Элек занервничал. У него не было зависимости, ведь он почти не трогал лекарства, но само их наличие под рукой придавало уверенности, а сегодня и вовсе позволило нормально провести целый день в школе. Лишаться чудодейственных пилюль очень не хотелось. Он предпринял попытку отобрать таблетки, Зоя выкрутилась, попробовал ещё, опять потерпел фиаско, и уже было решился действовать в полную силу, чего сначала делать не хотел, но Зоя, предвидя своё скорое неминуемое поражение, извернулась так, что смогла дотянуться до раковины и высыпала всю пригоршню драже в сливное отверстие. И открыла кран.

— Ох, Зоя! Что же ты наделала!.. — словно царевна из сказки, чей недальновидный супруг бросил в печь лягушачью кожу, схватился за голову Эл. Но было поздно — любовно хранимые им таблетки отправились в свой последний путь по канализационным трубам.

— Что я сделала? — удивилась Зоя. — Не позволила тебе травить свой организм всякой дрянью. А теперь пойдём попьём чаю, и ты мне всё расскажешь, — она взяла его за руку и повела в кухню.

Эл так распереживался, что теперь ему придётся лицом к лицу столкнуться с суровой реальностью, причём уже завтра, что даже обидеться на Зою забыл. Да и как обижаться на любимого человека, который хоть и осложнил ему жизнь, но сделал это исключительно из добрых побуждений? К тому же, утренняя доза почти перестала действовать, и Элек опять почувствовал себя слабым, несчастным и очень одиноким. А в такой ситуации, как известно, выход один — держаться кого-то смелого, сильного и неравнодушного…

В общем, Элек всё как на духу рассказал своей девушке. И про то, откуда таблетки, и про то, зачем их собирал, и про то, как со страху этим утром выпил сразу несколько штук. Самого главного только не сказал — того, что причина его непроходящей хандры имеет совершенно конкретное имя и фамилию.

— В общем, Зоя, с тех пор, как мы тогда с Серёжей поссорились, — Элек замялся ненадолго, глотнул чаю, чтобы прополоскать пересохшее горло, и попробовал понятнее сформулировать свою мысль: — Я, как бы это сказать? Не знаю… Хотя и в прошлом уже всё, и мы нормально теперь с ним общаемся… Но всё равно, — он опять замолчал, подбирая нужное слово, — я не чувствую себя… целым что ли… Как будто кусок сердца где-то потерял, — грустно улыбнулся Элек. Вышло до неприличия пафосно, но именно так он себя и ощущал — человеком с половиной сердца.

— А я?.. — тихо спросила Зоя, когда Эл закончил свою исповедь. — Как же… я? — уже совсем еле слышно повторила она, прикрыв рукой дрожащий подбородок и, отведя полные слёз глаза.

— Без тебя меня бы уже не было, — в тон ей ответил Элек. Подошёл, обнял крепко и сам, еле сдерживая слёзы, прошептал: — Прости… прости меня, Зоя! Я идиот, псих… Тебе не повезло с парнем, я знаю… Но я так люблю тебя! И я всё сделаю, лишь бы ты была со мной!..

***

Всё было просто замечательно. Серёжа даже и не думал никогда, что можно быть настолько довольным жизнью человеком — Гусь был его целиком и полностью, даже имени Эла при нём не произносил. К тому же, практически всё время они проводили вместе: в школе, после школы, а на выходных вместе ходили в бассейн, куда чуть ли не силой затащил ленивого Сыроежкина Макар. Даже ночевать друг у друга оставались с завидной регулярностью. Родители, правда, время от времени капали Серёже на мозги, что, вот дескать, расстался с такой хорошей девушкой, и нет бы новую поискать или за учёбу как следует взяться, так он всё с Гусём своим ошивается. Как маленький, прям.

Серёжа на эти причитания предков только тихо посмеивался себе — развлечения у них с Макаром были совсем не детскими. Трахались, как кролики, проще говоря. При каждом удобном случае. Насмотревшись, как кайфует под ним его друг, Серёжа сам в итоге набрался храбрости и поддался на уговоры попробовать для разнообразия снизу. Попробовал один раз — в чём прикол не понял, сказал, что надо ещё. Потом опять — заявил, что не разобрался, а потом выдал, что он теперь будет снизу, пока не научится кончать без рук. А то чего это Гусь умеет, а он нет? Макар, правда, его маленькую хитрость сразу просёк и сказал, что своего любимого лентяя он готов трахать хоть всю оставшуюся жизнь, но иногда и Серёже придётся потрудиться.

С учёбой у Сыроежкина всё было не так радужно, как с половой жизнью, но тоже, в общем-то, неплохо. Таратар по просьбе Макара согласился дополнительно заниматься с ними обоими, и Серёжа, пусть ворча и сетуя на тяжёлую жизнь, но всё ж таки вытянул и алгебру, и геометрию на приличный уровень. А заодно и физику — потому что Семён Николаевич сказал, что она им для поступления понадобится. Слабые Серёжины возражения, что физик их просто так готовить не будет, отмёл, как несостоятельные: «Чего тут готовить-то, в рамках школьного курса? С этим и я вполне справлюсь!» Гусь, конечно, не преминул потом сообщить, что Таратар им на самом деле великое одолжение делает, и вовсе для него это не раз плюнуть: «Вон, смотри, Сыроега, как он методичками и пособиями по физике обложился — для нас старается! Ценить надо». Но ценить у Серёжи не получалось, учёба для него как была каторгой, так и оставалась. Зато результаты впечатлили — по всем техническим предметам он стал твёрдым хорошистом.

То, что любимый братишка теперь никаких поползновений в сторону его Гусика себе не позволяет и кроме своей Колбасы, с которой чуть ли не пылинки готов сдувать, никого и знать не хочет, радовало Серёжу несказанно. Конечно, было немного жаль, что с Элом они уже не так близки, как раньше, но зато все счастливы — и сам Серёга, и Гусь его, и Элек. Чего ещё желать? Эл так вообще демонстрировал собой живое воплощение достижений советской психиатрии — отличник, спортсмен, красавец, комсомолец, активист, любимец учителей и одноклассников, недосягаемая мечта всех девчонок, кроме одной. В общем, как Сыроежкин, только лучше. Спорт, правда, Громов сменил: из хоккея ушёл без объяснения причин — увлёкся самбо. Короче, как ни посмотри, кругом одни плюсы.

Майка, бывшая Серёжина девушка, каким-то образом умудрилась внушить своим кавалерам, что Серёжа — хороший парень, ни в чём не виноват, и конфликтовать с ним глупо. А всё зло — исключительно от дуры Кукушкиной. И Витёк с Вовкой, как только сами от боевых ран оправились, навестили Серёжу дома, извинились перед ним и предложили мир-дружбу-жвачку. Ну, от последнего Сыроежкин гордо отказался, этого добра ему и так хватает, но старые обиды великодушно простил. Тем более, что и сам во многом неправ был. Макар тоже Смирнову с Корольковым руки пожал и велел передавать привет Светловой, мол, она положительно влияет на своих друзей. Витёк на это кивнул, улыбнулся загадочно и обнял за шею Вовку. Тот почему-то покраснел и сказал, что Майя открывает в них новые грани. Ни Макар, ни Серёжа не поняли, что это значит, но окончанию конфликта порадовались и даже все вместе отметили это бутылкой батиного портвейна.

Жизнь однозначно налаживалась.

***

— Держи, Чиж, заработал! — Макар вложил в ладонь Рыжикову пачку Мальборо и похлопал его по плечу.

— Может, ещё чего для тебя узнать? — Чижиков задумчиво покрутил в руке сигареты и вопросительно посмотрел на Гуся. — Я никому не скажу, что ты интересуешься.

— С чего такая прыть, Рыжиков? — на всякий случай решил поинтересоваться Макар, хотя согласие своё готов был дать уже в первую секунду.

— Ну… курево заканчивается быстро, а где я ещё такое приличное достану? Это ж такие деньжищи…

— Курить — здоровью вредить, — сказал Макар и повнимательней пригляделся к приятелю.

Мелкий рыжий сосед явно чего-то недоговаривал. Он всегда был себе на уме и без мыла в любую щель пролезть мог. Часто буквально. С годами Чижиков, конечно, здорово вытянулся, Макара почти догнал, но своего умения быть в курсе дел всех своих знакомых не утратил. Как и способности узнать что угодно у кого угодно и для кого угодно. За разумное вознаграждение.