хотя это по-моему девчачий напиток какой-то… А может, он для девки какой купил? — внезапно осенило Чижикова. — Ведь должна же быть у Гуся девка-то? Девчонки, вообще, таких как он, любят. Вон, даже Танька моя, уж на что мелочь пузатая, на Макара таращится.
— А может… они это… с Серёжей отмечают? — просипела в конец перепсиховавшая Зоя, сама уже не сильно веря в свои слова. — Они ведь дружат…
— Ну, теоретически, возможно, — кивнул Чиж. — Сыроега всё пьёт, что горит. Но у него самого дома бар — я аж охренел, когда первый раз увидел.
Дальше Зоя слушать не стала — ей и так хватило. Тем более, что Рыжиков бросился к своей Тане — снимать её с верхотуры: спускаться вниз оказалось не в пример сложнее, чем лезть наверх, и она, требовательно вопя имя своего брата, стала звать на помощь.
Гулять отчего-то расхотелось, и Зоя развернулась и пошла прямиком к дому. С каждым пройденным шагом подозрения, сомнения и тревоги, поселившиеся в её сердце после разговора с Чижом, разрастались и крепли, опутывая разум и созревая ядовитыми плодами ревности и страха. Войдя в квартиру, Зоя была уже почти уверена, что к кому бы ни заходил сегодня Элек, основной его целью был Макар. Он хотел его видеть, и совсем не из-за прошедшего Дня рождения — Эл просто скучал по Гусеву! И договорились они заранее, а Гусь и рад стараться — шампанское даже купил. Брют, наверное, Эл его действительно любит.
Никаких девчонок у Гуся отродясь не водилось, Зойка это прекрасно знала, чтоб там кто ни говорил. И о том, что этот рыжий пидарас интересуется парнями, она тоже давно догадывалась. Но вот в то, что отношения между Гусём и Элеком куда сложнее и серьёзнее, чем ей хотелось бы думать, Зоя верить не хотела. Не хотела, но, видно, придётся. Потому что Эл про своего бывшего друга не забыл, раз, едва вернувшись в город, побежал к нему, наплевав на все обиды. Даже про то, как в дурке из-за него оказался, не вспомнил!
В своё время Зое было тяжело признать тот факт, что её парень чересчур трепетно относится к Макару, что эти их бесконечные переглядки и словесные пикировки больше напоминают флирт, чем что-либо другое. Что Эл, похоже, увлёкся Гусевым. Теперь же всё становилось слишком очевидным — Эл влюблён и, скорее всего, не без взаимности. Зоя могла только догадываться, какие отношения связывают самого Макара и Сыроежкина, с которым они сблизились настолько, что стали больше похожи на пару, чем на двух закадычных друзей, но спинным мозгом чувствовала — даже если её интуиция не врёт, и Гусь с Сыроегой действительно крутят любовь, это никак не помешает Гусеву делать ровно то же самое ещё и с Сыроегиным близнецом.
С этим надо было что-то решать. Терять Громова, который подходил ей по всем пунктам, и которого она в общем-то любила и планировала прожить с ним долгую и счастливую жизнь, Зоя не хотела категорически. А в том, что именно это и произойдёт, если она и дальше будет сидеть сложа руки, сомнений у неё теперь не осталось.
В конце концов, им было хорошо там, в Крыму. Элек был с ней счастлив и прекрасно обходился без своего Гуся. Даже в письмах о нём ни разу не упомянул. А что это значит? То, что по-настоящему ему нужна только она, Зоя. Но вот Эл может этого и сам не понимать и под влиянием чувств наделать глупостей. Например, бросить её и спутаться с Гусём. И долг любящей женщины уберечь своего мужчину от такого опрометчивого шага. Любым способом.
— … Я тебе купил щётку. И расчёску, и даже шампунь, который ты любишь. Только приходи… Пожалуйста.
Голос Элека звучал так тепло и нежно, а по ту сторону телефонной трубки без труда угадывалась улыбка, от которой Зоя млела и таяла, как мороженое на солнце, что всякие моральные терзания, не покидавшие её последние полчаса, исчезли. Зоя пошла собираться, и уже через час была у любимого дома.
— Давай ты сначала в душ сходишь? — соблазнительно улыбаясь, Зоя попробовала выпутаться из объятий Элека и как можно деликатнее подтолкнуть его в сторону ванной. К тому что Громов набросится на неё прямо с порога и, словно пещерный человек, потащит к себе в логово, она сегодня готова не была.
— Да я уже… — с трудом переводя дыхание между поцелуями, сказал Эл. — Пока тебя ждал…
— Ну всё равно, Элек… — охнула Зоя, почувствовав его руку у себя между ног — дело шло слишком быстро.
— Тогда… ты со мной…
— Конечно! — Зоя кое-как изобразила восторг от столь интимного предложения. — Только я через пять минут. Ну, мне надо… Очень! А ты иди, — и, уже не церемонясь, выпихнула его из комнаты вон.
Эл снисходительно улыбнулся, сказал: «Ладно!» и вышел. Никаких пяти минут у Зои, разумеется, не было — в лучшем случае через две он начнёт её звать или того хуже — вернётся за ней лично. В этом плане Зоя своего парня знала, как облупленного — у него в таких делах терпения нет.
В три секунды отстегнула она английскую булавку, которой был скреплён слишком большой вырез платья, и метнулась к комоду. Ещё двадцать секунд ушло на то, чтобы нашарить в отсеке с бельём россыпь блестящих квадратиков с ребристыми краями, и столько же, чтобы в полумраке забитого трусами и носками ящика, практически на ощупь, проколоть каждый. Пять секунд, чтобы незаметно пристроить булавку на место, три — чтобы поплотнее задернуть шторы, пятнадцать — скинуть платье с трусами, потом лифчик… Чёрт, причёска! В этот раз любовь к хитрозаплетённым косам явно вышла ей боком — Зоя стала лихорадочно распускать то, что вертела утром на голове почти в течение тридцати минут.
— Зоя!.. Ты идёшь?
— Да! — срывающимся от волнения голосом крикнула в ответ Зоя и с удвоенной силой стала распутывать волосы.
Оставалось совсем чуть-чуть, но в комнату вошёл Элек — голый, весь в каплях воды и босиком. Увидел такую же голую Зойку, стоящую в куче своей одежды и воюющую с последней косой, молча подхватил её на руки и понёс в душ. «Свет!» — мелькнуло у неё в голове, уже в ванной. Будут ли заметны проколы на фольге она не знала, и единственное, о чём теперь могла думать, как убедить Эла заниматься любовью в темноте.
— Давай сегодня без света. Для разнообразия, — предложила взъезжающая обратно в комнату опять на руках у любимого Зоя и сразу же щёлкнула выключателем.
— Как скажешь, птичка моя, — шепнул ей на ухо Эл и плавно опустил на кровать.
Такого лёгкого согласия Зоя не ожидала, но про себя порадовалась — одной проблемой меньше. Однако, возникла другая — в конце Эл не позволил ей сесть, как обычно, сверху, а на это был определенный расчёт: так она могла бы сама снять презерватив и, если бы он заметно порвался, не афишируя это, выбросить. Не тут-то было — её нагнули в коленно-локтевую и за сим — всё: лежи, Зоечка, и мучайся, гадай, как всё прошло, не запалил ли тебя любовник на диверсии? Вот Зоя и лежала, вся тряслась от страха — поймёт, не поймёт?
Эл вернулся из кухни, где стояло мусорное ведро, довольный — значит, ничего не заметил, и Зоя в первые с момента своего прихода по-настоящему расслабилась: затея удалась, и её не раскрыли. На радостях полезла к нему с поцелуями, Эл опять завёлся, не глядя взял новую резинку, и всё опять прошло по тому же сценарию.
А потом до Зои дошло, что же она натворила. Представила себя с пузом и Эла, который перспективе скорого отцовства ни разу не обрадовался и даже свалил от такого «счастья» прямо… в объятия Гусева. И ей стало худо. В прямом смысле слова. Было это уже за столом — Элек поил её обещанным шампанским, угощал всякими деликатесами, а Зоя, сделав очередной глоток, опять вообразила себя одну-одинёшеньку с ребёнком или даже с двойней, без надежды поступить в институт и выйти замуж, живущую с вечно попрекающими её родителями, и, побледнев, свалилась в обморок.
